– Карл просто обязан прислать подкрепление, – с беспокойством заметил Блуто. – Как и папа Климент. Неужели они не видят опасности? Понятно, оборона Белграда и Мохаша стоила недешево. Они были ступеньками к Священной Римской империи. Но Вена, черт ее возьми, входная дверь! Если она достанется туркам, следующий рубеж – пролив Ла-Манш.

Даффи пожал плечами.

– Что тут скажешь? Ты прав. – Он вылил остатки пива в кружку Блуто.

Шраб и еще двое мальчишек из прислуги вошли с лестницами и принялись развешивать защитные решетки перед настенными светильниками. Горбун наблюдал за ними.

– Что, сегодня вечером ожидается серьезная гульба?

– По всей видимости, – согласился Даффи. – Раньше, когда здесь был монастырь, бочки выкатывали на улицу и гуляли там. Подчас буйству не было предела. Пасха, темное пиво, приход весны для всех объединены в одно, и они вправду могли очертя голову кинуться в веселье после долгой зимы.

Блуто допил пиво и встал.

– Так, Дафф, теперь, должно быть, половина пятого. Когда мне снова подойти, чтобы занять место в числе первых?

– Не знаю. Думаю, ближе к ужину. – Даффи тоже встал на ноги и потянулся как кот. – Пожалуй, спущусь и спрошу Гамбринуса. Увидимся. – Не спеша он прошел к лестнице в подвал, втайне надеясь, что еще раз сможет отведать весеннего пива. Пока Даффи спускался, он расслышал в темноте внизу какое-то движение.

– Гамбринус! – позвал он, но ответа не последовало. Помня о найденной на двери пивоварни петарде, он сомкнул пальцы на рукоятке кинжала и оставшиеся ступеньки спускался как можно тише. Ступив на влажный каменный пол, он с опаской оглядел полутемный подвал – никого не было.

“Видно, вдобавок к видениям залитого лунным светом озера у меня начались слуховые галлюцинации, – горько подумал он. – Но стоп! Это кто?”

Из тени за кирпичным очагом выдвинулась высокая фигура и сейчас направлялась к двери на противоположной стене рядом с находящимися на возвышении медными трубами; быстро открыв дверь, фигура пропала в темноте. Ирландец разглядел незнакомца лишь мельком, заметив рыжие или светлые волосы и свободную накидку, прихваченную у горла металлической застежкой. Даффи выхватил кинжал и кинулся к двери.

– А ну выходи! – рявкнул он.

Из темноты за дверью не донеслось ни звука, только сильнее потянуло запахом солода. Даффи отступил к очагу, щипцами вытащил тлеющий уголек и поднес его к фитилю лампы Гамбринуса. Получив источник света, он вернулся к двери и осторожно заглянул в каменный чулан. Он никого не увидел и, решив, что незнакомец прячется за дверью, прыгнул внутрь с оглушительным воплем, размахивая лампой. Комната была пуста.

– Все, с меня хватит, – проворчал ирландец.

Он поставил лампу на пол и принялся исследовать стены в поисках потайной двери, но ее не было. Вместо пола была просто влажная земля, и во всей комнате не было ничего, кроме громадного деревянного чана, вполовину выше Даффи, боковые стенки которого покрывал мох, наросший за десятилетия или, скорее, столетия. Даффи уже готов был вернуться в трапезную и приступить к размышлению над новым симптомом своего помешательства, когда заметил на стенке чана три больших деревянных крана – на уровне груди, колена и последний всего в нескольких дюймах над грязной землей. Над кранами были прибиты латунные пластинки, он присмотрелся повнимательнее. Надпись на верхней гласила “СВЕТЛОЕ”, на средней – “ТЕМНОЕ”, а нижнюю сплошь покрывала патина, и пришлось соскребать ее кинжалом. Через минуту пластинка очистилась, и он смог прочесть единственное слово: “ЧЕРНОЕ”.

“Черт меня возьми!” – подумал он, в замешательстве позабыв о неуловимом злоумышленнике. Подняв глаза, он увидел ряд трубок, выходящих из стены и соединяющихся с верхушкой чана. Может ли так быть, с брезгливостью подумал он, что одна эта емкость заменяет здесь бочки обычной пивоварни? Неужто все пиво “Херцвестен” бродит в этом громадном допотопном чане? Интересно, чистили его хоть раз?

Потушив лампу, он стал задумчиво подниматься по лестнице. “Возможно, – размышлял он, – этот белокурый человек, кто бы он ни был, намеренно завлек меня в эту комнату, чтобы я увидел загадочный чан”.

Наверху лестницы он остановился. “Я несчетные разы пил светлое “Херцвестенское”, – думал он, – каждую весну мог попробовать темное. Но что же такое “Херцвестенское” черное, и почему я никогда о нем не слышал?”

Блуто уже ушел, и единственным человеком в трапезной, помимо Шраба и его помощников, была Ипифания. Она вытерла столы, перемыла и сложила в стопку подносы и теперь обессиленно присела за отведенный прислуге стол, прихватив маленькую кружку пива.

– Пиф, любовь моя! – воскликнул ирландец. – Куда ты подевалась?

При звуке его голоса она вздрогнула, но тут же встревоженно улыбнулась.

– Это ты, Брайан, куда-то подевался, – ответила она. – Я весь день тебя ищу. Анна говорит, ты попал вчера в переделку. Боже милостивый! – воскликнула она, подойдя к его столу. – Как ты умудрился все лицо расцарапать?

– О, вездесущие чудища задали мне жару. Впрочем, и я им. Ты занята за ужином?

– Хвала господу, нет. – Она откинула влажную прядь со лба. – Тут, видно, будет настоящий содом.

– Тут и без того содом. По-моему, наш управитель спятил. – Он потянулся через стол, взял ее пиво и допил. – Поднимемся в твою комнату. Мне нужно тебе кое-что рассказать.

Она исподтишка разглядывала его.

– Ты, Брайан, как драный котяра. Все новые шрамы поверх старых. – Мигом позже она ухмыльнулась и встала. – В мою комнату? Прошу.