– Р-ррр, гав, – произнес Ривас.

Уиндчайм быстро повернулась к нему и склонилась над койкой.

– Ривас? – взволнованно спросила она. – Ты меня слышишь?

Ривас пробормотал что-то неразборчивое и попытался усмехнуться.

Барбара повернулась к Урании.

– Почему бы тебе не попробовать поговорить с ним? Урания поменялась с ней местами.

– Привет, Грег. Это Ури, помнишь?

Он молчал такдолго, что она открыла уже было рот, чтобы сказать что-нибудь еще, но тут он чуть приоткрыл глаза.

– Да, – сказал он наконец. Он так и продолжал щуриться, словно в фургоне было слишком светло. – Как долго... – прохрипел он. Говорил он не очень разборчиво, но даже так в голосе его слышалось презрение. – Тринадцать лет. Я провел без сознания тринадцать лет.

– Ох, нет, Грег, – возразила Урания. – Всего два дня.

– Сойер, – тихо произнес он. – А мне-то казалось, я бросил его, когда мне исполнился двадцать один год. Десять лет назад. Но я был кем-то вроде... странствующего послушника, что ли? – Он устало замолчал, потом вдруг широко открыл глаза и сделал попытку сесть. – Боже, – прохрипел он, едва не теряя сознание. – Где его кристалл, где он? Его нельзя...

Барбара тронула его за плечо и показала на полку со стоявшей на ней бутылкой.

– Здесь.

– Ах... – Он обмяк, вспотев от облегчения. – Хорошо. Не открывайте ее.

– Что это? – спросила Урания. – Ты сказал «он». Это что, Господь сидит в бутылке текилы?

Ривас переводил взгляд с Урании на Барбару и обратно.

– Вы сильно оцыплячены, а, леди? – спросил он. Барбара нахмурилась.

– Ну, выходим из этого, – подумав, ответила она. – Теперь я... я понимаю, что он... не настоящий Бог. То есть я понимаю это, но...

Урания печально тряхнула головой, глядя на бутылку текилы.

– Выходит, мне придется возвращаться домой и выходить за Джо Монтекруза.

– Сколько тебе сейчас, Ури, – сказал Ривас, – тридцать? Ты вольна делать все, что хочешь. Тебе не обязательно выходить за этого парня, если ты не хочешь.

Урания неуверенно мотнула головой.

– Я помню часть ужина, сестра Уиндчайм, – сказал Ривас. – Но как мы оттуда выбрались? И... что случилось со мной? – Он ощупал свою забинтованную голову.

– Ты должен звать ее Барбарой, – назидательно вставила Урания.

– Меня могут помнить по... гм... птичьей кличке, – пояснила Барбара. – Ну, дом начал рушиться сразу после того, как ты кинул в него этим... ну, вроде спрута, а потом пули засвистели так, что и не пошевелиться было. Сестра Сью пошевелилась – она хотела сорвать эту штуку с Гос.. с Сойера. Потом, когда ты... зарезал его, тебе в голову попал камень. Я была уверена, что ты умер или вот-вот умрешь, но все-таки положила тебя в лодку и стала грести к ближайшей арке. Я думала, один из тех мостов рухнет на нас и раздавит всех троих – похоже, так и случилось с большинством тех, кто был на плотах, – но я решила, чего уж ждать, лучше двигаться. В общем, через арку мы попали в узкий туннель, и там все было не так плохо, с его потолка только камешки и песок сыпались, а волны из большого зала подгоняли нас, помогая плыть. Она покачала головой.

– Помнишь, когда... он сказал, что все эти люди должны умереть? Так вот, даже когда он вроде бы умер, они не хотели менять его планов. Некоторые заплыли в ту же арку следом за нами, но даже не пытались залезть к нам в лодку... они даже плыть не пытались. Они пытались утопиться и совсем с ума сходили, когда против желания всплывали глотнуть воздуха.

Ну, я все гребла и гребла, и когда мы наконец выплыли наружу, мы оказались в одном из каналов, так что я стала грести дальше. Потом я нашла небольшой причал – его под деревом почти видно не было, оставила вас двоих там, а сама вернулась.

Урания жадно слушала, и Ривас заподозрил, что она тоже слышит эту историю в первый раз. А может, она и не особенно просила рассказать?

– К этому времени дом уже почти весь рухнул, – продолжала Барбара, – и я слышала звуки, словно тюлени лаяли... или гуси трубили в этом бассейне меж рухнувших стен, только это было как будто они говорили ртами, которые не говорят по-человечески. Казалось, они все пытались сказать: «Где же ты, Господи?» А некоторые голоса доносились с неба, где какие-то твари летали, и это звучало так страшно... то есть не голоса, а хлопанье мокрых крыльев. Хорошо, что было темно, так что я их не видела. В общем, из того туннеля все выплывали тела, и я обшарила карманы трех-четырех, кто был одет получше. – Она рассказывала об этом как о само собой разумеющемся, но Ривас видел слезы в ее глазах и судорожно стиснувшие край одеяла руки. Одеяло натянулось как кожа на барабане. – У пары из них нашлось довольно много денег. Я забрала деньги и вернулась к вам. – Кусок одеяла оторвался с треском, заставившим всех троих вздрогнуть. – Урания все плакала. У тебя был такой вид, будто ты вот-вот испустишь дух. Мы прождали там до утра, а потом я нашла для нас комнату и привела к тебе доктора. А потом я потратила почти все оставшиеся деньги на этот фургон, печку для пончиков и двух лошадей, и с тех пор дела у нас идут хорошо. – Она опустила взгляд на порванное одеяло. – У моего отца была пекарня, так что я... умею...

– Вот только нам приходится все время переезжать с места на место, – добавила Урания.

– Покалокас все время вынюхивают нас, – объяснила Барбара. – Я хотела двигаться на восток, чтобы попасть в Эллей, но эти чертовы тетки заставляют нас делать объезды. Сначала они быстро проходят мимо. Потом возвращаются уже медленнее, и если мы после этого не трогаем лошадей