прибора, выполненных в виде деревянного ящика с железными ручками и весом около семи килограммов. Мне два таких ящика дали. Первый я чуть не уронила, не ожидала, что он такой тяжелый. Хорошо хоть возить с собой эти ящики не нужно. В спящем режиме хреновины три недели должны заряд держать.

Извините, я отвлеклась. Значит, позвонила я Гитлеру из машины и попросила помочь. А то мне самой некогда телефон искать. Гитлер пообещал приказать. Так что к тому времени, как мой кортеж прибыл к зданию гестапо на Принц-Альбрехтштрассе, несколько отобранных кандидатов уже меня ждали.

Нужного мне персонажа я выбрала быстро. Это был здоровенный, ростом за два метра, штурмбаннфюрер с совершенно зверской рожей. У него еще и шрам через все лицо тянулся. Видимо, когда-то его здорово ножом обработали. Непонятно, как это у него глаз уцелел.

Я быстренько обрисовала своему зверовидному помощнику задачу, и мы поехали домой к намеченной жертве. А пока ехали, по дороге я с Клаусом (так этого штурмбаннфюрера звали) зубрила роль. Мне очень подробно описали, что именно и как я должна делать. Будем разыгрывать сценку про «доброго» и «злого» следователя.

Конечно, прием старый и заезженный. Даже для 41-го старый. К тому же наш подозреваемый имел чин майора и работал в Абвере, занимая там совсем не маленькую должность. Он не мог не знать про этот прием. Но у нас в Москве следствие вел какой-то очень талантливый следователь. Он решил рискнуть. Правда, внес в спектакль с допросом некоторые неожиданные штрихи. «Злым» следователем буду я.

Именно поэтому на роль «доброго» следователя я выбрала такое чудовище, как Клаус. На его фоне я буду смотреться очень колоритно. Допрос происходил следующим образом.

Жертва сидела привязанной к стулу в собственном кабинете. Клаус, изображая из себя «доброго» следователя, сидел за столом, рычал, корчил рожи и зверским голосом задавал по заранее заготовленному вопроснику вопросы. Я же молча стояла у окна, рассматривала через стекло дождь на улице и иногда бросалась короткими фразами типа «Подробнее!» или «Кто еще?».

На мне было черное кожаное офицерское пальто, которое я не только не сняла, но даже и не расстегнула в помещении. На голове – офицерская фуражка. На боку кобура с «вальтером». Обычно я так не одеваюсь. Да и пистолет я не ношу, поскольку пользоваться им не умею совершенно. Но сейчас надела кобуру. Это все психолог из Москвы придумал. Все мое поведение во время допроса было заранее расписано. Так я и стояла, засунув свою левую руку в карман пальто, а в правой у меня была сигарета.

Необходимость курить целых сорок минут без перерыва напрягала меня сильнее всего. Но это было непременным условием. Москва настаивала на том, что так надо. Ну, надо – значит, надо. И я одну за другой курила сигареты, пуская дым в открытую форточку. Конечно, я не затягивалась, просто набирала дым в рот и выпускала его. Но все равно ощущения очень мерзкие. Такой гадкий дым у этих сигарет!

Майор-жертва смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Он, несомненно, знал обо мне. Не мог он не знать о дочери Гитлера, пусть и непризнанной. Но видел он меня впервые. И я ему тут сразу такую кучу своих странностей продемонстрировала. Во-первых, штурмбаннфюрер, который откровенно лебезит перед роттенфюрером. Во-вторых, фуражка. Роттенфюреру не положено, а мне наплевать, я ношу. В-третьих, кобура с пистолетом. На невысокой четырнадцатилетней девчонке выглядит странно. Ну и, самое главное, сигареты!

Мало того, что офицерам СС в рабочее время курить строго воспрещалось, так я же еще и девчонка! Я едва-едва достигла того возраста, когда тебя перестают считать подростком и начинают считать девушкой. И курю! Никого не стесняясь и наплевав на все запреты. Хотя в Рейхе, с подачи Гитлера, борьба с курением ведется весьма активно.

Майор много чего рассказал нам. Только все не по делу. Москва осталась недовольна. Когда вопросы в вопроснике закончились, я вышла в соседнюю комнату, и мне там сбросили новые инструкции. Прочитав, что именно меня просят сделать, сначала не поверила собственным глазам. Вот это? Гадость какая. Разумеется, я отказалась. То есть попыталась отказаться. Но мне это не удалось.

В ответ меня обозвали слюнтяйкой и чистоплюйкой. На кону тысячи, если не миллионы жизней и, возможно, судьба всего мира. А я тут строю из себя неизвестно что. Нда. Действительно, хороший психолог сидит там у окна. Нечего мне ему возразить. Испытывая отвращение к самой себе, я вернулась в кабинет майора.

Дальше была вторая серия допроса. Клаус задавал вопросы по новому вопроснику, я опять курила у окна, а привязанный к стулу майор врал. То, что он врет, чувствовала даже я. В указанном мне месте допроса я остановила Клауса, подошла к майору и нежно сказала ему, что не верю. Потом достала из внутреннего кармана своего пальто небольшой кожаный чехольчик, расстегнула его и вынула крохотные маникюрные ножницы. А затем, ласково улыбнувшись, тихим спокойным голосом попросила Клауса снять с майора штаны. И вот тут того проняло!

По-моему, профессиональный палач с набором инструментов не смог бы так сильно испугать этого майора, как ласковая девочка с маникюрными ножницами в руках. Фантазия у майора явно богатая. Я ведь ни слова не сказала о том, что именно собираюсь сделать своими ножницами. Майор сам все придумал. И заговорил даже раньше, чем Клаус успел расстегнуть у него на штанах ремень…