Бам!

Бам!

Бам!

Мы все трое аж подпрыгнули на сидениях, и я тут же ухватился за пистолет. Я был готов ко всему, даже к немедленной встрече с Джеком и Джилл.

Втроем мы с ужасом уставились на президентский «Дилижанс». В нашем «линкольне» воцарилась мертвая тишина. Зловещая тишина. Потом мы расхохотались.

Те громкие звуки, что донеслись до нашего слуха, были вовсе не выстрелами. Тревога оказалась ложной, но, тем не менее, мы испытали самый неподдельный страх.

Просто машина въехала на мост, и под колесами, в стыках, загрохотали изношенные металлические решетки. Эти удары чуть не довели нас до сердечного приступа. Без сомнения, в самой машине президента почувствовали то же самое, что и мы.

– О Господи! – застонал Хамерман. – Значит, теперь мы так и будем шарахаться при каждом громком звуке! Боже всемогущий!

– А я был в «Хилтоне», когда Хинкли стрелял в Рейгана и Брэди, – дрожащим голосом сообщил Джей Грейер. Мне стало понятно, что с ним происходит. Он был там, и сейчас почувствовал себя точно так же, как тогда, когда стреляли в Рейгана. Ему пришлось вновь пережить тот страшный момент. У каждого из нас: и у него, и у остальных было свое личное отношение ко всему происходящему, и я задумался над этим.

Я наблюдал за тем, как президентская машина погружается в море огней Нью-Йорка, и флажки на крыльях «Дилижанса» яростно захлопали под порывами речного ветра.

Рано утром в понедельник 16 декабря фотокорреспондент прибыл в Нью-Йорк, чтобы выполнить свою миссию.

Из Вашингтона он решил выбираться на машине, что было для него безопаснее. Сейчас он прогуливался по Парк-авеню, где завтра утром будет проезжать президентский кортеж. Перед столь историческим событием Хокинс решил немного расслабиться, посмотреть на достопримечательности, да просто пройтись по городу, готовящемуся к встрече Рождества.

Мозги у Хокинса были устроены таким образом, что все, увиденное им, словно фиксировалось фотокамерой. Вот и сейчас он извлекал из своего «архива» фотографии убийств то Джона Кеннеди, то Лютера Кинга, то Роберта Кеннеди и даже неудачной попытки покушения на Рональда Рейгана.

Одно он знал наверняка: предстоящее покушение обязательно удастся. Это было давно решено, так что ни единого шанса у Томаса Бернса не оставалось.

Он остановился в гостинице «Вальдорф-Астория», где, как он был уверен, будет жить президент с супругой. Как это типично для президента: упорно не слушаться своих советников по безопасности. Совершенно в его стиле.

Ну, и не слушайся профессионалов, ублюдок, надменный дурак! Предатель американского народа.

Ночь выдалась прохладной, но ясной. Надоедливый дождь, наконец-то, прекратился. Воздух приятно освежал кожу. Фотокорреспондент был уверен, что никто не сможет опознать в нем Кевина Хокинса. Уж он-то об этом позаботился. В гостинице разместились, по меньшей мере, две сотни полицейских, но это его не беспокоило. Сейчас его не узнали бы даже родные мать и отец.

Красочно разделенная световыми гирляндами улица была относительно многолюдна, невзирая на позднее время. Можно подумать, что зеваки собрались сюда специально, посмотреть, как застрелят их президента. Никто толком не знал, когда приедет глава страны, и даже в какой гостинице остановится. Однако все те места, где он мог бы поселиться, были известны, и «Вальдорф» был неплохим выбором.

И жалкие бульварные газетенки, и респектабельная «Нью-Йорк Таймс» продолжали печатать статьи о Джеке и Джилл на первых полосах. В привычном для себя стиле все газеты безбожно врали, что было вполне на руку Хокинсу.

Кевин слился с шумной, почти праздничной толпой, часть которой только что покинула Рокфеллер- Центр. Разнузданные зеваки толпились у входа в гостиницу, рассказывали скабрезные анекдоты и веселились каждый на свой лад. Хокинс презирал это циничное отребье большого города даже больше, чем бесполезного президента, ради убийства которого он и приехал сюда.

Он старался держаться возле самого края толпы, на тот случай, если вдруг придется быстро исчезнуть. Ему не хотелось торчать на улице допоздна, но президентский кортеж почему-то запаздывал. По сравнению с расписанием, которое он получил накануне.

Наконец, он увидел, как головы и шеи толпы повернулись и вытянулись куда-то влево. Послышались приближающиеся звуки сирен машин и мотоциклов, сопровождавших «Дилижанс» президента. Это было ничто иное, как кортеж, подъезжавший к гостинице. Ошибки не произошло.

Машины остановились у въезда на Парк-авеню. А потом произошло нечто такое, чего Хокинс никак не ожидал.

Надменный ублюдок Бернс решил прогуляться до гостиницы пешком, а не подняться в нее прямо из подземного гаража. Он хотел показаться народу! Он желал, чтобы его фотографировали! Он решил продемонстрировать свою отвагу всему миру. Томас Бернс, дескать, плевать хотел на всех Джеков и Джилл!

Фотокорреспондент наблюдал, как тщеславный и хвастливый президент вылез из своего лимузина. Он мог взять его прямо здесь и сейчас! С одного выстрела! С тех пор, как этот бывший автомобильный воротила решил вернуться к «нормальному образу жизни», успех покушения на него был гарантирован.

Только дилетанты могли принимать такие недалекие решения. Хокинс знал это. Всегда. Этот факт был решающим в его работе.

Да, я мог бы снять его прямо сейчас, на Парк-авеню.

«А как я сейчас себя чувствую? Возбужденным? Да нет, скорее, усталым, – рассуждал Хокинс. – Просто выжатым. И никакого чувства вины. Каким же странным человеком я стал».

На самом деле, это как раз было одной из причин, по которой он прибыл сюда, – проверить свое эмоциональное состояние.

Приезд президента в гостиницу был для Хокинса генеральной репетицией самого важного представления в его жизни. Причем, единственной.

Охранники из Секретной Службы спокойно и профессионально проводили президента до входа. Их прикрытие было исключительно надежным: три плотных кольца вокруг Бернса не оставляли ни малейшей лазейки.

Конечно, отряд охраны президента был хорош, но недостаточно, чтобы защитить его от задуманного Кевином Хокинсом.

Нападение камикадзе! Нападение-самоубийство. От этого президенту не укрыться. Да и никому вообще. Все уже решено.

Он наблюдал за людьми, покидающими сверкающие машины сопровождения, и узнавал почти каждого из них. Он мысленно делал десятки фотографий, которые тут же поступали на хранение в его мозг.

И, наконец, он увидел Джилл. Она выглядела настолько спокойной, словно окружающее не касалось ее вовсе. Она была тоже ненормальной в своем роде. Джилл находилась в самой середине происходящей сутолоки, а потом исчезла за дверями «Вальдорфа» вместе с остальными.

Фотокорреспондент повернулся и пошел прочь по Парк-авеню в направлении бывшего здания компании «Пан Америкэн», ныне принадлежавшего компании «Мет Лайф». Крышу венчала большая платформа, на которой гигантская собачка Снупи управляла санями Санта Клауса.

«Сегодня президенту стоило бы застраховать свою жизнь, – усмехнулся Хокинс. – На любую сумму. Можно считать, что покушение состоялось. Гарантия – сто процентов».

Одного только Кевин Хокинс не учитывал и даже не подозревал об этом. За ним тоже наблюдали, и уже давно. Именно сейчас и именно здесь, в Нью-Йорке, за ним следил Джек, так же неспешно прогуливающийся по Парк-авеню.

Джек – самый шустрый. Джек – самый быстрый.

Проследив, как Кевин Хокинс удалился по Парк-авеню, Сэм Харрисон покинул людную улицу возле «Вальдорфа». В Нью-Йорке, как и в Вашингтоне, тоже зашевелились по поводу Джека и Джилл. Это хорошо.