Слушатели также находились под большим впечатлением, и каждый считал, что теперь у него перед глазами есть пример и что он получил четкое разъяснение своей сумбурной жизни. Все покинули семинар в приподнятом настроении, оттого что внезапно ощутили в себе огромные интеллектуальные способности, со смутным, едва ли не религиозным предчувствием того, что напали на след чего-то очень значимого в своей жизни.

Но Ивонн знала, что уже на улице это осознание улетучится, полученные примеры забудутся, и, когда на следующий день кто – то из слушателей захочет рассказать обо всем своим коллегам, сможет припомнить только отдельные, весьма расплывчатые детали. Но ощущение новизны все же будет еще живо, и «Твое время» получит кучу бесплатной рекламы, поскольку все в один голос скажут, что они посетили фантастический семинар, который изменил их изнутри.

Никто из них понятия не имел о том, что это была целиком заслуга Ивонн. И лишь она одна знала об этом.

Чтобы оказывать подобное влияние на группы людей, нужно иметь большой талант. И может быть, даже очень большой, думала Ивонн, стоя в кругу оживленно беседовавших участников семинара, которые собрались в одном из помещений отеля, чтобы за стаканом вина и бутербродом отметить конец дня. Мимо нее проскользнула Лотта, а рядом с ней один очень старательный мужчина с ухоженной бородой. Она любезно кивнула, искоса бросив на Ивонн взгляд, и растянула уголки губ в довольной улыбке, украдкой подняв вверх большой палец. Ивонн с благодарностью кивнула ей в ответ. Как бы то ни было, у нее все получилось, она прекрасно знала свое дело.

Десять минут спустя Ивонн вышла из женского туалета и направилась прямиком через ресторан гостиницы в комнату, где проходила неформальная встреча другой группы. Освещение в зале было приглушенным и почти интимным, но, подойдя ближе, она сразу же узнала его.

Сунув одну руку в карман брюк, а в другой держа стакан с виски, Бернхард Экберг разговаривал с двумя женщинами. Он держался естественно и явно был в приподнятом настроении. Бернхард умело жестикулировал стаканом, не выплескивая содержимого, а его собеседницы хохотали над его репликами.

Внезапно он повернул голову в сторону Ивонн и замер на месте. Он ее увидел!

Да, но тот взгляд, которым он посмотрел на Ивонн, был всего лишь удивленным взглядом слегка подвыпившего мужчины, заметившего хорошенькую женщину. Но в его глазах не было и намека на то, что он узнал ее.

Ивонн, не глядя на Бернхарда, словно его и не было, проскользнула мимо.

Она подошла к залу, где заседала ее компания, но затем, передумав, медленно вернулась в ресторан. Укрывшись за барной стойкой и сновавшими людьми, она стала издалека наблюдать за Бернхардом.

Никогда еще она не видела его в роли, которая так отличалась от той, что была ей знакома. Вероятно, не столь разительно, как сама Ивонн от Норы, и тем не менее.

Она подумала о том, что, так же как и у нее, у Бернхарда было такое место, где он чувствовал себя уверенно, где его уважали и ценили. В своей профессиональной деятельности он, очевидно, не был трагическим неудачником. В его компании речь шла о банкирах – Ивонн поняла это из подслушанных ею обрывков фраз. Бернхард и его коллеги собрались вместе по случаю какого – то праздника.

И как раз в тот момент, когда Ивонн подумала об этом, одна из женщин, которая разговаривала с ним, повернулась к только что подошедшему другому мужчине. Бернхард обратился было к другой собеседнице, но та уже с кем-то болтала. И, прерванный на полуслове, Бернхард, по-детски приоткрыв рот и с выражением растерянности, так хорошо знакомым Ивонн, остался стоять в одиночестве.

После того как в последние десять минут он уверенно выдавал себя за опытного светского льва, ему следовало бы вновь заговорить с кем-нибудь – по-видимому, он был лично знаком со многими из присутствовавших в ресторане, – либо отделиться от толпы и допить виски, который он до этого только пригубил. Но вместо этого Бернхард, выглядевший растерянным и едва ли не испуганным, так и остался стоять с выражением полной беспомощности в своих широко раскрытых карих глазах. Прямо как ребенок, оказавшийся один посреди огромной толпы.

Ивонн стоило немалых усилий удержать себя от того, чтобы не подойти к нему и не сжать его руку.

Она стремительно покинула ресторан и снова присоединилась к своей компании.

В предместье пришла весна. Зацвели фруктовые деревья и форзиции. На клумбах увядали последние нарциссы, и тюльпаны раскрыли свои запыленные бутоны.

Бернхард Экберг сидел за обеденным столом и пытался работать. Окно в сад было открыто, а в прихожей жужжала пылесосом его домработница Нора Брик.

Она вернулась к нему! После трех долгих месяцев отсутствия эта удивительная, добросердечная и загадочная женщина, телефона которой не было в телефонной книге и имени которой не знали даже в справочном бюро, наконец-то снова здесь. А что ему оставалось делать, кроме как ждать и надеяться? Когда по прошествии некоторого времени она так и не появилась у него дома, он подумал, что она мертва. Насколько серьезной была ее болезнь? По телефону она сообщила, что температура у нее поднималась до сорока градусов. Бернхард не находил себе места от одной только мысли, что она, тяжелобольная, лежит в полном одиночестве в своей маленькой квартирке, где-то в пригороде, а может, и вовсе умерла, и никому нет до нее дела.

Его аккуратная, добросовестная Нора, всегда четко приходившая по понедельникам и четвергам, не исчезнет вот так, запросто, без серьезного на то основания.

Бернхард чувствовал, что именно она придавала ему новые силы ходить на работу, и он снова продолжал что-то делать, пусть даже это была только видимость. Уже давно, возможно даже на протяжении всей жизни, его душа была пуста. И только с появлением Норы он ощутил в себе прилив целебной благой силы. А когда Бернхард оказался лишенным этой силы, он снова сник, и с каждым днем ему становилось все хуже и хуже. В конце концов он перестал ходить на работу и только лежал на диване перед телевизором.

Поначалу он смотрел телевизор и пил. А потом больше не мог ни смотреть в этот злосчастный экран, ни есть, и в итоге даже пить. Завернувшись в свой шерстяной плед, грязный и неухоженный Бернхард изо дня в день только и делал, что лежал на диване в комнате с задернутыми шторами и выл, как дикий зверь: «Нора! Нора!» И должно быть, она его услышала, поскольку в один прекрасный день вновь неожиданно появилась в его доме. Она раздвинула шторы, и проникшие в комнату солнечные лучи заблестели в ее волосах, выглядевших теперь совсем иначе, как-то еще сочнее, отчего ее голова сияла теплым светом. Да, уж не ореол ли святости окружает ее красно-коричневую шевелюру? А может, это ее глаза были тем самым солнцем, от которого он уже успел отвыкнуть за столь длительное время, что сидел за задернутыми шторами? Ослепленный, он прошептал, прикрывая глаза рукой:

– Это ты – мой ангел-спаситель?

Женщина рассмеялась, а потом раскрыла окно и сказала, что ему нужно немедленно отправляться в душ.

Когда Бернхард вышел из душа, Нора уже без пальто сидела на диване и ждала его. На ней было летнее платье в мелкий белый цветочек на голубом фоне. Бернхард убрал плед, сел рядом с нею и, переполняемый чувством покорной благодарности, взял в руки ее ладони. Она высвободила руку, но только для того, чтобы прикоснуться к его щеке. Бернхард вдохнул ее аромат, отдававший дешевым, но очень приятным мылом, и в следующую секунду сила ее тепла передалась и ему в своей самой сильной и концентрированной форме. Метнувшись к Норе, он прижался к ней так, словно был поглощен очень мощным энергетическим полем.

«И почему я все-таки вернулась к нему?» – спрашивала себя Ивонн, вынимая вилку пылесоса из розетки и легким нажатием ноги вынуждая кабель со стремительным грохотом скрыться в потайном отсеке в задней части корпуса прибора.

В памяти ее навсегда отпечатался образ Бернхарда с вытаращенными от испуга глазами посреди сновавшей в ресторане толпы.

Вернувшись домой после семинара, Ивонн поругалась с Йоргеном. Она поинтересовалась у мужа, где тот