хитрость, но наговорить на автоответчик: «Эй, я лезу на стену. Приди и трахни меня!» – с ее стороны было бы уж совсем по-детски непосредственно.
– Привет, я не уходил, а выгуливал собачку Джины, – сказал Питер в трубку, играя телефонным проводом.
– Ты позволяешь этой шлюшке вертеть тобой как угодно. Что, ее шавка еще не сдохла?
Питер почувствовал комизм ситуации: ну и штучка, сначала звонит ему чуть ли не в полночь с недвусмысленным предложением, а теперь называет Джину шлюшкой.
– Спрячь-ка коготки, Шерил. Сама-то где была до полдвенадцатого?
– Пришлось съездить кое-куда. У меня столько всего произошло… Можно я заеду к тебе на минутку? Мне позарез надо посоветоваться.
– Заезжай, конечно. Я, правда, немного устал сегодня. Длинный был день…
– Договорились, сейчас приеду.
– Пока.
Бойкие болельщицы
Джина и Линда переминались с ноги на ногу на дискотеке в «Фазе». Музыку ставила дородная (точнее, толстая) девушка-ди-джей, сидевшая высоко в кабинке на некоем подобии эстрады. Должно быть, из «специально приглашенных» – ни Джина, ни Линда раньше ее здесь не видели. О ней было известно одно: что ее зовут Таня и она никогда не ставит музыку по заявкам танцующих. Девушка выслушивала просьбу насчет той или иной песни, кивая и приговаривая: «Сейчас поищу», а затем ставила то, чего желала ее толстая задница. Однако Джина нашла эту методу действенной: по выходным клуб теперь бывал переполнен.
Натанцевавшись до упаду, Джина выбралась из толпы и нетвердой походкой направилась к бару. Перед ее глазами плавали цветные пятна. Настроение у нее было лучше некуда, но Джине хотелось достичь следующей степени блаженства, а для этого следовало выпить.
– Мне еще пива, Перл, – попросила она барменшу. Наверное, Джина была единственной девушкой традиционной ориентации в Вашингтоне, которая обращалась по именам к персоналу «Фазы».
– На здоровье, детка. Ты еще не перебрала?
– Абсолютно точно – нет. Я не выполняю норму месяцами…
Перл ухмыльнулась и ловко открыла бутылку «Миллер» светлого.
– За счет заведения, дорогая.
Не успела Джина отхлебнуть пивка, как сзади нее раздался голос:
– Джина, неужели ты?
Обернувшись, Джина не сразу узнала говорившую.
– Боже мой, Анни! Как поживаешь? – с удивлением воскликнула она.
– Лучше всех… Вот уж не ожидала тебя здесь встретить! Джина никогда не подумала бы, что Анни посещает «Фазу».
– Я здесь с подругой. Она на дискотеке.
– Что же она бросила тебя одну-одинешеньку?
– Я уже устала танцевать, – ответила Джина.
– А со мной?
– Ну разве что будешь очень настаивать…
Анни за руку повела Джину на танцпол, в царство мигающих огней. Они протиснулись в середину толпы лесбиянок и начали медленно раскачиваться под музыку. Последняя порция пива оказалась ударной, и несколько минут спустя Джина неожиданно для себя прижалась к партнерше и стала танцевать, как героиня фильма «Грязные танцы», раскачивая бедрами. Она не испытывала влечения к женщинам, но, находясь под хмельком, не отказала себе в удовольствии подразнить Анни, раз уж та лесбиянка. «Первая фаза» был одним из немногих баров для «розовых». Джина уже привыкла к лесбиянкам, лесбийским клубам, лесбийским барам и лесбийским ассоциациям книголюбов; ее вообще перестало удивлять, что везде одни лесбиянки. Раньше Линда почти силком вытаскивала ее на подобные вечеринки, но потом Джина поняла, что провести ночь среди женщин нетрадиционной ориентации лучше, чем скрашивать досуг в обществе Гомеса и телевизора.
– Я и не знала, что ты по-прежнему живешь в округе Колумбия. Многие переехали, – сказала Анни, когда они вернулись в бар.
– После колледжа я нашла здесь работу, так что осталась в Вашингтоне…
– Ты живешь в центре?
– Да, рядом с Дюпон Серкл, в нескольких кварталах отсюда.
Если Анни приняла сцену на лесбийской дискотеке за объяснение в любви, то сейчас она решает, куда им поехать – к ней домой или к Джине.
– А ты, Анни, где сейчас живешь?
– В Адаме Морган.
– Твои родители по-прежнему в Вашингтоне?
– Нет, переехали в Мэриленд несколько лет назад, – ответила Анни. – Сыты городом по горло. Преступность, знаешь ли, потом перенаселенность…
