встречалось, а «утонченность» сводилась к покупке пачки сигарет «Эмбасси» и походу тишком в кинотеатр на фильм для взрослых. Помнится, воровал здесь в «Вулвортсе». Всякую мелочь — конфеты, брелоки, батарейки. Если б отец узнал, содрал бы шкуру заживо, но эти кражи не казались настоящим воровством — это, скорее, как нахально показать властям язык. А теперь «Вулвортса» и вовсе нет. Кто бы мог подумать? Может, выстоял бы, если б ребятня не тибрила конфеты, брелоки и батарейки с таким упорством. Это многолетнее дурное мародерство наверняка стоило целое состояние.
В «Меррион-центре» он помог растерявшейся старушке, которую порывался уволочь безмозглый охранник. «Вам плохо? — спросил он старушку. — Вам помочь?» Произнес свою личную мантру: «Я когда-то был полицейским», и ее это, похоже, успокоило. Вроде знакомое лицо, но он не припомнил, кто же это. Старушкин парик съехал набок и нахлобучен был весьма лихо. Неловкость-то какая. Джексон надеялся, его усыпят прежде, чем он доберется до этой стадии. Наверное, придется самому. Он планировал выйти на лед («Я, наверное, задержусь»[65]), лечь в обнимку с бутылкой жидкости не моложе его самого и отчалить в большой сон. Будем надеяться, глобальное потепление его планов не расстроит.
Последняя остановка — Раундхей; думал лениво прогуляться под солнышком, подышать свежим воздухом подальше от городских толп. Обзаводиться собакой он вовсе не планировал. Прерванное странствие, нежданный подарок, непредвиденная встреча. Умеет жизнь сюжетцы закручивать.
Уже потом Джексон понял, что все пошло вкривь и вкось, едва его кинула Линда Паллистер. Если б она явилась на рандеву, он бы полезно провел с ней около часа, ушел бы довольный и целеустремленный и, пожалуй, вполне пережил бы очередной вечер в гостинице — заказал бы ужин в номер, поглядел бы дурацкое кино по телику, а не потратил бы время на неугомонные шатанья в состоянии по большей части бессознательном и на бессмысленный распущенный секс. Не было гвоздя. Во всем виновата Линда Паллистер. В итоге-то все так и решат.
Трейси позвонила и сказалась больной — следы запутала:
— Что-то живот побаливает, грипп, вероятно, уйду домой пораньше.
И Лесли сказала:
— Ну конечно, выздоравливайте поскорее.
Затем Трейси прошмыгнула на автостоянку, села в свою «Ауди А-4» и вместе с Кортни поехала в магазин «Мамаши и папаши» в торговом комплексе в Бёрстолле, где купила детское сиденье, которое стоило примерно миллион. Всю поездку она переживала, что за отсутствие оного сиденья ее сейчас арестуют, и в припадке паранойи велела девочке сзади лечь, как настоящей жертве похищения. Как будто на крыше машины мигает неоновая вывеска: «Это не мать ребенка!» Трейси отдала Кортни сосиску в тесте — это ее займет. В багажнике лежал клетчатый плед — перепугается ребенок, если накрыть ее пледом? Не исключено. Ладно, не будем накрывать.
Нервный поход в «Мамаши и папаши» открыл то, что Трейси всегда подозревала: дети — убийственно дорогое удовольствие. Уж она-то в курсе, она только что купила ребенка, хоть и по сходной цене. Дети — сплошная розница. Если не продаешь и не покупаешь самих детей, продаешь и покупаешь для них. Трейси встревожилась. Две тысячи фунтов в сумке тянули к земле. Надо было отдать Келли Кросс все пять. Это была ошибка — покупать ребенка по дешевке.
Детское сиденье Трейси оставила в магазине, а сама направилась в «Гэп». Кортни семенила рядом, как обдолбанная дворняжка. В «Меррион-центре» девчонка рта не закрывала, орала так, что закладывало уши, а теперь брала пример с Хелен Келлер[66].
Камеры безопасности Трейси ощущала кожей. Воображала их двоих в «Полицейском надзоре»[67] — у Кортни вместо лица пустое пятно, а лицо Трейси крупным планом, чтобы зрители разглядели. «Вы видели эту женщину? Она похитила ребенка возле торгового центра в Лидсе». Один шажок — и она пересекла тонкую синюю линию[68], из охотника превратилась в дичь.
Что она скажет, если ее остановят, «Не волнуйтесь, я этого ребенка честно купила»? Да уж, в обезьянник ее поволокут с восторгом. Она — Похитительница Детей[69], страшный бабай, кошмар любой матери. Кроме Келли. Келли, наверное, почитает ее спасительницей. Келли, конечно, не первая мать, продавшая свое дитя. Но что, если… что, если мать — не Келли? Детям, которых наплодила Келли, Трейси уже потеряла счет. Все ли под опекой? Что, если Келли только приглядывала за Кортни? В таком случае — Трейси уже сочиняла аргументы для соцработников, полиции, суда — мать Кортни, кто бы ни была, плохо заботилась о дочери. Могла бы найти няньку понадежнее. Отдать ребенка Келли Кросс — все равно что препоручить заботам питбуля. Короче говоря, девочка была в опасности.
Она припомнила, как Келли Кросс стояла в автобусе, как она удивилась, как сказала: «Но она не…» Что — не? Не моя дочь? Трейси представила, как двери автобуса захлопываются. Опустила толстенные металлические жалюзи. Она ничего такого не слышала. Подумала о том, как теплая ладошка скользнула ей в руку.
Она знала, кто может разузнать побольше. Линда Паллистер. Она ведь так и занимается усыновлением и опекой? Если еще не вышла на пенсию, сможет выяснить, что там с детьми Келли Кросс.
Когда же это Трейси в последний раз видела Линду Паллистер? Кажется, три года назад, на свадьбе дочери Барри Крофорда. Детектива-суперинтендента Барри Крофорда, бывшего коллеги Трейси. Хлоя, дочь Линды, — лучшая подруга Эми, дочери Барри, была главной подружкой невесты — пугало в темно-рыжем атласе. «У меня была мысль одеть их в платья цвета бронзы», — горестно поделилась с Трейси Эми Крофорд. Теперь бедняжка обитает в краю живых мертвецов, и вместо мыслей у нее в голове пюре. Сама она была, как все невесты, в непомерном белом наряде, в букете ошеломительные оранжевые и желтые цветы. У мужчин в петлицах оранжевые герберы — из таких штук клоуны водой прыскают. («Я хотела пооригинальнее», сказала Эми.)
— Очень жизнеутверждающе, — отметила Барбара Крофорд, кривясь от такой безвкусицы.
Мать невесты со вкусом вырядилась в бирюзовый шелк («Поль Вассёр», — шепнула она Трейси, будто секретом поделилась). Для единственной и неповторимой дочки Барбара и Барри устроили отнюдь не чай у приходского священника — денег не пожалели. Из вежливости никто не поминал, что под платьем у невесты уже выпирает живот.
Туфли у подружек невесты тоже были густо-оранжевые, и острые носы торчали из-под желтушных нарядов, которые смахивали на апокалиптический закат. На локтях букеты в сумочках из ленточек — а может, в футлярах для ароматических шариков или в крашеных пушечных ядрах.
— Я предлагала по-другому, честное слово, — сказала Барбара Крофорд; Трейси в жизни не слыхала столь оглушительного
Мужа Эми звали Иван. Естественно, Барри называл его Иван Грозный.
— Иван? Что это вообще за имя? — спросил он Трейси, когда объявили о помолвке Эми. — Чертовы русские.
— По-моему, у него дедушка норвежец, — сказала Трейси.
— Норвежец? — недоверчиво переспросил Барри, как будто она сообщила, что Иванова родня прилетела с Луны.
Иван был финансовый консультант, Трейси советовалась с ним, когда раздумывала, где хранить накопления.
— Забегайте, поболтаем, друзьям Барри бесплатно, — сказал он ей на свадьбе.
Вроде хороший парень, в целом безобидный, а большего, по мнению Трейси, от человека и ждать не стоит. К несчастью, вскоре он разорился и лишился бизнеса. Кому нужны финансовые консультации человека, который и свои-то деньги уберечь не в состоянии. Барри намекал, что не обошлось без мошенничества, но когда Трейси зашла к Ивану за какими-то бумагами, тот объяснил, что потерял флешку с данными всех своих клиентов.
— Видимо, из кармана выпала, — печально сказал он; после этого большинство клиентов ушли. — И я
