Тилли к оптику, — как же ее звали? Тилли поразмыслила — ноль. Индийское имя — сложнее вспомнить. Она повторила алфавит — А-Б-Г-В-Д, нередко помогало завести память. Еще раз повторила алфавит — опять ноль.
Может, она чересчур возбудимая. Так о ней в детстве говорили. Семейный врач прописал препарат железа — густую зеленую слизь, от которой Тилли тошнило, хотя, конечно, не сравнится с касторовым маслом или инжирным сиропом, гос-споди, чего только не запихивали в несчастных малолетних страдальцев. Возбудимая — не то слово. Артистический темперамент — так Тилли больше нравилось. Можно подумать, это лечится препаратом железа.
Подумай о другом, тогда вспомнишь. Хочется верить. Она заглянула в зеркало заднего вида, поправила парик. Ты подумай, до чего дошло. Правда, парик отличный, от одного из лучших мастеров, стоил целое состояние. Никто и не догадается. Ее он молодит (ну, надеяться не запретишь), не сравнится с ужасной драной кошкой, которую носит на голове мать Винса Балкера. Все равно что металлическая мочалка для посуды. Тилли не совсем облысела — не как мать в этом возрасте (как бильярдный шар), просто на макушке плешь. Нет ничего смехотворнее лысой женщины.
Падма! Вот как ее зовут! Ну конечно. Тилли нащупала телефон — с мобильными у нее отношения не складывались; кнопочки слишком маленькие. Она нацепила очки и поглядела на аппарат. Не те очки — нужны те, которые для чтения, но, найдя их, она сообразила, что не помнит, как пользоваться телефоном, — ни малейшего представления. Она сняла очки, посмотрела в окно на соседние машины. Все в тумане. Где это она? Да поди пойми.
Она отложила телефон на сиденье.
Если потерялась, нужна карта. У Ариадны была нить, у Тилли — «Лидс от А до Я» из газетного киоска. Ей как-то удалось выбраться с парковки и вернуться в торговый центр. А там ужас как светло — ярче солнца. Электричество гудит прямо в костях, честное слово. Голос матери Тилли объявил по громкой связи: «Если вы потерялись, обратитесь к сотруднику полиции». Тилли занервничала. Видимо, она свихнулась: шестьдесят лет прошло с тех пор, как мать в последний раз так Тилли наставляла, не говоря уж о том, что мать тридцать лет как умерла, и даже будь она жива, крайне маловероятно, чтоб она зачитывала объявления по громкой связи торгового центра в Лидсе.
И к тому же вокруг ни одного полицейского.
Газетный киоск знакомый — точно, она тут уже бывала. Тилли надела очки и раскрыла «От А до Я». Зачем? Что она ищет? Дорогу назад из девятого круга ада. Туда ведь предатели отправляются, так? Там Фиби место, а вовсе не Тилли. Когда она выходила за дверь, погрузившись в «От А до Я», сердитая девчонка за стойкой, жуя резинку, закричала: «Эй!» Тилли решила не обращать внимания — кто его знает, что у таких девчонок на уме.
Она добралась до эскалатора. В руке бессмысленно трепыхался «От А до Я». Как тут душно, — видимо, жара на мозг действует. Тилли обмахнулась путеводителем. Впереди замаячил какой-то молодчик — прыщавый, лицо бугристое, как мякоть граната.
— Вы за это заплатили, мэм? — спросил он, указывая на путеводитель.
Сердце застучало, точно паровой молот, — конец близок. Во рту сухо, в ушах жужжит, будто отряд насекомых организовал побег из черепушки. Глаза застит пелена, дрожит, колеблется, — наверное, похоже на северное сияние, которого Тилли никогда не видала. А жаль, всегда хотела поехать на Северный полюс — это так романтично. Полярное сияние. Жара, трясет как в лихорадке.
— Мэм, у вас есть чек? — Голос прыщавого юнца загрохотал и отхлынул. Пелена северного сияния завибрировала, съежилась, втянулась в черную дырочку.
— Пожалуйста, извините, — пробормотала Тилли.
Падаю, подумала она, но пара сильных рук подхватила ее, и чей-то голос сказал:
— Держитесь, буйволы[42]. Спокойно. Вам плохо, вам помочь?
— Ой, спасибо, все хорошо.
Она сама слышала, как задыхается. Будто олень. Сердце колотится, будто олень скачет.
— Я искала полицейского, — сказала она человеку, который предложил помощь.
— Ну, я когда-то был полицейским, — ответил он.
Приятный человек, который когда-то был полицейским, провел ее в какую-то комнату. Впереди шел прыщавый юнец. Тусклая комнатенка нескольких оттенков конторского бежевого. Напоминает школьный лазарет. Металлический стол, крытый пластиком, два пластмассовых стула. Ее будут допрашивать? Пытать? Вместо прыщавого юнца возникла девушка — она выдвинула стул из-за стола и сказала Тилли:
— Посидите здесь, я сейчас вернусь. — И правда, вернулась с чашкой горячего чая с сахаром и тарелкой сладких крекеров. — Меня зовут Лесли, — сказала она, — через «с». Хотите? — спросила она человека, который когда-то был полицейским.
— Нет, не беспокойтесь, — сказал он.
— Вы из Америки? — спросила ее Тилли, с трудом втискиваясь в вежливую беседу. Чай, крекеры, болтовня. Надо быть на уровне.
— Из Канады.
— Ой, ну конечно, прошу извинить. — Обычно Тилли прекрасно различала акценты. — Понимаете, я потеряла кошелек, — сказала она.
— Так ее не арестуют за кражу? — спросил человек, который когда-то был полицейским.
За кражу! Тилли в ужасе застонала. Она не воровка. В жизни сознательно не украла даже карандаша. (А все эти ножи, и вилки, и брелоки, и пакеты чипсов — они не украдены, потому что она их не
— Вы как? — спросил человек, присев на корточки.
— Все в порядке, спасибо вам огромное, — сказала она. Как приятно встретить нынче настоящего джентльмена.
— Ладно, я тогда пойду, — сказал он девушке.
— Вам получше? — спросила девушка Лесли, когда тот человек ушел.
— Вы меня будете преследовать по закону? — спросила Тилли.
Надо же, как голос дрожит. Девушка, наверное, думает, что она слабоумная. И Тилли нечего возразить. Глупая старуха, дорогу домой забыла.
— Нет, — сказала девушка. — Вы же не преступница.
Чай был замечательный. От первого глотка Тилли чуть не разрыдалась. Чай во всех смыслах вернул ее к жизни.
— Вот я дура, — сказала Тилли. — Я не знаю, почему так, просто отключилась, понимаете? Ну конечно, не понимаете, — улыбнулась она. — Вы же молодая.
— Наверное, вы потеряли кошелек и расстроились, — посочувствовала девушка Лесли.
— Там была эта женщина, — сказала Тилли, — она ужасно обращалась с ребенком. Бедная малышка. Я хотела позвать кого-нибудь. Но не позвала. Вы меня правда не арестуете?
— Правда, — сказала Лесли. — Вы забылись, вот и все.
