революционерке Александре Коллонтай, вышедшей из дворянской семьи. В 1918 году Дыбенко командовал Красной Гвардией, разогнавшей Учредительное собрание. Но в нем еще некоторое время оставался коммунистический идеализм: когда советское правительство решило не отменять смертной казни, Дыбенко пытался даже выйти из партии.[958] Его ближайшими друзьями в Военной академии были расстрелянный в 1937 году Урицкий и командарм Федько, переведенный 2 февраля 1938 года с бывшего поста Якира на Украине в заместители Наркома обороны, но проработавший там лишь недолгое время перед исчезновением.[959] Отметим мимоходом, что все трое — Дыбенко, Урицкий и Федько в 1921 году были направлены из академии на подавление Кронштадтского восстания.[960]

Но теперь исчезли не только бывшие сподвижники Сталина, вроде Дыбенко, надо было и другим бывшим врагам отомстить за старые обиды. Среди арестованных были, как мы уже упоминали, первый главнокомандующий Красной Армией командарм Вацетис, которого Сталин и Ворошилов хотели снять в 1919 году с поста как предателя. Тогда Троцкий успешно защитил Вацетиса. С тех пор Вацетис занимал ответственные посты в военной инспекции и Военной академии.[961]

27–29июля 1938 года произошло следующее крупное избиение военных руководителей. В те дни были уничтожены флагман Орлов, командармы Алкснис, Белов, Дубовой (до того возглавлявший Харьковский военный округ), Дыбенко (см. выше), Вацетис и Великанов (командовавший Байкальским военным округом).[962] Среди других погибших были комкор Грязнов, командовавший Среднеазиатским военным округом,[963] а также легендарный герой гражданской войны Ковтюх.[964] Писатель Александр Серафимович вывел Ковтюха под именем «Кожух» в романе «Железный поток», причем любопытно, что и после исчезновения Ковтюха «Железный поток» переиздавался как ни в чем не бывало. Он переиздается и до сих пор.

Адмирал Викторов и комкор Н. В. Куйбышев были схвачены на день или два позже, 1 августа.[965] Известна судьба и еще нескольких менее видных жертв: А. А. Свечин, бывший генерал-майор императорской армии и в тридцатых годах коллега Вацетиса по академии им. Фрунзе был расстрелян 29 июля; К. А. Озонин, комиссар Харьковского военного округа при Дубовом — 1 августа;[966] без сомнения, были и другие жертвы. Операция была столь же широкой, как и в июне 1937 года, но на этот раз она была полностью засекречена. Она была, по-видимому, связана также с ликвидацией ряда крупных партийных деятелей, развернувшейся в эти же дни.

Последний большой удар по руководству Дальневосточной армии был нанесен несколько позже. Мы расскажем об этом и рассмотрим результаты небывалого по масштабу уничтожения командного состава вооруженных сил. Но и без этого уже очевидно, что Сталин, если и избавился от какой-то опасности, угрожавшей его власти, то в то же время причинил громадный ущерб обороноспособности страны.

В апреле 1937 года начались перевыборы местного партийного руководства. Это послужило поводом для шумной кампании в печати против тех, кто, подобно Постышеву, нарушал партийную демократию. Таких находили повсюду. Кампания началась с грозной директивной статьи «Внутрипартийная демократия и большевистская дисциплина».[967] Автором статьи был Борис Пономарев, тот самый, который в октябре 1961 года стал секретарем ЦК КПСС.

Аресты членов ЦК начались с Ленинграда. Кроме Москвы, только в Ленинграде и в Закавказье уже стояли у власти беспощадные первые секретари (Жданов и Берия), готовые вести беспредельный террор.

Говоря о результатах убийства Кирова, И. В. Спиридонов, выступая на XXII съезде партии, заявил:

«Ленинградская партийная организация понесла особенно большие потери… В течение четырех лет в Ленинграде шла непрерывная волна репрессий по отношению к честным, ничем себя не запятнавшим людям. Часто выдвижение на ответственную работу было равносильно шагу на край пропасти. Многие люди были уничтожены без суда и следствия по лживым, наскоро сфабрикованным обвинениям. Репрессиям подвергались не только сами работники, но и их семьи, даже абсолютно безвинные дети, жизнь которых была надломлена, таким образом, в самом начале. Репрессии. были совершены или по прямым указаниям Сталина, или с его ведома и одобрения».[968]

На деле, однако, первые волны террора ударили по беспартийным и по массе низовых работников. Жданов продолжал действовать сталинскими методами. Он ослабил старые кировские кадры снизу, заменив много старых низовых работников на уровне райкома. Но до поры до времени он не сбрасывал с постов главных помощников Кирова, многие из которых были членами или кандидатами в члены ЦК. Они продолжали занимать свои высокие посты в городе и области. В частности, вторым секретарем обкома оставался пока Михаил Чудов, работавший с Кировым. Печатник по профессии, большевик с 1913 года, Чудов был переведен в Ленинград в 1928 году для поддержки Кирова. Он был членом ЦК и входил в Президиум XVII съезда партии. В 1934 году на похоронах Кирова в Москве Чудов произносил надгробную речь от имени ленинградцев, он был членом правительственной комиссии по организации похорон Кирова. Более чем кто-либо другой Чудов представлял кировские традиции в Ленинграде.

Старые партийные руководители такого уровня, как скоро выяснилось, были неприемлемы для Сталина ни в одном районе страны. Но в Ленинграде такие люди были особенно нетерпимы для вождя. Во- первых, они были тесно связаны с Кировым и его платформой, а все, что связывалось с Кировым, было теперь объектом особой сталинской враждебности. Во-вторых, это были те самые люди, которые 1 декабря 1934 года, услышав выстрел, бросились в коридор Смольного и должны были заметить — как теперь известно, действительно заметили — отсутствие охраны и другие подозрительные признаки.

Избавиться от них сразу означало создать сильное впечатление, что Сталин был настроен против Кирова и что он хотел устранить всех, кто знал что-либо об убийстве. Но с победой Сталина на февральско-мартовском пленуме 1937 года такие мотивы перестали играть роль.

Террор в Ленинграде уже и до 1937 года был жесточайшим даже по советскиммеркам. Но в последующий период, когда террор охватил все политическое и хозяйственное руководство, он стал страшнее, чем почти во всех других местах страны. Это означало почти стопроцентное уничтожение руководящих кадров, тогда как в других районах цифра колебалась между восьмьюдесятью и девяноста процентами.[969] О деталях террора в Ленинграде имеется больше информации, чем о последовавшем уничтожении руководства в других областях. По ленинградским данным можно составить полное представление о том, какого рода операция обрушилась теперь напартиюи на все население.

Вернувшись в Ленинград с февральско-мартовского пленума, Жданов сделал доклад на областном партийном активе. Его доклад изобиловал суровыми нападками на различные райкомы города. На том же партактиве выступил комиссар государственной безопасности первого ранга Ваковский, говоривший о том,