Все существует для себя и своих, для меня мое, мужское и женское,Для меня те, что были мальчишками, и те, что любят женщин,Для меня самолюбивый мужчина, который знает, как жалят обиды,Для меня невеста и старая дева, для меня матери и матери матерей,Для меня губы, которые улыбались, глаза, проливавшие слезы,Для меня дети и те, что рождают детей.Скиньте покровы! предо мною вы ни в чем не виновны, для меня вы не отжившие и не отверженные,Я вижу сквозь тонкое сукно и сквозь гингэм[109],Я возле вас, упорный, жадный, неутомимый, вам от меня не избавиться.8Младенец спит в колыбели,Я поднимаю кисею, и долго гляжу на него, и тихо-тихо отгоняю мух.Юнец и румяная девушка свернули с дороги и взбираются на покрытую кустарником гору,Я зорко слежу за ними с вершины.Самоубийца раскинулся в спальне на окровавленном полу,Я внимательно рассматриваю труп с обрызганными кровью волосами и отмечаю, куда упал пистолет.Грохот мостовой, колеса фургонов, шарканье подметок, разговоры гуляющих,Грузный омнибус, кучер, зазывающий к себе седоков, цоканье копыт по булыжнику.Сани, бубенчики, громкие шутки, снежки,Ура любимцам толпы и ярость разгневанной черни,Шелест занавесок на закрытых носилках — больного несут в больницу,Схватка врагов, внезапная ругань, драка, чье-то паденье,Толпа взбудоражена, полицейский со звездою быстро протискивается в середину толпы,Бесстрастные камни, что принимают и отдают такое множество эхо,Какие стоны пресыщенных или умирающих с голоду, упавших от солнечного удара или в припадке,Какие вопли родильниц, застигнутых схватками, торопящихся домой, чтобы родить,Какие слова жили здесь, и были похоронены здесь, и вечно витают здесь, какие визги, укрощенные приличием,Аресты преступников, обиды, предложения продажной любви, принятие их и отказ (презрительным выгибом губ),Я замечаю все это, отзвуки, отголоски и отсветы этого — я прихожу и опять ухожу.9Настежь распахнуты ворота амбара,Медленно въезжает фургон, тяжело нагруженный сеном,Яркий свет попеременно играет на зеленом и буром,Новые охапки сена наваливают на примятый, осевший стог.Я там, я помогаю, я приехал, растянувшись на возу,Я чувствовал легкие толчки, одну ногу я закинул за другую,Я ухватился за жерди и прыгаю с воза, я хватаю тимофеевку и клевер,Я кубарем скатываюсь вниз, и мне в волосы набивается сено.10Далеко, в пустыни и горы, я ушел один на охоту,Брожу, изумленный проворством своим и весельем,К вечеру выбрал себе безопасное место для сна,И развожу костер, и жарю свежеубитую дичь,И засыпаю на ворохе листьев, а рядом со мною мой пес и ружье.Клиппер несется на раздутых марселях, мечет искры и брызги,Мой взор не отрывается от берега, я, согнувшись, сижу за рулем или с палубы лихо кричу.Лодочники и собиратели моллюсков встали чуть свет и поджидают меня,Я заправил штаны в голенища, пошел вместе с ними, и мы провели время отлично;Побывали бы вы с нами у котла, где варилась уха.На дальнем Западе видел я свадьбу зверолова, невеста была краснокожая,Ее отец со своими друзьями сидел в стороне, скрестив ноги, молчаливо куря, и были у них на ногах мокасины, и плотные широкие одеяла свисали с их плеч.Зверолов бродил по песчаному берегу, одетый в звериные шкуры, его шею скрывали кудри и пышная борода, он за руку держал свою невесту.У нее ресницы были длинны, голова непокрыта, и прямые жесткие волосы свисали на ее сладострастное тело и достигали до пят.Беглый раб забежал ко мне во двор и остановился у самого дома,Я услышал, как хворост заскрипел у него под ногами,В полуоткрытую кухонную дверь я увидел его, обессиленного,И вышел к нему, он сидел на бревне, я ввел его в дом, и успокоил его,И принес воды, и наполнил лохань, чтобы он вымыл вспотевшее тело и покрытые ранами ноги,И дал ему комнату рядом с моею, и дал ему грубое чистое платье;И хорошо помню, как беспокойно водил он глазами и как был смущен,И помню, как я наклеивал пластыри на исцарапанную шею и щиколотки;
