Если я хочу получить нужные сведения, то смогу добыть их у этих двух рабочих. Беру в рот сигарету и предлагаю им:

— Хочу кое о чем спросить у вас…

— Курить запрещено!

Прерывает меня хриплым голосом тот, что постарше, но молодой спокойно берет сигарету, зажигалку, пламя которой взметнулось чуть ли не на два сантиметра, подносит сначала к своей сигарете, а потом, не — гася, сует мне, прямо под самый нос.

— Ничего, ветер сейчас западный.

— Пора бы тебе запомнить, как обращаться с огнеопасными материалами — у нас ведь специальные правила.

— Уж очень ты своей жизнью дорожишь. — Зажигалка продолжала гореть, но это его нисколько не смущало. Я же постарался побыстрее прикурить, решив, что лучше уж тлеющая сигарета, чем полыхающая зажигалка. — Если и загорится, страшно только в первую минуту. Здесь все кругом застраховано, и будь я управляющим, наоборот, радовался бы пожару.

Управляющим?.. управляющий — это еще одна диковина… На окраинах беспрерывно растущего города в одну ночь среди полей неожиданно возникают новые улицы. И что ж тут удивительного, если появляется огромное количество управляющих?

— Сопляк ты зеленый.

— Лучше уж быть зеленым, чем фиолетовым, как твой нос.

— Ты кого хочешь переспоришь. — Старший потер пальцами нос, посиневший то ли от холода, то ли от водки. В углах глаз у него скопилось что-то похожее на мед, не то слезы, не то гной.

Молодой перепрыгнул через кювет, подошел к дороге, где в ряд стояли баллоны, и сказал мне удивительно мягко, даже ласково:

— Знаете, с ним случай-то какой вышел. Он землю продал и деньги получил, а у него на автомобильных гонках двести тысяч иен вытащили, а триста тысяч он в электричке положил в сетку и забыл. С тех пор пьет.

— Хватит глупости молоть, — сказал старший без всякого выражения, не отрицая, но и не подтверждая, лениво направляясь вместе с товарищем к баллонам, — давай поторапливаться, а то скоро новые привезут.

— Я хотел только спросить… — Словно преследуя их, я тоже перепрыгнул через кювет и пошел между ними. Выражения их лиц теперь, когда они ушли с освещенного места, было уже не разобрать, и я, взяв чемодан под мышку, включил магнитофон. — Сколько времени вы здесь работаете?

— Я уже почти год, — бросил молодой, перетаскивая баллон, — а он — месяца три, наверно?

— Сегодня ровно три месяца и десять дней. Куда денешься…

— Тогда вы, наверно, знаете, — направляю микрофон в сторону молодого, — …о начальнике отдела Нэмуро из фирмы, которая вам газ поставляет… о Нэмуро-сан, начальнике торгового отдела… он, должно быть, не раз бывал здесь…

— Да нет, вроде не слыхал… — На узкую, и тридцати сантиметров не будет, доску, переброшенную через кювет, нужно ловко положить наискось баллон и с силой развернуть его, а потом, используя естественный уклон, перекатывать, подталкивая его то рукой, то ногой. — Да что там говорить, когда хозяин сменил бывшего поставщика на «Дайнэн», для нас прямо как бомба разорвалась… мы совсем ничего не знали…

— Это когда случилось? — неожиданно резко и стараясь показать, что голосовые связки напряглись потому, что поперхнулся дымом. — Когда заключили сделку с нашей фирмой?..

— Вроде бы летом… когда перемена эта случилась, у меня был как раз выходной и я пошел на реку купаться, а там один парнишка утонул…

— В июле?.. Августе?

— Должно быть, в июле.

Июль — как раз то время, когда он, видимо только что назначенный начальником отдела, изо всех сил, используя все доступные методы, старался убедить топливную базу М. пересесть в новое седло. А может быть, благодаря этой успешной операции его и выдвинули в начальники отдела. Во всяком случае, его усилия принесли плоды, и сейчас эта база ведет дела с фирмой «Дайнэн». Но даже в том случае, если бы все произошло наоборот: операция провалилась и сделка не состоялась, случившееся все равно можно было связать с его исчезновением. Правда, кое о чем приходится сожалеть. О том, что опять зря расходовал батарейки магнитофона.

Где-то вдали раздается металлический звук взрыва и долго перекатывается, отражаясь от холмов, окружающих город. Видимо, это выхлопная труба мощного грузовика. Выключив магнитофон, иду за молодым, парнем, ловко перекатывающим баллон:

— А в конторе нет человека, который все знает? Я бы…

— Да нет… — И не давая отдыха рукам: — В конторе одна секретарша осталась… новенькая… да еще ее измучил этот гнусный тип, неизвестно откуда он взялся, она даже разревелась — говорить с ней сейчас без толку.

— Гнусный тип?

— Да вроде бы пройдошливый коммивояжер какой-то… я частенько его встречаю у красных фонариков у реки…

Мы как раз стоим у входа в склад с односкатной крышей. Вместе с подошедшим сзади рабочим, тем, что постарше, они одним движением поднимают баллон и кладут на другие, лежащие уже в три ряда. Судя по звуку от столкновения металла с металлом, весит он, наверно, порядочно.

— Можно я загляну в контору?..

— Холодно что-то сегодня…

Старший, не проявляя никакого интереса, сгорбился и, приплясывая, снова идет к дороге.

— Здесь пройдете и сразу налево. — Шмыгнув носом, молодой указывает подбородком на проход между домом и складом, смотрит на густо-черное небо и, зажав пальцами дыры на рукавицах, идет за старшим.

Пробираюсь через узкий проход, и тут же слева — плохо подогнанная раздвижная дверь, стекло в которой залеплено клейкой лентой. Запах, будто в бензине растворили нечистоты… или скорее запах удобрений, смешанных с мочой. Пронзительный скрип двери, движущейся по искривленному полозу. Нерешительно приоткрываю щель, достаточную, чтобы как-нибудь пролезть в нее, и тут же, как это бывает лишь на топливных базах, в лицо бьет, точно мокрым носовым платком, потная жара.

Напротив двери, почти до самого потолка, ширма. Прикрепленное кнопками расписание автобусов, напечатанное в две краски. Перевожу взгляд влево — там лишь один старый канцелярский стол, как конторка вахтера, он повернут лицом к входу. Над столом — коротко стриженная головка девушки, под столом — плотно сдвинутые круглые белые колени.

— Добрый вечер, — говорю я жизнерадостнее, чем следует, не глядя на девушку и поглаживая руки от плеч до кистей, будто втирая в тело тепло.

— Добрый вечер…

Не верю своим ушам. Ответил мне будто мужской голос. Нет, это действительно мужской голос. Он исходит не от девушки, а вроде бы из-за перегородки. Голос мне нравится. Наверно, это тот самый посетитель, о котором говорили рабочие. По мере продвижения вперед в поле моего зрения, одно за другим, попадает: металлический стеллаж… белые занавески на окне, еще больше подчеркивающие безвкусное убранство комнаты… перед стеллажом странные на вид искусственные цветы из пластмассы… потом телевизор… круглый столик, покрытый пластиком, отливающим серебром… на нем уже знакомая мне пепельница с кошками по углам… и на фоне всего этого знакомый мужчина, который сидел, положив подбородок на руки…

Это был он.

Он… без всякого сомнения, он… самозваный братец… без пиджака, с распущенным черным галстуком, вспотевший лоб, он самодовольно улыбается, выпятив подбородок… без пиджака он выглядит уже не таким мощным, и плечи у него покатые и узкие… зачем понадобилось ему появляться в таком месте?..