из бутылки потягивая виски, сосредоточиваю все свое внимание на связи между этими двумя фотографиями.

Несимметричное, чуть удлиненное лицо мужчины, принадлежащего к типу увлекающихся. Кожа на лице кажется негладкой, и не столько из-за неровностей, сколько из-за пятен, которыми она покрыта. Видимо, он подвержен аллергии. Правый глаз излучает волю, а левый, с опущенным внешним углом, какой-то вялый, немигающий, грустный, как у некоторых собак. То же впечатление производит и тонкий нос, слегка искривленный влево. Четкие губы, словно очерченные по линейке. Верхняя губа, тонкая, нервная, нижняя — пухлая, спокойная, на левой щеке несколько невыбритых волосков. Прежде его лицо казалось мне лицом делового человека, но этой ночью — состояние, что ли, у меня такое — я нахожу и некоторые черты мечтателя. Я не чувствую к нему ни враждебности, ни предубеждения, но никак не верится, что этот человек может и в самом деле появиться и заговорить со мной. Выражению его лица больше всего подходит нынешнее состояние, будто он специально родился, чтобы существовать в виде отпечатка на фотобумаге. Наискось прорезающая фон светлая полоса. Может быть, это часть строения, отсвечивающего на солнце, а может быть, и платная скоростная автострада.

Другая фотография напоминает огромный плод телесного цвета — женские ягодицы на совершенно черном фоне. Они кажутся огромными, потому что занимают весь кадр, но тем не менее выглядят скорее изящными. Формой они напоминают что-то. Да, конечно, плод мушмулы… бледной мушмулы несколько необычной формы, гибрид мушмулы и груши… видимо, потому что кусок материи, постеленной на пол, не особенно черный, нижняя часть видится зеленоватыми прозрачными полушариями… они глубоко западают внизу и резко выдаются в конце позвоночника… во впадине явственно ощущается испарина… верхняя часть непрозрачно белая с едва заметным розоватым оттенком… ту непрозрачность, видимо, создает покрывающий тело пушок, и белизна тоже, вероятно, результат отражения света от пушка. Поскольку я выбрал фото, где натурщица сильно наклонилась вперед, видимая под определенным углом спина, на которой выстроились в ряд позвонки, точно полузасыпанные песком древние курганы, окрашена в цвет слегка подрумяненной пшеничной корочки. Почему-то к этому цвету я испытываю особое влечение.

Тонкий и нежный пушок, как на очень дорогом бархате… приятно смуглая, упругая, как у ребенка, кожа… даже с помощью самой совершенной техники современная цветная фотография не может, конечно, воспроизвести все оттенки цвета. Однако… нет, я не собираюсь снова возвращаться к признанию Тасиро, но… и все же, если подвергнуть сомнению ложность лжи, совсем не исключено, что первая ложь обернется правдой… к тому же и сама женщина подтвердила, что он увлекался цветной фотографией… так что не следует еще полностью отметать вероятность того, что и это ню — его произведение. Возможно, Тасиро с такой настойчивостью опровергал свое первое утверждение именно потому, что не хотел, чтобы стало известно, каким образом эти фотографии оказались у него. Предположим, но интересно, можно ли определить это по его лицу. Ведь когда мужчина смотрит, когда мужчина во что-то всматривается, на его лице образуются совершенно определенные морщины. Житель вывернутого наизнанку мира, который не может убедиться в существовании объекта, пока не впитает его в себя…

Я придерживаюсь именно такой точки зрения. Прежде всего интересно знать, достаточно ли у Тасиро сноровки, чтобы использовать широкоугольник. Потом этот альбом, названный «Смысл воспоминаний». Женщина, спокойно, сознавая, что ее фотографируют, приняла даже несколько театральную позу. Ее силуэт в ночной сорочке, сквозь которую просвечивают очертания тела… (Почему она разрешила мне рассматривать эту фотографию? — от безразличия ли, по рассеянности, сознательно ли, а может быть, из природного кокетства?..), да, очень возможно… натурщицей служила сама его жена, моя заявительница…

Внутри у меня все сжимается. Я убираю его фотографию, оставив только фотографию женщины. Утро еще не наступило, но бутылка виски уже пуста. Радио беспрерывно передает американские народные песни. Под одеялом жарко, я не отрываю глаз от плода мушмулы. В моем воображении женщина превращается в маленькую девочку. Мушмула, покрытая очаровательной тонкой пленкой, напоминающей перепонку лягушачьей лапки. Женщине, несомненно, пошла бы короткая ярко- красная юбка. Где это у меня причудливо переплетается и смешивается, как в репродукции Пикассо, висящей в комнате женщины, с воспоминанием о той странной девушке, которая служит в ателье у моей жены. Головокружительный акробатический номер с бесконечно повторяющимся падением с абсолютно безопасного каната, разложенного на земле. А что, если пойти с женщиной в ателье к моей жене и заказать ей там платье? Хотя постой, она ведь говорила, что хочет подыскать себе работу. Может быть, устроить ее к жене?.. Перепонка лягушачьей лапки стала еще очаровательнее, превратилась в оливкового цвета резину… что разрушается, что остается?.. на пластиковом потолке, отделанном под дерево, появляется все то же лицо… смеющаяся луна… почему так страшен сон, будто меня догоняет полная луна, который я вижу два-три раза в год? Сколько ни ломал голову, что так и осталось для меня загадкой…