прилавком просидел, а в поле до глубокой ночи проработал за сохой. Мысли его в тот миг продолжали свой беспорядочный бег в голове, и он никак не мог сосредоточиться, дабы серьёзно подумать, что же ему предпринять. Иуда успокаивал себя, надеялся, что его не узнали, но тревога, а вернее страх, дикий и неуемный страх, поселившись внутри него, не давал спокойно и трезво мыслить ни о чём другом, кроме как о римлянах, одновременно заставляя вспоминать первую встречу с прокуратором.

– Всё! Это конец! Он нашёл меня! Прикинулся, что не узнал! Бежать, надо бежать! Но куда? В Сирию? Боже мой, что делать, что делать? Прокуратор ведь приказал мне отправлять ему донесения каждый месяц, а я столько лет молчал. Меня казнят! Эти римляне приехали за мной! – словно в бреду метался Иуда, не в силах найти выход. В тяжёлых мыслях прошёл весь остаток дня. Минул вечер. Наступила ночь, но и она не принесла ему облегчения, а только усилила панику. Правда, под утро Иуда немного успокоился, и ему даже удалось задремать, ибо усталость от бессонной ночи дала о себе знать.

«И чего я так испугался? Если бы прокуратор меня искал, то нашёл бы. Но ведь прошло четыре года, спокойных и тихих. Ну и зачем зря паниковать? Здесь-то я временно. А помощник-то, прокураторский, вполне вероятно, случайно проезжал. Да и не нужен я прокуратору, для чего ему меня искать, и какая польза от того? Пилат, скорее всего, забыл обо мне? Да и не узнал меня его помощник. Завтра же распродам всё вино и домой. Приеду и женюсь на хозяйской дочке. А, может, и правду говорят, что у страха глаза велики? Вот брошу сейчас с испугу всё, убегу и что? Заново начинать жизнь, когда она так удачно складывается?» – думал в полудрёме Иуда, успокаивая самого себя. Постепенно он уснул. Сон его был спокойным и глубоким. Ему даже приснилось что-то доброе и хорошее, вот только пробуждение оказалось не радостным.

Проснулся Иуда оттого, что на его живот неожиданно упало что-то очень тяжёлое. Он открыл глаза и увидел стоявшего в дверном проёме человека. Свет падал тому со спины, и поэтому лицо неизвестного невозможно было рассмотреть, но Иуда сразу понял, кто перед ним.

– Что же, ты, тайный наш осведомитель по прозвищу «Гончар», не подавал о себе никаких весточек? Прокуратор не доволен тобой! Более четырёх лет бездействия могут вредно сказаться на твоём здоровье! Ты меня понял, Иуда из Кериота? – насмешливо сказал Савл.

Иуда молчал. Он не знал, что говорить и как оправдаться. Страх, ушедший было вчера, вернулся вновь и овладел им настолько, что бедняга находился в полном оцепенении. Савл, мой помощник, спокойно наблюдал за самостоятельно отошедшим от дел тайным нашим соглядатаем. А Искариот, испугано выпучив глаза, продолжал молчать, будто ему отрезали язык. Ведь он не догадывался, что мой помощник совершенно случайно встретил его в городе на базаре. Не ведал Искариот также, что накануне отъезда в Птолемаиду центурион имел разговор со мной, прокуратором, именно о нём, уроженце Кериота, однажды уже оказавшего помощь в подавлении бунта и задержании главного зачинщика беспорядков. Если бы Иуда услышал хотя бы часть той беседы, то сразу бы понял, что его услуги срочно понадобились мне, поэтому, вызвав к себе своего помощника, я строго приказал ему:

– Мне нужно, чтобы наш человек вошёл в ближайшее окружение проповедника из Капернаума, прозвище которого Назорей. Хотя область Галилея формально мне не подчиняется, но зато она граничит с Самарией. Говорят, тот человек собирает большие толпы, раздаёт деньги нищим, того и гляди, поднимет людей на бунт. Нужен соглядатай, толковый, грамотный, хитрый, который докладывал бы о каждом шаге так называемого проповедника. Лучшего осведомителя чем тот, который выдал священника в Ивлеаме и которому я отрубил пальцы, подыскать будет сложно. К сожалению, не помню как его по имени?

– Иуда, сын Рувима, – подсказал тогда помощник.

– Вот, вот. Иуда! Его надо постараться найти! Он умён, сметлив, любит деньги, тщеславен, к тому жаждет власти.

Уроженец Кериота даже не мог предположить, что его будут искать по всей области, но тщетно, ибо следы, затерявшиеся пару лет назад, обнаружить так и не удастся ни в Иудее, ни в Самарии, ни даже в Перее с Десятиградием. И вдруг такая неожиданная удача...

Итак, Иуда молчал, ибо, чувствуя свою вину, не знал, что говорить и как отвечать. Но главное было не в этом, Искариот внезапно ощутил, что его больше не терзает тот дикий страх, от которого ещё вчера он готов был выть волком или накинуть верёвку на шею. Перед ним стоял помощник римского прокуратора, а Иуда не боялся его, так как понимал, что тот приехал не убивать и даже не наказывать его, но по какому-то весьма важному делу. Да и в тяжёлом кожаном мешочке были деньги, об этом Искариот догадался сразу, когда кошелёк, упав на его живот, звякнул тем звуком, который могли издать только монеты, причём золотые.

«Если бы меня хотели наказать, то не стали бы давать деньги, – здраво рассудил Иуда, поэтому его сейчас уже занимал совершенно другой вопрос, – интересно было бы узнать, сколько же там монет?»

Савл прекрасно понимал, какие мысли одолевают в данный момент уроженца Кериота, поэтому и дал тому немного времени всё осмыслить и прийти в себя.

– Ладно, Иуда, будем считать, что твой отдых закончился. В Капернауме, что находится в Галилее, объявился некий проповедник, имя ему Иисус, родом же он из Назарета, а посему прозвище его Назорей. Сегодня тебе надлежит закончить все дела здесь и затем отправиться в Капернаум! Надо как можно скорее найти того самого Назорея, стать для него своим человеком, которому бы он полностью доверял, и проследить за каждым его шагом! Ты сможешь это сделать! – тоном, совершенно не терпящим возражений, приказал Савл.

– Проповедника не придётся искать долго, – тяжело вздохнул Иуда.

– Это почему же? – удивлённо вздёрнув вверх свои густые чёрные брови, спросил мой помощник.

– Чего искать-то, коли, он уже найден. Я знаю его, – прозвучал короткий ответ Иуды.

– Д-а-а-а-а?! – изумляясь ещё больше, протянул Савл. – Это просто замечательно! Ты «Гончар» опережаешь время! – похвалил центурион будущего первого ученика, ставшим некоторое время спустя его помощником проповедника из Капернаума. Иуда ничего не ответил римлянину, но про себя подумал: «Ничего не поделаешь, придётся подчиниться, зато хозяйские деньги возвращать не придётся».

Центурион уже повернулся, намереваясь уходить, но вдруг неожиданно развернулся и строго сказал:

– Работу сразу бросать не надо. Деньги за вино, что хотел оставить себе, вернёшь своему хозяину. Прокуратор на службу воров не берёт, но вешает их. Ему нужны честные доносчики! Плата твоя будет достойной. Аванс ты уже получил! В кошельке найдёшь также тайную печать, которую надлежит ставить на своих доносах, дабы те, кому следует, отправляли их прокуратору в первую очередь! И не хитри, Искариот, нам про тебя всё известно!

Савл ушёл, не попрощавшись и не спросив Иуду, где и как он успел познакомиться с проповедником, за которым уже был приставлен следить.

Оставшись один, уроженец Кериота трясущимися от волнения руками развязал кошелёк и высыпал его содержимое себе на колени. Вздох облегчения и возглас радости одновременно вырвались из его груди. Золотые монеты чарующе и жадно засверкали в лучах восходящего утреннего солнца. И было их ровно тридцать.

Наступал вечер. Солнце потихоньку скатывалось за горизонт. Сбор урожая на винограднике, где работал Иуда, уже закончился. Всё ёмкости были заполнены отжатым соком солнечной ягоды, плотно укупорены и запечатаны. В глубоких земляных ямах напиток доходил и дображивал, дабы приобрести свой необыкновенный вкус, крепость, аромат, который всегда отличал молодое виноградное вино.

Подходил срок созревания хмельного напитка. Уже следовало подумать и о продаже молодого вина нового урожая. Обычно это дело поручалось кому-то из слуг, но в тот раз Иуда попросил хозяина отпустить его. Уж очень нравилось уроженцу Кериота заниматься торговыми делами, путешествуя по Галилее, Перее и побывав даже в Сирии. Как никто другой Иуда умел что-то выгодно сторговать, дабы потом, набросив на купленный товар пару лепт, перепродать его кому-нибудь другому, получив малую прибыль, но думая при этом: «Капли дождя, когда их много, заставляют реки выходить из берегов, так потихонечку я и сам разбогатею».

На повозке, запряжённой парой волов, Иуда выехал со двора ещё до восхода солнца. Он решил ехать в Тивериаду, город большой, богатый, расположенный на берегу озера. Путь туда был неблизким, вот поэтому Искариот и торопился, дабы, поднявшись ранним утром, попасть в город до наступления вечера. Ночью, да