Последка, переросток. Вместо того чтобы закуклиться, когда подошел срок, она так и осталась личинкой, продолжая расти до наводящих оторопь размеров.

Ученые никак не договорятся, что такое последки — аномалия или нормальный альтернативный вариант развития у некоторых видов, но все сходятся на том, что лучше б их не было.

Плотоядная скотина, сразу видно. В школе нас учили различать опасные и неопасные разновидности, все коридоры плакатами увешаны.

Дальше… Ну, я ведь уже знал, что способен колдовать, а тут еще такой кошмарный стимул! Замер на месте и соткал морок уподобления, словно я не я, а грязный бетонный блок вроде тех, что громоздятся в гуще чертополоха с колючими пурпурными фонариками. В учебниках самозащиты в каждом разделе есть специальное дополнение «Для магов», оттуда я и знал про этот способ. Там все детально расписано, и я уже втайне практиковался, это иногда помогало от школьной шпаны прятаться.

Щагера и Сулосена последка разорвала. В котельной услышали их крики, вызвали Санитарную службу, примчалась бригада, и эту пакость изрешетили пулями. А я все видел с начала до конца: как они пытались убежать, как личинка с окровавленной мордой раздирала и жрала мясо… Еще и запахи чувствовал, куда от них денешься. Хорошо, что в обморок не свалился, а то бы моя иллюзия мигом закончилась.

Спросите, почему я называю себя убийцей, если не убивал? Так ведь я вполне мог их тоже прикрыть защитным мороком. В первый момент чуть так и не сделал, но передумал. Мелькнуло: вот выручу, а потом опять давай им денег и жареных семечек, и оттирай от грязи Щагеровы ботинки, и бегай вместо Сулосена за пивом для его матери, и обзывай самого себя козлом, дерьмоедом, дуриком по тридцать раз подряд, потому что их это развлекает. Мне и жалко-то не было. Я не злорадствовал, но испытывал несказанное облегчение: неужели взаправду закончилась вся эта тошнотворная дрянь, в которой я барахтался несколько лет кряду?

Когда обнаружилось, что я маг, родители были на седьмом небе — им же надо гордиться и хвастать моими успехами перед знакомыми, и вот наконец-то достойный повод! Никому Даже в голову не пришло меня обвинять. Наоборот, похвалили за то, что проявил находчивость и сам не стал жертвой. От необученного мальчишки не ожидалось, что он сумеет заслонить мороком сразу троих, но я-то знаю, что мог это сделать.

Худо мне стало немного позже. Щагеры и Сулосены жили по соседству, и я потом нередко видел родных моих растерзанных врагов. Осунувшегося отца и съежившуюся, в одночасье постаревшую до преддверия маразма бабушку Урии Щагера. Вечно пьяную и зареванную мать Яржеха Сулосена. Они же ничего плохого мне не сделали, и я тоже ничего против них не имел. Если дети — малолетние гаденыши, это еще не значит, что их родители непременно окажутся взрослыми гадами, всяко бывает. Наблюдать, как из-за меня мучаются ни в чем не виноватые люди, было тяжело, хоть головой о стенку бейся. До чего я обрадовался, когда Джазмин позвала меня в ученики, — словами не передать. Думал: прошлое отрезано, теперь начнется другая жизнь.

В медфургоне воздух загустевший, как несвежая патока. Пахнет лекарствами, овсянкой и человеческими выделениями, зато тепло. Пока еще тепло, а вот потом, когда сдохнут аккумуляторы… Но я для того и пришел сюда, чтобы этот страшный вариант «потом» не осуществился.

Горючего до Кордеи хватит, капитан решил не тратить его почем зря, ломясь через Лес наугад, а дождаться, когда или Куто оклемается, или облака расползутся и штурман сможет проложить курс. Второе вряд ли, мы ворожили на погоду, и вышло, что это неохватное облачное стадо в ближайшие месяц-полтора трогаться с места не собирается.

Куто Бочка разметался на койке, его удерживают страховочные ремни, пропущенные через торчащие по бокам скобы. Раскрасневшийся, опухший, мордастый, густо заросший черновато-седым волосом. Время от времени мычит, словно силясь что-то сказать.

Из-за перегородки доносится кашель Эберта, надсадный, безнадежный, рвущий бронхи и легкие. Двадцать три года, потомственный работник Трансматериковой компании, на лицо симпатичный — во всяком случае, был, пока не заболел, на него даже Инга посматривала с интересом. Уже не актуально. Все, чем наделила его судьба, сошло на нет из-за того, что старому алкашу втемяшилось набраться, не дотерпев до окончания рейса.

Я давно разучился завидовать. У каждого что-то есть, и чем кусать локти из-за чужих даров, лучше уделить побольше внимания своим собственным, пока они не утекли, как вода в песок. Впрочем, насчет «разучился» бессовестно привираю, это не моя персональная заслуга. Джазмин отучила, и это было первое, чем она занялась, взяв нас с Ингой под крыло. А то, знаете ли, нет ничего хуже завидущего колдуна.

Кое-как пристраиваю задницу на неудобном откидном сиденье возле Бочкиного изголовья. Вытаскиваю из кармана флакон с «зельем проникновения», делаю глоток, заранее скривившись. Противно. Пакостно. Одна радость, что глотка достаточно. Был бы я прирожденным менталистом, мог бы вторгаться в потемки чужой души за просто так, а иначе — каждый раз принимай эту дрянь. Теперь закрыть глаза, посторонние мысли вон из головы. На все есть свои причины, и если добраться до корней душевного расстройства Куто, возможно — не наверняка, всего лишь возможно — удастся вытянуть его из дебрей кошмаров и забытья в нашу реальность с застрявшим посреди Леса караваном.

…Что-то рваное мельтешит, потом под сомкнутыми веками как будто вспыхивает резкий белый свет — похоже на взрыв. Ого, раньше такого не наблюдалось… Женщина кричит в истерике: «Лучше бы ты сгинул, а он вернулся!» Черно-белая картинка, дерганая, как на киноэкране, когда аппаратура барахлит: заснеженная поляна, стая саблезубых собак кого-то рвет — вид сквозь мутноватое стекло, из машины. Снова зареванная женщина: «Убирайся, это из-за тебя! Ты виноват!» Вслед за этим приходят эмоциональные ощущения, да такие знакомые…

Вот оно. То самое, что называют резонансом.

Царство сугробов и раскидистого елажника, уходящего колючими вершинами в облачную кашу. Холодно, изо рта вырывается белый пар. И внутри у меня тоже все заледенело. Зачем я потащился в Лес — за сужабником для Эберта или за смертью?

Иду по тропинке, навстречу гуськом плетутся те, кто ходил искать колею. Физиономии возбужденные, но не радостные. Нашли вездеход с выдавленными стеклами, до половины похороненный под снегом, и больше никаких следов. Либо солдаты отстали от своих и заблудились, либо кесу их наголову разбили — и, значит, для нас с этих страшных находок никакого проку.

По-деловому бормочу насчет сужабника, отступая с тропинки в глубокий снег. Ни на кого не смотрю. Они слишком устали, чтобы заметить неладное. Направляются к машинам, а я — в противоположную сторону, куда глаза глядят. На душе-то как скверно… Это ведь я угробил караван.

У Куто давным-давно случилась похожая ситуация, из-за этого мы с ним вошли в резонанс. Мои переживания по поводу эпизода с последкой зацепили и потащили на поверхность аналогичную историю из его прошлого.

Как я понял, они с приятелем не поделили девушку, и, когда на того парня напали саблезубые собаки, Куто укрылся в машине и не стал стрелять — вроде как я не защитил мороком Сулосена и Щагера. Девчонка обвинила его и прогнала с глаз долой, после этого он начал пить. Сколько лет миновало? Больше двухсот, это точно, он же из подвида С, а тогда был совсем молодой. И все это время изводился хуже, чем я, потому что девчонку любил, а погибший был до соперничества его другом. Куто маялся, но держался, заливал муку алкоголем, однако резонанс его подкосил. Я же колдун, так что получились непреднамеренные чары.

Я должен рассказать об этом Джазмин. Я не могу рассказать об этом Джазмин. Из-за меня все пропадут, но даже если я сознаюсь насчет резонанса, это никого не спасет, так разве обязательно рассказывать?

Под хвойными сводами царит сумрак и снежная стылая тишина. Озираюсь, высматривая сужабник — нитевидные побеги с почками красновато-шоколадного цвета: если верить справочнику, они должны свисать с лиан, похожих на толстые задубевшие веревки. Пока ничего не свисает.

Единственное, что я могу сделать в нынешних обстоятельствах, застывших и насквозь промороженных, под стать окружающим декорациям, — это хотя бы найти сужабник для Эберта. Ему станет чуть-чуть полегче, и мне с моими угрызениями тоже. Остальное не в моей власти, погубить проще, чем исправить. К Куто мне на выстрел подходить нельзя, так что разговора с Джазмин все-таки не миновать.

Думаю, все заварилось тем вечером, когда мы Бочкой стояли возле похожей на самоходную крепость таран-машины и смотрели на темно-розовый закат, сквозящий за редколесьем впереди по курсу. Облака громоздились на востоке, они упорно ползли следом за нами, но пока еще не успели захватить все небо.