Кэрол Брейтуэйт. Я не знала, что сказать.
— Я бы на твоем месте молчал и дальше, — сказал Барри. — Тридцать пять лет тебе прекрасно удавалось.
А теперь Трейси спрашивает, не звонила ли Линда насчет Кэрол Брейтуэйт. Он, понятно, соврал. Что за дела — петух прокричал?
Трейси только и долдонила о Линде Паллистер и Кэрол Брейтуэйт, — дескать, Линда как-то так сделала, что ребенок «исчез». Хватит чушь пороть, отвечал тогда Барри. Но она, понятно, была права, все знали о Лавелл-парке больше, чем говорили, — все, кроме Трейси. Натуральная ищейка — взяла след и не отступалась. Давно дело было. Все эти ребята, старший детектив-суперинтендент Уолтер Истмен, Рэй Стрикленд, Рекс Маршалл, Лен Ломакс, — один закон для себя, другой для всех прочих. Истмен давно помер, а теперь и Рекс Маршалл последний раз сыграл в гольф, лежит где-нибудь в похоронном бюро, и артерии у него забиты, как старый свинцовый водопровод. Падают, как кегли. Остались только Стрикленд и Ломакс. И Барри. И кто же простоит дольше всех?
Надо было что-то сказать, что-то сделать, но в то время одна мертвая проститутка общую картину мира не меняла. Это к старости соображаешь, что важна всякая мелочь. Особенно мертвецы.
Он поднял воротник — похолодало. Тепло дня рассеялось. Отчего его сверстники больше не носят шляп? Когда это прекратилось? Отец носил плоскую кепку. Твидовую. Барри и сам бы не отказался, но Барбара не позволит. За его гардеробом следит она. Уж лучше на холоде разглядывать труп мертвой шлюхи в мусорном баке, чем торчать дома с женой. Барбара сидит на диване, такая чопорная, такая благопристойная, каждый волосок на месте, смотрит какое-то говно по телику и тихонько кипит под своим макияжем. Тридцать лет пыталась его изменить и теперь не отступится. Женская работа — усовершенствовать мужчину. Мужская работа — противиться усовершенствованиям. Так уж оно устроено, всегда так было и всегда будет.
Прежде, до того как погиб внук, до того как Эми, его красавица-дочь, превратилась в пустую скорлупу, на отношения с женой ему было плевать. Традиционный старомодный брак со всем положенным убранством — он ходил на работу, Барбара сидела дома и его пилила. Полжизни он провел в опале за тот или иной проступок. Его не колыхало — он просто шел в паб.
После несчастного случая все лишилось смысла. Вся надежда утекла. Но он ковылял дальше — переставлял ноги, одну, потом другую. Констебль Метелка. Делает дело. Потому что стоит перестать — и придется каждый день сидеть дома с Барбарой. Каждый день видеть эту тотальную тщету. Чертов карибский круиз — можно подумать, от него будет прок.
— Шеф?
— Ага?
— Офицер на месте говорит, можно забирать тело.
— Дело веду не я. Детективу-инспектору Миллеру скажи. Я просто невинный очевидец.
Десять вечера. Пред ним простиралась долгая одинокая ночь.
Джексон думал позвонить Джулии — последнее прибежище бессонного, эта женщина не переносит вакуум тишины. Кого угодно заболтает и убаюкает, никакому стаду овец и не снились такие таланты, переговорит любую сороку. Потом он вспомнил, как она разозлилась, когда он позвонил ей среди ночи в прошлый раз («Мне завтра на площадку к шести. Что-то случилось?»), и решил ее негодованием не рисковать.
Со скуки от корки до корки прочел гостиничный проспект, план пожарной эвакуации на двери, номер «Жизни Йоркшира» — все, что не было прибито гвоздями. Хотел было поиграть в бессмысленную игрушку на телефоне, отверг эту идею, поискал гидеонову Библию в тумбочке, нашел, однако понял, что не настолько отчаялся. Из Библии выпорхнула желтая клейкая бумажка. Кто-то карандашом написал: «Ты и есть сокровище». Джексон прилепил бумажку себе на лоб и помер со скуки.
Из царства мертвых он вернулся через десять минут — его, Лазаря, вылизал и тем воскресил спаситель из семейства псовых. Собака глядела тревожно. Глядят ли собаки тревожно? Джексон зевнул. Зевнула собака. Неужто в жизни больше ничего нет? Он сложил липкую записку и сунул в бумажник на случай, если сыграет в ящик и люди, которые его найдут, усомнятся в подлинной его ценности.
— Ну-с, солнце давно зашло за нок-рею, — сказал он. — Пора грабить мини-бар.
А раньше он разговаривал вслух? До собаки? Джексон ничего такого не помнил.
Он выпил кукольную бутылочку виски, залил другой. Лидс славится своей ночной жизнью, — может, выйти, вкусить? Подумаешь, золотые годы — это ж не значит, что нельзя слегка побить копытом, вернуться в юность, что серебром блещет в сердце? Все лучше, чем торчать в гостинице и вести беседы с собакой.
Его сестра субботними вечерами ездила с друзьями на танцы в Лидс. Джексон до сих пор помнит эти вечера — Фрэнсис заглатывает чай, чтоб побыстрее смыться из дому, напиться, подцепить девчонок, а Нив, в облаке духов и лака для волос, психует, что опоздает на автобус. Домой всегда возвращалась последним автобусом. А потом наступил день, когда не вернулась.
Позже, когда Питер Сатклифф еще не был пойман и не признался, когда он оставался безымянным Потрошителем и числил за собою обширный список убийств, Джексон размышлял порой, возможно ли, чтобы Нив была одной из жертв, которым не повезло очутиться в поле его зрения. Первая жертва Сатклиффа погибла только в 1975-м, но он нападал на женщин и прежде, еще в 1969-м его нашли с молотком в руках и обвинили в «подготовке грабежа» — лишь задним числом прояснилось, зачем ему понадобился молоток. Его охотничьими угодьями были Манчестер, Кили, Хаддерсфилд, Галифакс, Лидс, Брэдфорд, от родного городка Джексона рукой подать. Нив задушили, жертв Сатклиффа, как правило, били по голове и резали. Но кто знает, какие промахи совершает человек, еще не освоившись на новой работе?
Отчего мужчины убивают женщин? Столько лет прошло, а Джексон так и не знает ответа. И не уверен, что хочет знать.
Он наскоро принял душ, приоделся и повел пса на вечернюю прогулку, чему опять предшествовала морока с рюкзаком. Может, купить сумку поменьше, рюкзак для терьера, — наверняка в «Дай лапу» продают. Сначала он сунул собаку за пазуху и застегнул куртку — нет, смахивает на беременного. Ну и видок. Мужчинам не идет.
Собака оставила на земле дымящуюся бурую колбаску, и Джексон устыдился — пришлось вынуть из урны старую газету и убрать. Раньше он об этом не задумывался, а теперь сообразил, что придется купить инвентарь, чтоб убирать дерьмо. Первый серьезный минус в обладании собакой.
Он отнес пса в номер — тот сфинксом улегся на кровати и печально воззрился на Джексона. Этот трагический сиротливый взгляд Джексон ощущал всю дорогу до лифта, мимо портье и на улицу. Может, стоило включить псу телевизор?
Снаружи он сообразил, что зверски проголодался. С утра выпил кофе и съел сэндвич в кафе при аббатстве Кёркстолл, а с тех пор ничего. Он отправился на поиски пропитания и очутился в итальянском ресторане, похожем на оранжерею, где выпил полграфина кьянти и съел тарелку посредственной пасты, а затем устремился на зов ярких огней. Все дальнейшее отчасти заволокло туманом. Увы.
Проснулась в темноте, сколько проспала — непонятно. Показалось, что снова дома, в своей постели. Отнюдь не сразу вспомнила, что она в коттедже «Синий колокольчик». Тилли скучала по лондонскому гулу — он ее убаюкивал. А тут темно. Слишком темно. Темно и тихо. Неестественно.
Тилли села и прислушалась, но тишину ничто не нарушало. Временами Тилли различала в ночи тишайшие шорохи, скрипы и всхлипы, словно вокруг коттеджа вовсю кипела таинственная дикая жизнь. Иногда просыпалась от ужасного пронзительного вскрика, — видимо, какую-то зверушку приканчивала
