профессионалов, снимавшихся в кино и получавших за то же самое немалые деньги.

Наконец дверь в квартиру слегка приоткрылась.

– Кто там? – громким шепотом произнесла Бу. – Бедному Джеффу плохо? Какое безобразие!

«Ну и сучка!» – пронеслось в голове Джеффри. Однако он не мог сейчас ничего предпринять, ведь скоро доктор Кэссиди будет давать свидетельские показания в суде. Вот потому-то она и нужна была ему сейчас, как будет нужна и потом, в суде. – Ну, здравствуй, Бу, – нежно произнес он вполголоса.

Итак, начиналось следующее действие вечернего представления.

Бу смотрела на Джеффри своими огромными темно-карими глазами, которые теперь казались двумя кусками драгоценного янтаря, который она покупала в самых роскошных магазинах. Бу успела похудеть за это время, но зато теперь была более желанной, как будто отчаявшейся и страдающей от любви. Сегодня на ней были надеты спортивные синие шорты и элегантная шелковая кофточка розового цвета. Кроме того, было почти видно, как все ее тело обволакивает невыносимая боль.

– Ты истерзал мне всю душу! Никто раньше так не смел поступать со мной, – прошептала Бу.

Джеффри держал себя в руках. Ему надо было блестяще сыграть эту роль, чтобы получить достойное вознаграждение.

– Я борюсь за собственную жизнь. Клянусь, я теперь часто думаю о том, как убить себя. Неужели ты так ничего не услышала и не поняла? Или ты хочешь, чтобы твое имя склонялось в дешевых газетенках? Вот почему я все это время не контактировал с тобой.

Она засмеялась, и в этом смехе прозвучали одновременно и горечь, и надменность.

– Что ж, этого все равно не избежать. После того как я выступлю в суде, все газеты заговорят обо мне. И тогда мне уж точно не скрыться от вездесущих фотокоресспондентов.

Шефер закрыл глаза:

– Ну, давай пока не будем говорить о неприятностях, дорогая.

Она тряхнула головой и нахмурилась:

– Ты же знаешь, что я не хочу причинять тебе боль. Джефф, ну почему ты мне так ни разу и не позвонил? Ты же самый настоящий негодяй после этого!

Он опустил голову и стал похож на кающегося провинившегося мальчика.

– Ты сама знаешь, что я подошел к самому краю как раз перед тем, как все это произошло. Но теперь мне стало еще хуже. Неужели ты думаешь, что я настолько контролирую себя, что способен принимать адекватные решения?

Она сухо улыбнулась. В это время Шефер мимолетом заглянул в комнату и заметил на столе в коридоре книгу «Мужчина и его символы» Карла Юнга. Весьма уместно.

– Нет, я так не думала. Что же тебя привело ко мне сегодня? Кончились таблетки?

– Мне нужна ты, Бу. Я хочу снова держать тебя в своих объятиях. Вот и все.

В тот вечер миссис Кэссиди дала Джеффри все то, что ему требовалось. Они занимались любовью с животной страстью, сначала на серой бархатной кушетке, которую обычно занимали пациенты Бу, потом в кресле-качалке, где она сама любила сидеть во время приема. Он полностью забрал и ее тело, и душу.

После этого Бу снабдила его лекарствами: антидепрессантами, болеутоляющими средствами, транквилизаторами. Бу до сих пор доставала таблетки у своего бывшего мужа, который работал психиатром. Шефер не знал, какие отношения они поддерживали, и, по правде говоря, его это не интересовало. Он сразу же проглотил несколько таблеток либриума и сделал себе укол викодина.

Затем он снова взял Бу, на этот раз прямо на кухонном столе. «Как в разделочной мясника», – почему-то подумалось ему.

Около одиннадцати вечера Джеффри покинул ее квартиру, чувствуя себя еще хуже, чем когда он только собирался навестить Бу. Но он знал, что ему надо сделать, и запланировал это еще до того, как отправился к доктору Кэссиди. Тогда они все рехнутся. Все. И пресса, и присяжные.

Итак, внимание! Действие третье…

Сразу после полуночи меня разбудил телефонный звонок, который чуть не свел с ума. Уже через несколько минут я на огромной скорости мчался по бульвару Рок-крик, и сирена разрывала тишину ночи. А может быть, она ревела по Шеферу?

В половине первого я уже подъехал в район Калорамы. Здесь, возле дома Шеферов, стояли полицейские машины, кареты скорой помощи и, разумеется, фургончики телевизионных компаний.

Несколько соседей Джеффри не поленились выйти среди ночи на улицу, чтобы своими глазами полюбоваться на кошмар. Они никак не хотели верить в то, что случилось в их престижном районе.

В прохладном ночном воздухе потрескивали помехи нескольких включенных полицейских раций. Над головой завис вертолет, принадлежащий компании новостей. Прямо за мной остановился грузовичок с яркой надписью «Си-Эн-Эн» на борту.

На лужайке перед домом я увидел знакомого детектива Малькольма Эйнсли. Мы с ним часто встречались и на местах происшествий, и на вечеринках. Неожиданно входная дверь в дом Шеферов распахнулась.

Двое медиков вынесли носилки. Тут же повсюду засверкали вспышки фотоаппаратов.

– Это Шефер, – пояснил Эйнсли. – Сукин сын пытался покончить с собой, Алекс. Перерезал себе вены, предварительно наглотавшись таблеток. Там, в квартире, повсюду разбросаны пустые упаковки. А потом, наверное, передумал и позвал на помощь.

У меня накопилось достаточно информации о Шефере еще до начала суда. Кроме того, я уже давно составлял на него психологический портрет, поэтому легко мог представить себе, что тут произошло. Первое, что сразу приходило в голову, так это начавшийся тяжелый приступ депрессии, связанный с маниакально-депрессивным психозом. Не исключалась также и циклогимия, при проявлении которой наблюдается резкая смена периодов возбуждения и подавленного состояния. Ко второстепенным признакам этого заболевания относится раздутая, сильно преувеличенная самооценка, снижение потребности во сне, невероятное желание доставлять себе удовольствие и нездоровое стремление к удовлетворению своих потребностей всеми доступными средствами. В случае с Шефером это было желание выиграть любой ценой.

Я передвигался, как в кошмарном сне, ощущая, что произошло самое страшное. Как в тумане я узнал одну из сотрудниц скорой помощи, Нину Дисеса. Нам приходилось работать вместе в Джорджтауне.

– Мы успели как раз вовремя, чтобы спасти эту скотину, – пояснила она и прищурилась. – Паршивые дела, да?

– Насколько серьезна была попытка самоубийства? – поинтересовался я.

Нина неопределенно пожала плечами:

– Трудно сказать. Вообще, порез на запястье достаточно глубокий. Но только на левом. Положение осложняется тем, что он наглотался всевозможных лекарств. Это образцы продукции фармацевтических компаний.

Я потряс головой, словно не хотел верить ни единому ее слову.

– Но ведь он сам вызвал помощь?

– Его жена и сын утверждают, что слышали, как он кричит из кабинета: «Папочке нужна помощь, папочка умирает, папочка серьезно болен».

– Все верно. Здесь они не ошиблись. Их папочка и в самом деле психически тяжело болен. Типичный маньяк.

Я упрямо шел вперед, к бело-красной карете скорой помощи. Камеры продолжали сверкать вспышками. Я никак не мог сосредоточиться. Для него все вокруг представляет собой только игру. Жертвы на юго-востоке, Пэтси Хэмптон, Кристина. И вот теперь еще это. Да он даже готов играть с собственной жизнью!

– Пульс прощупывается хорошо, – донесся до меня голос врача, когда я подходил к карете скорой помощи. В фургоне кто-то настраивал аппаратуру, готовясь снять у пострадавшего ЭКГ. Мне показалось, что я даже слышу слабое попискивание прибора. Через пару секунд я встретился взглядом с Шефером. Он попытался сосредоточиться и очень скоро узнал меня. Волосы его взмокли от пота, а лицо было бледным, как полотно.