натянул толстые перчатки, поднял с земли аркебузу и помчался к месту сбора отряда Эйлифа. Бурлящая толпа солдат разделилась на четыре колонны, примерно по сорок человек в каждой, где некоторые были разодеты даже пышнее юноши с мандрагоровым корнем, а некоторые были в обносках хуже, чем у Даффи. Теперь почти все разговоры стихли. Запальщики каждого отряда с длинными факелами в руках прохаживались вдоль шеренг, останавливаясь против каждого, чтобы тот мог поджечь конец фитиля. Даффи велел запальщику Эйлифа поджечь ему фитиль с обоих концов, поскольку помнил случаи, когда внезапное падение гасило тлеющий конец фитиля.

Эйлиф и Бобо отделились от группы собравшихся командиров и направились через площадь к своим людям.

– Мы будем сопровождать пятьдесят рыцарей фон Зальма в их вылазке на турецкую позицию, – рявкнул Эйлиф, – которая, как вы могли видеть со стен, вон на том холме с каменной стеной на вершине. Смысл в том, чтобы выбить турок оттуда под огонь наших пушек, а затем отбросить к основным силам. Мы же останемся за стеной так долго, чтобы показать, что можем при желании ее удержать, затем возвратимся назад в город, в первую очередь рыцари. Нам отведено место на левом фланге, и я хочу, чтобы вы там и оставались, а не сновали туда-сюда. И держите марку – завтра утром в трактире Циммермана все капитаны и лейтенанты ландскнехтов встретятся с фон Зальмом и городским советом, чтобы просить прибавку к жалованью, так что я хочу, чтобы вы, ребята, выглядели безупречными профессионалами. Так?

– Так! – хором проревел весь отряд.

– Хорошо. Значит, не теряйте головы, давайте товарищам позади вас время перезарядить оружие, а туркам оказаться там, где вы можете их убить. И без ненужного героизма – это еще не последняя битва.

Вновь протрубил горн, и ландскнехты строем вышли с площади на Картнерштрассе, где повернули налево. Уже сидевшие в седлах рыцари собрались в дворике перед воротами, и солнечный луч то сверкал на отполированном шлеме или латной рукавице, то играл на раскачивающемся плюмаже. Среди прочих выделялась одетая в латы высокая фигура самого фон Зальма, раздающего воинам последние советы.

Ландскнехты двинулись двумя колоннами, окружавшими рыцарей. Сами рыцари тоже были испытанными воинами, ветеранами Крестьянских войн, Токая и дюжины других кампаний. Они давно уже преодолели презрительное отношение начинающих кавалеристов к пехоте, слишком часто побывав свидетелями незавидной участи сброшенных с коней рыцарей, которые без помощи дружественной пехоты оказывались в роли перевернутой черепахи.

Большое облако, подобное некой серой твари из морской пучины, проползло по лику солнца; когда священник стал рядом с фон Зальмом, чтобы произнести благословение, несколько воинов выругались и прикрыли фитили рукой, приняв капли святой воды в пыли за начинающийся дождь. Поспешно подбежавший конюх поставил скрепленные приставные ступеньки рядом с украшенной богатой попоной белой лошадью; фон Зальм взошел по ним и уселся в седло, высокими передней и задней луками походившее на испанский галеон. Даже со своего места Даффи мог различить две прикрепленные спереди к стременам осколочные бомбы с глубокой насечкой. Граф поднял руку – с вершины стены ударили пушки, и громадный засов Коринфских ворот сначала со скрежетом повернулся на трещотке назад, затем развернулся вперед. Отряд двинулся через ворота по четыре пехотинца и два рыцаря в ряд, и грохот усилился стуком подков и кованых каблуков по мостовой.

Прикрывающий огонь пушек, что велся в основном картечью и обломками недавно разрушенных вражескими обстрелами строений, имел целью лишь внести сумятицу в ряды турок и убить тех, кто осмелится высунуть голову из укрытия. Едва все защитники вышли за ворота, как пальба утихла. Стоявший в расплывчатой тени стены Даффи мог наблюдать, как облачка пушечного дыма уплывают к востоку, белея на сером фоне туч.

– Ландскнехты выдвигаются на двести ярдов, – рявкнул фон Зальм, – там разделяются, чтобы дать нам проход, закрепляются и ведут заградительный огонь. Когда мы прорываемся вперед и атакуем, вы бросаетесь следом в рукопашную.

Последовали короткие кивки четырех капитанов, и полторы сотни наемников строем потрусили вперед. Когда они обогнули юго-восточный угол стены, Даффи вытянул шею, но единственным различимым движением на позициях турок было облако пыли, поднятое разрозненными выстрелами. За своей спиной он мог слышать звон колоколов собора Святого Стефана – мелодичный звон церковных колоколов, извещающий о начале мессы, но не резкий, пронзительный набат, который предупреждал бы о вражеском штурме. Он обернулся на ходу и успел разглядеть последнего из неподвижно стоявших рыцарей, прежде чем высокий выступ стены скрыл их из поля зрения.

“Вот мы и сами по себе, – подумал он, стараясь не сбиться с дыхания, пока они бежали по волнистой равнине. – Надеюсь, они не замедлят последовать за нами, когда начнется стрельба”.

Несколько долгих минут ландскнехты бежали на восток в направлении, которое должно было привести их к южной оконечности низкой стены, укрывающей шайку дерзких турок. Даффи не отрывал глаз от турецкой позиции, но там ни малейшее движение не указывало на возможность контратаки. Ирландец уже изрядно запыхался и теперь со страхом думал о возможном поспешном отступлении.

Пока отряд поднимался на изрытый пушечными выстрелами пригорок, Даффи воспользовался случаем, чтобы как следует оглядеться. Прямо перед ними и дальше вправо открывались ряды плотно стоящих шатров магометанского воинства. Едва различимым красным пятном в дымке на юге виднелся шатер самого Сулеймана.

“Привет тебе, благородный султан, – подумал ирландец, чувствуя, как голова идет кругом. – Привет от того, кому однажды был предложен твой пост”.

Когда раздались два первых выстрела, ветер отнес звук в сторону, и все, что расслышал Даффи, напоминало треск от удара камня о камень; однако мгновением позже двое ландскнехтов зашатались на бегу и упали под ноги своим товарищам.

“Господи, – подумал Даффи, впервые за весь день похолодев от страха, – у них уже имеются аркебузы. Не то, что три года назад под Мохашом”.

Эйлиф забежал вперед, на ходу обернувшись к наемникам.

– Рассредоточиться! – прокричал он. – Еще пятьдесят ярдов, потом останавливаемся и стреляем!

Огонь с турецких позиций не ослабевал, и за эти пятьдесят ярдов полегло еще несколько наемников. Расчет Эйлифа, впрочем, оказался верным, ибо когда они остановились, то оказались чуть восточнее стены, которая теперь располагалась к ним торцом, и могли ясно различать белые халаты нескольких дюжин янычар.

Оказавшийся в первой шеренге Даффи упал на одно колено, чтобы изготовиться к стрельбе. Он