и присев обхватил руками колени и уткнулся в них лицом.

Из странного оцепенения меня вывел звук разговора, подняв голову, я прислушался.

Разговор был на самой грани слышимости, но я понял с какой стороны он идет.

Злобно ощерившись, я поднялся, и одним прыжком вылетев из бочага, еще раз прислушался.

Определившись точнее, я тихой тенью скользнул в ту сторону. Мне уже было пох. й что будет дальше, главное для меня это скинуть на кого-нибудь тот заряд жгучей ненависти накопившейся во мне с той минуты как я свалился в яму с изуверски убитым старшиной.

Прижавшись к стволу дерева на уровне земли я осторожно выглянул одни глазом и присмотрелся к двум вооруженным мужикам, разговаривающим о чем-то на польском. Одним из них был мне хорошо знакомый бородатый поляк, тот который называл меня Москалем, когда обнаружил в стоге сена.

Стояли они очень удобно для нападения. Дерево за которым я прятался, росло на краю не глубокого оврага, на дне которого и стояли оба разговаривающих мужика. Оглядевшись, я увидел на расстоянии семи метров очень привлекательное бревнышко. И судя потому, что на нем имелись следы топора, было понятно что его кто-то принес сюда, а заметив остатки веревки на концах, понял как принесли сюда старшину.

Головы поляков были как раз на уровне края оврага, но кусты малины прикрывали меня от их взглядов. Осторожно перебирая руками стараясь не хрустеть сухими ветками, валявшимися на земле, просто убирая их в сторону, я дополз до бревнышка и стараясь двигаться тихо подтащил его к себе, замирая от любого шороха.

Вернувшись обратно, я заметил что оба поляка настороженно прислушиваются, значит я был не так тих как хотелось бы. Поэтому я сделал то, что должен был. С диким криком, которому позавидовал бы Тарзан, я вскочив и сделав небольшой разбег оттолкнулся от края оврага и в прыжке с замахом опустил лесину на голову ближайшего поляка. Кричал я не только для того чтобы завести себя, но и для того чтобы ошеломить их, что у меня прекрасно вышло. Жертва даже не сдвинулась с места, только успела с испугом втянуть голову в плечи.

С хрустом, череп не только развалился на две части, брызнув своим содержимым, но и сломал лесину. Не обращая внимание на падающее тело первого я подхватив поудобнее укоротившееся бревнышко, и стал наносить удары по второму, пытавшемуся содрать с плеча ремень винтовки. Второй мужик похоже понял что это бесполезно и стал закрываться руками, пытаясь защититься. С хрустом повисла одна рука, еще одним ударом я выбил ему челюсть, когда его рука перестала закрывать эту сторону головы.

Со стоном упав, он уже не пытался защищаться, но это не остановило меня, я продолжал бить выплескивая все эмоции в каждый удар, и не прекратил пока на месте второго мужика не осталось кровавое месиво вместо тела. Отшвырнув в сторону мокрую от крови лесину, я сел на тело первого и вытер забрызганный кровью лоб. В голове мыслей не было, похоже было что я сжег все эмоции в этой просто безумной атаке.

Через несколько секунд я пришел в себя, и оглядевшись, даже не пытался отплеваться от вида тел, просто было уже не чем.

«Ну чего расселся? Надо действовать, вдруг тут еще есть враги!» — подумал я, и дал сам себе несколько хлестких пощечин.

Пошатываясь, я встал. Мышцы кололо раскаленными иглами, что заставляло меня постоянно морщиться.

Осмотрев себя, я понял что придется снова мыться. Однако оставлять захваченное оружие и хабар, я даже не подумал, поэтому вытерев руки о штанины второго мужика, я стал раздевать первого решив забрать его одежду, как и оружие.

То, что она требует чистки, и мытья даже не обсуждалось. Мало того что ворот был весь в крови, так еще и мышцы кишечника тела расслабились, но для меня эта одежда все рано была во сто крат лучше чем мой же комбинезон брошенный у бочажка весь пропахший трупным запахом.

Раздев мужика и прихватив его вещмешок, на котором он лежал, сунув в него ножны с ножом, которые снял с пояса второго мужика, я повесил на одно плечо обе винтовки, и направился обратно, отмываться.

Развесив одежду сушиться, я стал осматривать все то, что мне досталось. В рюкзаке была еда и патроны к старой Берданке первого мужика, пересчитав патроны, их оказалось ровно двадцать одно, плюс один патрон в самой винтовки, я отложил их в сторону. Вторая винтовка была старой мосинкой 1897 года, о чем указывало клеймо на ней. Пересчитав патроны, как в самой винтовке, так и в патронташе, я насчитал сорок семь. В вещмешке было, полкаравая хлеба, шмат сала, чеснок и лук, в небольшом кульке соль, и еще почему-то чистые портянки. Есть не хотелось, так что я убрал обратно всю еду, и найдя в стороне сухое место стал возиться с оружием. Эти винтовки я знал, не раз откапывали их при поисках, так что быстро разобрав винтовки я по очереди осмотрел их.

«М-да, у мосинки крайняя степень изношенности, но стрелять еще можно. Хм, у нее уже практически нет нарезов, стерлись, да и засвинцовались тоже, так что теперь она фактически гладкоствольная!» — думал я собирая винтовки.

Снарядив их, я вернулся к одежде и одев ее еще полусырую, намотал портянки и натянул сапоги того, чьи мне больше подошли по размеру. Закинув на плечи вещмешок и берданку, взяв мосинку на изготовку я направился обратно к тому хутору от которого меня гнали.

То, что убийство старшины их работа я был уже уверен, да и подслушанный разговор это подтверждал. Уходить просто так я не хотел, и решил хотя бы подстрелить кого-нибудь из старших на хуторе, месть должна быть адекватной. Может кто-нибудь считает меня сумасшедшим, возвращаясь туда откуда чудом успел сбежать, но за этот день я как то перегорел в эмоциях, и мне было уже пох убьют меня или нет. Месть превыше всего, не только за старшину, но и за себя.

Двигался я осторожно, шагая рядом с тропинкой, но не выходя на нее. Сперва я услышал лай собак, и только потом вышел на небольшое поле окружающее хутор.

От леса до забора было метров сто, и я прополз их по-пластунски, стараясь двигаться осторожно. Достигнув крайних построек с живностью, я осторожно приоткрыл ворота и проник вовнутрь, благо ворота были не стой стороны, и не просматривались из домов. Пройдя мимо пустых лошадиных стойл, я по лестнице взобрался на сеновал, и подойдя к большим створкам, через которых на сеновал закидывали сено, чуть приоткрыл одну из створок и осмотрел территорию хутора.

Но прежде чем предпринимать хоть какие-нибудь действия я припомнил рассказы поисковиков, двое из них служили в ВДВ и принимали участие в боевых действиях. Так вот они говорили «прежде чем залезть куда-нибудь, продумай не менее трех видов отхода, а не то зажмут и…». Именно этим золотым правилом я и воспользовался, прикинув пути отхода.

Увидев, что из леса появился паренек, который бежал как раз стой стороны откуда я пришел, насторожился.

Заметив как из домов под крики поцанчика стали появляться люди, приготовил берданку, выстрел из нее должен был быть точнее, все-таки она была в лучшем состоянии чем мосинка.

Вот из дома вышел священник и подошел к пацану, несколько секунд послушав его вопли, отвесил хлесткую затрещину, после чего что-то спокойно сказал.

«Походу нашли тех, которых я завалил» — понял я мимику пацана.

«Пора!» — решил я и прицелился в священника.

Приклад больно ударил мне в плечо. Я стрелял из мосинки, и знал, как она лягается, а вот изделие Бердана я держал в руках только в виде откопанного антиквариата, который если не разваливался, то был близок к этому. При поисках они нам бывало попадались, так что как выглядит она я знал, да и об устройстве тоже почитал с интересом в инете. Жеке, нашему поисковику попадался тогда почти работающий экземпляр, это конечно после хорошей чистки, так что как пользоваться Берданом я был в курсе.

Я прекрасно знал что в патронах использовался дымный порох, так каково же было мое удивление, когда из ствола вылетел легкий дымок от сгорания бездымного пороха.

«Переснарядили!» — понял я, наблюдая как ксендз, получив десятимиллиметровую пулю в грудь, отлетает назад в верх тормашками.

— В кость попал что ли? — вслух пробормотал я.

Отложив винтовку в сторону я быстро подхватил мосинку и прицелившись нажал на спуск.