«Если беседа вдруг приобретет опасный оборот, – не раз повторял ему Ромени, – и вы утратите защитную завесу, что дает вам мое покровительство, немедленно возвращайтесь сюда, в лагерь, пока люди на улице не разорвали вас на части, как крысы – увечную собаку...» Однако слова этого бородача пробуждали в нем что-то еще, что-то более важное, чем наставления Ромени.

«Распутством не гнушаясь безобразным, душою предан низменным соблазнам...» – услышал Байрон собственный голос. Эти непонятно почему столь знакомые слова, казалось, разбудили и выпустили на свободу целый рой воспоминаний, разом нахлынувших на него. Вот он стоит с Флетчером и Хобхаузом на борту брига «Спайдер»... албанцы в Тепелене в белых юбках и расшитых золотом шапках, на поясах – украшенные дорогими самоцветами пистолеты и кинжалы... выжженные солнцем желтые холмы под синим небом Морей... что-то связанное с лихорадкой и... и врач? Мозг его с почти наяву слышным стуком захлопнулся, отгораживаясь от этих воспоминаний, но голос продолжал нараспев: «Но чужд равно и чести и стыду, он в мире возлюбил многообразном, увы! лишь кратких связей череду да собутыльников веселую среду...»

Ему показалось – чья-то рука перехватила ему горло, и он знал, что это доктор Ромени. В голове его прозвучал приказ лысого доктора: «Немедленно возвращайтесь в лагерь!»

Он встал, в замешательстве оглядывая остальных посетителей низенькой, задымленной залы, и, на ходу бормоча извинения, устремился к двери.

Дойль тоже вскочил, но голова его закружилась от непривычного роста, и ему пришлось схватиться за стол, чтобы устоять на ногах. Боже мой, подумал он, бросаясь в погоню за молодым человеком, это ведь в самом деле Байрон – он знает «Чайльд-Гарольда», которого никто в Британии не узнает еще целых два года! Но что с ним? И почему так ошибается его биография? Как он мог оказаться здесь?

Шатаясь, подбежал он к двери и остановился, привалившись к косяку. Где-то справа в толпе виднелась курчавая голова Байрона, и он неуверенно двинулся в ту сторону, отчаянно желая научиться носить это весьма и весьма неплохое тело с тем же изяществом, что в свое время Беннер.

Люди поспешно расступались, пропуская шатающегося великана с безумным взглядом и львиной гривой, и он нагнал Байрона уже у следующего кабака. Схватив его за локоть, он бесцеремонно втолкнул его внутрь.

– Пива мне и моему другу! – по возможности внятно произнес он тетке за стойкой, удивленно вытаращившей глаза. Черт бы подрал этот искусанный язык, подумал он. Он отвел вяло сопротивлявшегося молодого человека к ближайшему столу и усадил, потом склонился над ним, положив руку на спинку стула так, чтобы тот не имел возможности сбежать. – Теперь выкладывайте, – загремел его голос, – что с вами? Вам не интересно, откуда я знаю эти строки?

– Я... я болен, – беспокойно произнес Байрон; улыбка его казалась безумной, особенно когда он так явно нервничал. – У меня мозговая лихорадка... прошу вас, мне надо идти... я болен... – Фразы вылетали из него по одной, словно были нанизаны на бечевку, которую Дойль тянул у него изо рта.

Неожиданно Дойль вспомнил, где ему приходилось видеть такую же бессмысленную улыбку: на лицах религиозных сектантов, побирающихся в аэропортах или у входов в недорогие рестораны. Черт возьми, подумал он, да он ведет себя так, будто его запрограммировали!

– Как вам сегодняшняя погода? – спросил Дойль.

– Прошу вас, мне надо идти. Я болен...

– Какое сегодня число?

– ...у меня мозговая лихорадка, что до сих пор время от времени затуманивает мой рассудок...

– Как вас зовут?

Молодой человек зажмурился.

– Лорд Байрон, шестой барон Рочдейл. Не угостить ли вас пинтой чего-нибудь?

Дойль опустился на стул напротив.

– Да, спасибо, – ответил он. – Вот как раз нам несут.

Байрон выудил из кармана золотой и расплатился за пиво, хотя к своему не прикоснулся.

– Если вы удивляетесь тому, что настоящий пэр делает...

– «Ведь он прошел весь лабиринт Греха, – перебил его Дойль, – содеянного зла не искупая...» Кто это написал?

Улыбка Байрона снова исчезла куда-то, и он отодвинул стул, но Дойль встал и загородил ему выход.

– Так кто это написал? – повторил он.

– Э-э... – По бледному лицу Байрона струился пот, и когда он наконец ответил, это прозвучало не громче шепота: – Я... я написал.

– Когда?

– Год назад. В Тепелене.

– Как давно вы вернулись в Англию?

– Я не... четыре дня? Кажется, я был болен...

– Как вы попали сюда?

– Как я...

Дойль наклонил свою львиную гриву:

– Вот именно. Как вы сюда попали. На корабле? Каком? Или сушей?

– О! О, конечно. Я вернулся... – Байрон нахмурился. – Я... я не помню.

– Не помните? Вам это не кажется странным? И откуда, как вам кажется, я знаю эти ваши стихи? – Черт, подумал он, жаль, нету здесь Тэда Патрика.

– Вы читали мои стихи? – спросил Байрон с той же таинственной улыбкой. – Вы оказали мне большую честь. Впрочем, теперь все это представляется мне ребячеством. Теперь я предпочитаю поэзию действия. Меч разит вернее слова. Моя цель – нанести удар, что разрубит...

– Постойте, – сказал Дойль.

– ...разрубит цепи, сковывающие нас...

– Да постойте же! Послушайте, у меня не так много времени, и голова действует неважно, но ваше присутствие здесь... мне необходимо знать, что вы здесь делаете... ох, черт, да мне необходимо узнать кучу вещей... – Дойль поднес ко рту пивную кружку, и голос его превратился в едва различимый шепот. – Например, настоящий ли это 1810 год или поддельный...

Несколько секунд Байрон смотрел на него, потом неуверенно потянулся за своей кружкой.

– Он сказал, чтобы я не пил, – произнес он.

– Ну его к черту, – пробормотал Дойль, смахивая с пышных усов клочья пены. – Вы что, будете докладывать ему о каждой выпивке?

– Ну... ну его к... к черту, – согласился Байрон, хотя произношение давалось ему с трудом. Он сделал большой глоток, и когда он опустил кружку, его взгляд сделался более осмысленным. – Ну его к черту.

– Кто это «он»? – спросил Дойль.

– Кто?

– Черт, ну, этот – тот, что запрограммировал... простите, тот, что запряг, оседлал вас и надел шоры? – Байрон удивленно нахмурился, и только что появившаяся в его глазах ясность снова начала угасать, так что Дойль поспешно сказал: – Доброе утро, дружище! Я – лорд Байрон. Не угостить ли вас пинтой чего-нибудь? Если вы удивляетесь тому, что настоящий пэр делает в месте, подобном этому... – кто это все говорил?

– Я говорил.

– Но кто сказал это вам, кто заставил вас вызубрить это? Это ведь не ваши слова, верно? Попытайтесь вспомнить, кто сказал все это вам.

– Я не...

– Закройте глаза. А теперь услышьте эти слова, только произнесенные другим голосом. Что это за голос?

Байрон послушно закрыл глаза, помолчал и только потом ответил:

– Более низкий. Говорит старик.

– Что он еще говорил?

– Милорд, – голос Байрона и впрямь зазвучал на октаву ниже, – эти заявления и реплики должны