Полуобернувшись, он одарил Роберта широкой улыбкой. Водителем такси был лейтенант ФСБ Владимир Фокин.

Константина и Ларису спасло то, что Громов практически сразу вспомнил Рашидова. Оставлять в живых случайных свидетелей – русских! – не входило в планы воина истинной веры. Но удивлённый возглас майора: «Руслан?! Рашидов?! Ты?! Здесь?!» – остановил руку с зажатым в ней пистолетом.

Рашидов всмотрелся, но Громова, разумеется, не узнал: ещё бы он помнил всех «мальков» с начальных курсов.

– Кто ты такой? – спросил Руслан настороженно; пистолет он не убрал, удерживая Громова на мушке.

– Ейское училище, помнишь? Восьмидесятые, помнишь?..

Дуло пистолета дрогнуло. Рашидов, конечно же, помнил. Собственно, самые тёплые воспоминания о службе в российской армии были у него связаны именно с Ейским военным училищем.

– Ты был лучшим в выпуске, – продолжал Громов. – Мы тебя все хорошо помним.

– Кто это… «все»? – Руслан понимал, что его затягивает в совершенно ненужный и пустой разговор, но ничего поделать с этим не мог.

– Я… и другие. Алексей Стуколин, Алексей Лукашевич, помнишь их?

Лариса с немым ужасом переводила взгляд с одного на другого. Она никак не могла понять, как эти двое способны мирно беседовать, когда между ними пистолет. Не понимал этого и Рашидов, но и нажать на курок просто так уже не получалось.

– Нет, не помню, – произнёс он медленно. – А ты сам-то кто такой?

– Громов, Константин Громов – представился майор. – Неужели совсем не помнишь? Мы, правда, салаги тогда ещё были, но всё-таки…

И тут Рашидов всё понял. Майор Громов. Конечно же! Командир этой Богом забытой воинской части, которую президент выбрал в качестве полигона для отработки взаимодействия родов войск в предстоящей войне против русских. Пилот, которого он сам, Руслан Рашидов, победил несколько часов назад в ходе короткого воздушного боя. Надо его кончать. Невзирая на давнее и хорошо забытое знакомство. Тем более что хорошо забытое…

Рашидов снова прицелился, но в этот момент входная дверь распахнулась, и с мороза ввалился будущий метеоролог Гена. В руках Гена сжимал лом. Руслан обернулся ему навстречу, и тут же получил ломом по руке, в которой держал пистолет. Грохнул выстрел. Пуля вонзилась в пол, выбив длинную щепку.

– Ах ты сука! – с неожиданной яростью выкрикнул Гена. – Щекна моего подстрелил!

Удар ломом оказался удачен, и правая рука Рашидова повисла плетью. Руслан, заорав от боли, выронил пистолет и кинулся на Гену. Тот попытался встретить Рашидова ударом лома по рёбрам, но оказался не столь расторопен, и они сцепились, ворочаясь у стены и рыча, как два бульдога. Неизвестно, кто из них победил бы в рукопашной схватке, но Громов не мог оставаться безучастным наблюдателем. Презрев условности (он лежал под одеялом совершенно голый, пока нательные вещи сушились над обогревателем), Константин вскочил и, наклонившись, подхватил пистолет. После чего, не долго думая, шарахнул Рашидова рукояткой по незащищённому загривку. Руслан ойкнул и сел на пол. Глаза у него закатились.

Гена выполз из-под Рашидова, тяжело дыша и отплёвываясь. На скуле у него красовалась свежая ссадина.

– Подонок, – охарактеризовал он противника. – Щекна подстрелил. Кости бы ему переломать за это, – он пнул развалившегося на полу Руслана мокрым носком валенка, словно прямо сейчас собирался реализовать свою угрозу.

– Щекна?! – завопила Лариса, в отчаянии заламывая руки. – Нашего щенулю убил?

– Не убил, но подстрелил.

Несколько минут эта парочка ни о чём не могла думать, кроме как о своём несчастном псе, подстреленном Рашидовым. Гена сходил наружу и на руках принёс едва шевелящееся тело. Лариса плакала, гладила чёрную длинную шерсть, а Щекн тихонько поскуливал и пытался лизать ей руку. От него пахло мокрой псиной и свежей кровью.

Громову было тоже очень жаль пса, но рассудительности он не утратил. Быстро натянув ещё влажное бельё, Константин дёрнул Гену за рукав и потребовал верёвку – самую крепкую, которую тот найдёт. Гена, озабоченный тем, как бы у его молодой жены не началась истерика, не сразу понял, чего от него хотят. Но после того, как настойчивый Громов во второй раз изложил смысл просьбы, закивал, полез под стол, на котором громоздился остов поломанной радиостанции, и извлёк на свет моток верёвки. Громов принял моток, попробовал верёвку на разрыв и, удовлетворённый, занялся Рашидовым.

Через несколько минут всё было готово. Громов связал Руслану руки и ноги, посадил так, чтобы тот упирался спиной в стену и не загораживал проход. Потом критически осмотрел свою работу, подтянул узлы – вроде бы всё нормально.

Лариса продолжала причитать над несчастным псом, а Гена стоял, опустив руки. Константин решил им помочь – возвысив голос до командного, он распорядился, чтобы принесли бинт, спирт и скальпель.

После чего, отогнав Ларису, осмотрел пса. Рана была скверная, пуля засела глубоко, и Константин отказался от идеи извлечь её на месте, без помощи ветеринара. Но, по крайней мере, он мог остановить кровь. Единственное, чего стоило опасаться, – это если Щекн, очумев от боли, хватит своего «лекаря» за руку. Впрочем, опасения Громова были напрасны: пёс терпеливо перенёс перевязку – лишь дрожал и поскуливал.

Лариса тут же потребовала переложить Щекна на единственную в комнате постель. Что и было сделано.

Пока супруги занимались обустройством раненого пса, Громов сел на грубо сколоченный табурет и осмотрел трофейный пистолет. Действительно, «вальтер», модель современная и довольно распространённая – Р5. Повинуясь внезапному и совершенно безотчётному порыву, Громов разрядил пистолет и переложил патроны в карман своей куртки. Потом стал ждать.

Через некоторое время очнулся Рашидов. Он недоумённо обвёл глазами тесное помещение метеостанции, зафиксировал взгляд на Громове, затем – на своих связанных руках.

– Что ж ты, Руслан, – обратился к нему Константин, – разве так приходят в гости?

Рашидов не ответил. Он отвернулся и стал смотреть в стену.

– Значит, ты и есть вражеский пилот, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс Громов. – Ты летал на «двадцать седьмом».

Гена и Лариса притихли. На их глазах разворачивалась новая драма – драма психологического противостояния.

– Значит, ребята тебя всё-таки сбили, – продолжал Громов, перекладывая разряженный «вальтер» из руки в руку. – И какое уникальное стечение обстоятельств! Согласно теории вероятности, дорогой Руслан, встретиться нам было не дано, но мы встретились, а значит, это неслучайно.

Рашидов снова промолчал.

– Не хочешь разговаривать на отвлечённые темы? – спросил Громов. – Ладно, поговорим на более конкретные. Где находится ваша база? Сколько там машин? Кто осуществляет наведение?

Рашидов сплюнул.

– Ненавижу, – произнёс он одно только слово.

Громов пощёлкал предохранителем «вальтера».

– Почему? – поинтересовался он. – Нет, правда, Руслан, я не понимаю, в чём причина твоей ненависти к нам. Ты же был прекрасный пилот; ты и сейчас, я не сомневаюсь, остаёшься прекрасным пилотом, но этим, согласись, ты обязан нашей стране и нашему народу. И насколько я помню, ты это всегда понимал. Что же изменилось?

– Ага, – сарказма, прозвучавшего в ответе Рашидова, хватило бы на десятерых, – о долге заговорил? Все вы любите вспоминать про долг, когда припирает, но сами платить по долгам всегда отказываетесь. А я, между прочим, свой долг оплатил до конца. Ты горел когда-нибудь над Афганом? Я горел.