– В холл, – буркнул Боуз. – Направо – в комнаты, налево – во двор с конюшнями.

– Отлично, проверим...

Огни вдруг вспыхнули ярче; собственно, огней как таковых больше не было, скорее какое-то странное свечение, менявшее окраску с ярко-оранжевого на белый. Второй раз за этот вечер Дойль начал задыхаться в раскаленном, лишенном кислорода воздухе.

– Он делает это с улицы! – прохрипел Бургхард. – Бежим!

Бургхард с Лонгвеллом ринулись в холл. Дойль собирался за ними следом, но вспомнил про беспомощного Стоуэлла и бросился обратно в обеденный зал, полыхавший уже вовсю.

Стоуэлл сидел на полу, подслеповато щурясь на яркие языки пламени. Дойль подскочил к нему, рывком поднял на ноги и потащил за собой к распахнутой двери на улицу. Стоуэлл оступился, Дойль потянул его за руку – и в это мгновение деревянная балка над входом треснула, рассыпая белые искры, и рухнула на порог, а за ней не меньше полутонны кирпича и досок.

– Вот черт! – выругался Дойль. – Назад, на кухню! – Он схватил Стоуэлла за плечо и потащил обратно. – Осторожно, там пекло, – предупредил он и распахнул дверь. Они бегом, вслепую пересекли помещение; поднятые их шагами искры летели им на одежду и бороду Дойля, начинавшие уже заниматься, когда они оказались наконец в относительной прохладе холла. – Там должен быть еще выход, – прохрипел Дойль и тут заметил, что вся левая сторона холла, прогорев, обвалилась. – Иисусе! – в отчаянии прошептал он.

– Тссс!

Дойль повернулся на звук и даже почти не удивился, увидев взиравшую на него с пола голову трактирщика.

Только потом он сообразил, что тот по шею стоит в какой-то яме.

– Сюда, болваны! – прошипел Боуз. – В погреб! Из него ведет ход в сток на соседней улице... хотя кой черт мне сдалось спасать ублюдков из Богом проклятого Братства Антея?..

Дойль стряхнул оцепенение и, толкая все еще не пришедшего в себя Стоуэлла перед собой, поспешил к люку. Боуз торопливо спустился по стремянке, помогая Стоуэллу ставить ноги на перекладины. Дойль спустился последним, закрыв люк за собой. И вот они уже стоят на каменном полу, оглядывая едва видные в слабом свечении цепей на ногах штабеля ящиков и бочек.

– Эх, такое вино французское... – вздохнул трактирщик, кивнув в сторону ящиков. – Ладно, нам сюда, где лук... – Они двинулись вперед по узкому каменному коридору.

– Зачем вам такой потайной ход? – спросил Дойль, инстинктивно понизив голос.

– Не ваше дело... тьфу, черт, какая теперь разница... Там, дальше, подземный сток расширяется так, что в него могут лодки из реки заходить. Порой не стоит беспокоить джентльменов с таможни насчет кой- какого товару... а порой, бывает, кому из господ надобно уйти, да только не через видную всем дверь.

«Вот опять я ухожу в невидимую дверь», – подумал Дойль. Стоило им пройти по туннелю шагов сорок, как цепи потускнели и погасли совсем.

– Мы вышли за пределы действия магии, – пробормотал Стоуэлл.

– Уж не ваши ли это цепи подожгли мне дом? – буркнул Боуз. – Ага, пришли, вон луна светит сквозь решетку.

Пол туннеля делался выше под решеткой, и Дойль, слегка присев, уперся плечами в чугунную решетку.

– Будем надеяться, – ухмыльнулся он Боузу, – что вышибать решетки у меня получается лучше, чем корежить пивные кружки. – Потом он напряг силы, и ухмылка сошла с его лица.

«Самое забавное в том, – думал герцог Монмут – он дрожал от холода и подошел поближе к горящему трактиру, – что на самом деле я вполне могу обойтись и без этих чародеев... и без их чертова поддельного брачного свидетельства. Говорил же я Фике, что у меня есть все основания полагать, что моя мать действительно сочеталась законным браком с королем Карлом и повенчал их епископ Линкольнский, в Льеже. Почему бы ему не поискать настоящее свидетельство?»

Герцог от досады закусил губу – впрочем, губа и так была изрядно искусана, – ибо он знал ответ, и ответ этот был ему не по вкусу. Было совершенно очевидно, что Фике не считает Монмута законным наследником трона, – следовательно, его усилия продиктованы никак уж не заботой о благе отечества. «Когда я наконец взойду на престол, этот чертов чародей наверняка будет ждать от меня ответных услуг, – подумал он. – И судя по всему, главной среди них будет та, о которой он бубнит уже не первый год: отказ от всех британских интересов в Танжере. Вот интересно, – удивился Монмут, – с чего это Фике так стремится не дать европейским властителям закрепиться в Африке?»

Он покосился на неестественно высокого Фике – тот стоял поодаль и держал в руках черную шкатулку с фальшивкой.

– Чего ты ждешь, чародей?

– Ты можешь заткнуться? – огрызнулся в ответ Фике, не отрывая взгляда от горящего здания. Внезапно он встрепенулся. – Ага! Вон!

Из-за угла дома показался пылающий человек – он несся невероятными прыжками по три ярда каждый. По пятам за ним неслись еще двое, тоже частично горящие; по крайней мере с их башмаков сыпались искры.

Фике сделал шаг вперед, и в это же мгновение один из двоих бросился вперед и сбил пылающего человека с ног, опрокинув его в сугроб.

Грамотно спасает, подумал было Монмут, но тут третий, толстяк, подскочил к застывшему и все еще горевшему телу и, к ужасу Монмута, выхватил кинжал и направил его в грудь лежащему – но лезвие отскочило, как от камня, и двое барахтавшихся в снегу сцепились в отчаянной схватке.

«Еще несколько шагов, и я с ними разделаюсь, – думал на бегу Фике. – Это не помешает, ибо этот волшебник, должно быть, испытывает адскую боль, лежа на голой земле. Впрочем, эти смертные все равно не смогут убить его ни огнем, ни холодной сталью... ни свинцом», – добавил он про себя, увидев, что соперник чародея выхватывает из-под плаща пистолет с широким стволом.

Бургхард знал, что выстрелом из пистолета чародея не убить – тем более в пределах действия магической сферы – и толку от этого будет не более, чем от дурацкой попытки Лонгвелла с кинжалом, но он видел, что доктор Ромени, вытянув руку, схватился за цепь Лонгвелла – рука на глазах потемнела, и чародей взвыл от боли – и резким рывком оторвал ее. Теперь ничто уже не мешало доктору Ромени расправиться с беззащитным Лонгвеллом, и Бургхард в отчаянии вскинул пистолет, сунув его практически в лицо чародею, и, когда тот уже раскрыл рот для сокрушительного заклинания, спустил курок.

Лицо доктора Ромени разлетелось, словно замок из песка под ударом ноги, и он рухнул на залитый кровью снег. Бургхард и Аменофис Фике оба застыли, уставившись на распростертое, неподвижное тело, и тут герцог Монмут, явно не желая оказаться замешанным в убийстве, в то время как его отец-король запретил ему ступать ногой на британскую землю, развернулся и бросился прочь.

Бургхард медленно повернулся и выбил из рук Фике черную шкатулку.

Дойль отвел себе на попытки ровно тридцать секунд; когда он досчитал до двадцати восьми, чугунная решетка, больно впивавшаяся в его плечи, неожиданно подалась. Он отшвырнул ее в сторону, выбрался из сточного отверстия и помог вылезти на мостовую трактирщику и Стоуэллу.

– Ты слышал шум? – спросил он у Стоуэлла. – Или мне от натуги померещилось?

– Слышал, – кивнул Стоуэлл, потирая плечо. – Выстрел и крик.

– Тогда возвращаемся.

Они бегом вернулись туда, откуда пришли – правда, на этот раз по мостовой. Не успел Дойль сделать несколько шагов, как цепь у него на ноге снова начала нагреваться, и он устало потянул меч из ножен.

Однако когда они свернули за угол, все уже закончилось. Бургхард и Лонгвелл сидели на мостовой, созерцая пожар. Бургхард машинально подбрасывал в воздух и ловил маленькую черную шкатулку, но она упала на мостовую, а сам он вскочил при виде приближающихся к ним трех закопченных фигур.

– Боже, как вам удалось выбраться? – вскричал он. – Ваш чародей обвалил дверь сразу же, как мы выскочили.

– Вышли подземным ходом, – прохрипел Дойль шатаясь: усталость от приключений этого вечера наконец навалилась на него. – Где Ромени?

– Мне каким-то образом удалось убить его, – ответил Бургхард. – Похоже, здесь его ждал кто-то из его