И, направляя стопы к камере смертника Тран Ван Лю, я постарался сосредоточить все свое внимание на этом тяжелом и загадочном деле. Возможно, этот заключенный способен сделать так, чтобы потеря нынешнего бесценного камушка не прошла даром.

Во всяком случае, хотелось на это надеяться.

Тран Ван Лю было пятьдесят четыре года, и он поставил меня в известность, что бегло говорит на вьетнамском, французском и английском языках. Его английский был превосходен, и я невольно подумал, что он больше похож на преподавателя колледжа, чем на преступника, осужденного за несколько убийств. Лицо Лю, с длинной седой козлиной бородкой, украшали очки в золотой оправе. Он был философичен – похоже, в отношении всего на свете. Но являлся ли он Пехотинцем?

– Номинально я буддист, – изрек этот человек, сидя передо мной в камере площадью семь на двенадцать футов. Больше половины пространства здесь занимали кровать, табурет и вделанная в стену столешница для письма. Все предметы крепились к полу и стенам при помощи литого бетона, так чтобы заключенные не могли их сдвинуть или разобрать.

– Я проведу для вас исторический экскурс, – сказал он. – Мысленно вернусь в прошлое.

– Вполне подходящее место для начала повествования, – согласно кивнул я.

– Я родился в общине Сон Трак, в провинции Куанг-Бинь, к северу от демилитаризованной зоны. Это одна из беднейших провинций в стране, но они все бедны в большей или меньшей степени. Я начал работать на семейном поле, когда мне исполнилось пять лет. Все мы были вечно голодны, несмотря на то что выращивали продукты питания. По-настоящему мы ели всего один раз в день – обычно батат или маниоку. По иронии судьбы весь рис мы отдавали помещику. Лояльность и патриотизм существовали только в отношении своей семьи – включая предков, – своего клочка земли и своей общины. Идея национального самосознания отсутствовала, стремление к национальной независимости не приветствовалось – как чуждое представление, принесенное с Запада Хо Ши Мином.

В 1963 году моя семья перебралась на Юг, и я завербовался в армию. Альтернативой этому была голодная смерть, и кроме того, меня воспитали в ненависти к коммунистам. Я проявил себя прекрасным разведчиком и был рекомендован в Школу разведчиков. Она была создана при Командовании по оказанию военной помощи Вьетнаму[25] и находилась под началом Сил специального назначения армии США. Таково было мое первое знакомство с американцами. Поначалу они мне понравились.

– Что изменило ваше мнение? – спросил я Лю.

– Многое. В основном то, что вскоре я понял: многие американцы смотрели на меня и моих соотечественников свысока, как на низших. Несмотря на неоднократные обещания, уходя, они бросили меня в Сайгоне. Я стал одним из тех вьетнамских беженцев, кому пришлось спасаться из страны на лодках.

Наконец, в семьдесят девятом, я добрался до Америки. До округа Ориндж в Калифорнии, где сейчас имеется многочисленное вьетнамское население. Единственным для нас способом выжить было воссоздать импортированную с родины структуру семейно-общинных отношений. Я сделал это, создав группировку «Призраки усопших». Мы действовали успешно – сначала в Калифорнии, затем в штате Нью-Йорк, в том числе в Ньюарке. Мне вменяют в вину убийство членов соперничающих кланов в штатах Нью-Йорк и Нью- Джерси.

– А вы их правда убили? – спросил я Лю.

– О, разумеется. Впрочем, имеются смягчающие обстоятельства. Это была война, и мы воевали. – Он замолчал и выжидающе уставился на меня.

– Так или иначе, теперь вы здесь, в тюрьме «супермакс». Вам уже сообщили дату казни?

– Нет. Что представляется мне презабавным. Ваша страна боится казнить осужденных убийц.

– И вам это кажется комичным? Из-за того, что вы видели во Вьетнаме?

– Конечно. Вьетнам – вот моя точка отсчета, моя система координат.

– Зверства и бесчинства, оправдываемые боевыми задачами.

– Это была война, детектив.

– Знали вы кого-нибудь из следующих людей: Эллис Купер, Рис Тейт, Джеймс Этра, Роберт Беннет, Лоренс Хьюстон?

Лю пожал плечами:

– Это было давным-давно. Больше тридцати лет назад. И имеется столько американских фамилий, которые надо помнить.

– Полковник Оуэн Хэндлер?

– Я его не знаю.

Я покачал головой:

– Полагаю, что знаете. Дело в том, что Хэндлер руководил Разведшколой, как раз когда вы осваивали там свою профессию.

Лю улыбнулся, впервые за все время.

– Хотите – верьте, детектив Кросс, хотите – нет, но рядовые скауты не имели обыкновения встречаться со своим высоким начальником.

– И все-таки вы встречались с полковником Хэндлером. Вы помнили о нем вплоть до самого дня его гибели. Можете вы помочь мне разорвать эту цепь убийств? – спросил я Лю. – Вы ведь знаете, что именно произошло там, в те времена, не так ли? Почему вы согласились со мной встретиться?

Он снова равнодушно пожал плечами:

– Я согласился встретиться с вами... потому что меня попросил об этом мой хороший друг. Его зовут Кайл Крейг.

Я почувствовал холод в том месте, где у человека находится сердце. Нет, не может все это дело замыкаться на Кайле Крейге! За все совершенные им художества я засадил его сюда, в колорадскую тюрьму, – и вот теперь каким-то образом он устроил так, что я по собственному почину явился к нему с визитом.

– Здравствуйте, Алекс. Я думал, вы напрочь обо мне забыли, – такими словами, появившись, приветствовал меня Кайл. Мы встретились в маленькой комнате для свиданий рядом с камерой. В голове моей роились параноидные мысли о диковинном совпадении, приведшем меня к нему. Нет, он не мог нарочно это подстроить! Такое даже ему было бы не под силу!

Внешне Кайл изменился. Настолько сильно, что стал больше походить на одного из своих старших братьев – или, возможно, на отца, – чем на себя прежнего. Когда я за ним охотился, то пришлось перезнакомиться со всеми членами его семьи. Он всегда был тощим и длинным, но в тюрьме потерял еще по меньшей мере фунтов двадцать. Голова его была обрита, и с одной стороны черепа обнажилась татуировка: полудракон-полузмея. Теперь он и впрямь выглядел как истинный убийца.

– Садитесь, Алекс. Я скучал по вас больше, чем ожидал. Присядьте, сделайте одолжение. Давайте поболтаем. Наверстайте упущенное, беседуя с добычей.

– Спасибо, я постою. Я здесь не затем, чтобы вести светскую болтовню, Кайл. Что вам известно об этих убийствах?

– Все они были раскрыты, Алекс. Полицией или армейской уголовкой. Виновные изобличены и осуждены, даже казнены – в некоторых случаях. Точь-в-точь как в положенный срок это произойдет и со мной. Зачем вы тратите на них свое время? Я, к примеру, в сотни раз интереснее. Пока есть возможность, вам лучше изучать меня.

Слова произносились им негромко, но они пронизывали меня, словно мощный электрический ток. Неужели Кайл и был тем проклятым недостающим звеном? Нет, не мог он стоять за этими убийствами. Они начались задолго до его ареста. Но имело ли это какое-то значение?

– Итак, вы ничем не можете мне помочь? В таком случае я ухожу. Счастливо оставаться.

Кайл поднял руку:

– Я бы хотел помочь вам, Алекс. В самом деле, я говорю искренне. Все как в старые времена. Мне их очень не хватает. Не хватает ощущения опасности, охоты. Что, если бы я все-таки мог помочь?

– Если можете, Кайл, то помогите. Сделайте это прямо сейчас. Посмотрим, куда это нас выведет.

Кайл слушал меня, откинувшись на стуле. Наконец он улыбнулся. Может, просто потешался надо мной?