горячая кровь, черная печень, семьдесят жил и семьдесят суставов и семьдесят один сустав, чтобы раба Божья (имя) без меня (имя) не могла бы с себя тоски и сухоты снять, в парной бане париться, не могла бы в чистом поле разгуляться и пресным молоком нахлебаться, ни сном отоспаться, в беседе не отсидеться. И тем моим словам ключ и замок, и замок замкну, и снесу замок в Окиян-море под Алатырь- камень.

За морем, за Хвалынским, во медном городе, во железном тереме, сидит добрый молодец, заточен в неволе, закован в семьдесят семь цепей, за семьдесят семь дверей, а двери заперты семьюдесятью замками, семьюдесятью крюками. Никто добра молодца из неволи не ослобонит, никто добра молодца досыта не накормит, допьяна не напоит. Приходила к нему родная матушка (имя) во слезах горючих, поила молодца сытой медовой, кормила молодца белоснеговой крупой, а, кормивши мо лодца, сама приговаривала: «Не скакать бы мо лодцу по чистому полю, не искать бы молодцу чужой добычи, не свыкаться бы молодцу с буй ными ветрами, не радоваться бы молодцу на рать могучу, не пускать бы молодцу каленую стрелу по поднебесью, не стрелять бы во белых лебедей, что лебедей княжих, не доставать бы молодцу меч кладенец врага су постата. А жить бы молодцу во терему родительском, со отцем, со матерью, с родомплеменем». Уже как возговорит добрый моло дец: «Не чисто поле меня сгубило, не буйны ветры занесли на чужую добычу, не каленой стрелой доставал я белых лебедей, не мечем-кладенцом хотел я достать врагов-супостатов. А сгубила молодца воля молодецкая, во княжем терему над девицей красной (имя)».

Заговариваю я, родная матушка (имя), влюбленного молодца (такого-то) на любовь красной девицы (имя). Вы, ветры буйные, распорите ее белую грудь, откройте ее ретивое сердце, навейте тоску с кручиною, чтобы она тоско вала и горевала; чтобы он ей был милей своего лица, светлее ясного дня, краше роду-племени, приветливее отца с матерью, чтобы он казался во сне и наяву, в день и полдень, в ночь и полночь, чтобы он ей был во пригожество красное, во любовь залучную; чтобы она плакала и рыдала по нем, и без него бы радости не видала, утех не находила. Кто камень Алатырь изгложет, тот мой заговор превозможет. Моему слову конец на лю бовь красной девицы (такой-то).

Встану я, не благословясь, пойду, не перекре стясь, из избы не дверями, из двора не во ротами, в чистое поле. В том и поле есть Океан-море, в том море есть Алатырь-камень, на том камне стоит столб, от земли до неба огненный, под тем столбом лежит змея жгуча, опалюча. Я той змее поклонюсь и поко рюсь: ой еси ты, змея, не жги, не пали меня, полетай под восточну сторону, в высок терем, в новые покои, на пухову перину, шелкову подушку, к молодцу (имя). Разожги и распали у того молодца белое тело, ретивое сердце, черную печень, горячую кровь, все подцветныя и занокотныя жилы, чтобы он не мог ни жить, ни быть, часу часовать и минуты миновать; поутру вставал – обо мне бы вздыхал, меня величал, ни с кем бы он думы не думал, мысли не мыслил, плоду не плодил, плодовых речей не говорил, ни с отцем, ни с матерею, ни с родом, ни с племенем, кроме меня, рабы Божьей (имя). Все бы он (имя) со мной думу думал, мысли мыслил, плод плодил, плодовые речи говорил на старый и на новый месяц, и на перекрой (новолуние). Будете мои слова недоговорены, пере говорены, все сполна говорены. Ключ сим словом в зубы, замок в рот.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Егда изыдет светлое солнце от темных гор и славных вод, и всея под честным и светлым рабе Божьей (имя) людскою, егда святое и светлое солнце восходит, и такоже тамо пресвятые ангелы куплются в Божьей породе и воде Иордане. Первый ангел черплет воду, вторый ангел молится Господу Богу за раба Божьего (имя), всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Как хлеб да соль люди любят, так бы муж жену любил. Как соль сахаром нельзя заменить, так мужу нельзя жене изменить ни с темной, ни со светлой, ни с полной, ни с худой, ни с умной, ни с глупой, ни с любой другой рабой. Как хлеб да соль люди любят, так бы жена мужа любила. Как соль сахаром нельзя заменить, так жене нельзя мужу изменить ни с темным, ни со светлым, ни с полным, ни с худым, ни с умным, ни с глупым, ни с любым другим рабом. Аминь.

Встала я, раба (имя), не благословясь, пошла я, не перекрестясь, не из избы дверями, не из ворот воротами, ни под восток, ни под восточную сторону, не под утрен нюю зорю Марены, не под вечернюю – Маремьяны. Пойду я не путем, не дорогою. Навстречу летит ко мне лютый огнен ный змей о трех головах и о шести крылах; изо рта пламень пышет, из ноздрей искры валят, из ушей дым столбом. Я, раба (свое имя), не устрашусь, не убоюсь, по дойду поближе, поклонюсь пониже: «Гой еси, лютый огнен ный змей, куда летишь?» – «Лечу за горы за высокие, за леса за тем ные, за пещеры глубокие. Зажигал я 77 дубов и 77 городов». – «Гой еси, лютый огненный змей, не летай за горы за высокие, за леса за темные, за пещеры глубокие. Полетай за синее море: на синем море есть медная доска, на медной доске есть девка-тоска, в руках держит тоску-тоскушшую, сухоту-сухотушшую, печень бесконечную. Неси и береги, не рони, не вырони ни в воду, ни на землю, береги от ветра, от вихря, принеси и положи к рабу (имя) в легкую, в печень, в ретиво сердце, в 77 жил, в 77 суставов, в плоть и хоть, чтоб он сном не засыпал, едой не заедал, в гульбе не загуливал, в беседе не засиживал, веником не спаривал, водой не смывал, пла кал бы и горевал, а меня, рабу Божью (имя), с ума-разума не спускал. Как разгорается и раскипается в горну железо, так бы и разгорались и раскипались у раба Божья (имя) легка печень, ретивое сердце, 77 жил, 77 суставов, плоть и хоть. Будьте вы, слова мои, все сполна крепки и лепки, крепче и лепче острого ножа булатного. Язык мой – ключ, уста – замок.

Выйду, благословясь, пойду, перекрестясь, выйду в чистое поле, в чистом поле речка Смородина, через нее мост калинов, по тому мосту едет сам Георгий великомученик, он держит в руцех меч-копье острое, едет, рубает, соперницу с мужем моим разлучает. И с ним силы небесные, воинство Божие, у них в руках копья да вилы, ножи да вилки, булавки да иголки. Они колют, рубают, все зло от меня отгоняют. Что я сказала, то не пересказать, наговор мой не снять, оберег не разнять. Аминь.