приблизились к части вагона, заполненной деревянными ящиками. — Кэл вон там!

Когда они подошли к мальчику, тот сидел к ним спиной. Кэл даже не отошел от разломанных ящиков, возле которых его оставил Уилл. Недавно нашедшийся младший брат Уилла был поразительно на него похож. Кэл тоже был альбиносом, с такими же белыми волосами и широкими скулами, унаследованными мальчиками от матери, которой они никогда не видели. Сейчас Кэл сидел согнувшись, осторожно потирая затылок: при падении на движущийся поезд ему повезло меньше Уилла.

Уилл помог Честеру добраться до ящика, на который его друг тяжело опустился. Подойдя к брату, Уилл слегка похлопал его по плечу, стараясь его не испугать. Имаго велел им сохранять осторожность, поскольку на поезде ехали колонисты. Но в данном случае Уиллу не стоило беспокоиться: Кэл был так занят своими ранами и болячками, что почти не отреагировал. Лишь спустя несколько секунд (и пробормотав пару неслышных за шумом поезд жалоб), Кэл наконец обернулся, все еще массируя шею.

— Кэл, я его нашел! Я нашел Честера! — закричал Уилл, но его слова практически заглушил шум поезда. Кэл и Честер встретились взглядом, но ничего не сказали — они все равно были слишком далеко друг от друга, чтобы что-то расслышать. Хотя мальчики успели (очень кратко) познакомиться раньше, это произошло в худших из всех возможных обстоятельств: их преследовали стигийцы. Времени на любезности тогда не было.

Они отвели взгляд друг от друга, и Честер сполз с ящика на пол платформы, обхватив голову руками. Путь, который они с Уиллом только что преодолели, вымотал его окончательно. Кэл занялся своей шеей. Казалось, его совершенно не удивило то, что Честер оказался на поезде — или же его это попросту не волновало.

Уилл пожал плечами.

— Боже, что за пара развалин! — сказал он, не повышая голоса, чтобы ни один из них не услышал его слов за ревом поезда. Но стоило ему вновь задуматься о будущем, грызущее изнутри беспокойство немедленно вернулось. По общему мнению, путь их лежал в места, о которых даже колонисты говорили уважительным полушепотом. Более того, быть «изгнанным», высланным туда, в дикую пустыню, считалось одним из самых страшных наказаний, какие только можно было себе представить.

А ведь колонисты — поразительно выносливый народ, многие столетия выживавший в тяжелейших условиях в своем подземном мире. И если то место, куда мальчиков нес поезд, было так ужасно, то каковы их шансы? Уилл не сомневался, что впереди их — всех троих — вновь ждут испытания, однако ни брат его, ни друг к ним совершенно не готовы. По крайней мере, пока.

Согнув руку и почувствовав, как трудно ею шевелить, Уилл расстегнул куртку, чтобы пощупать укус на плече. Его покалечил один из свирепых служебных псов, которых использовали стигийцы, и хотя о его ранах позаботились, он и сам был не в лучшей форме. Уилл машинально взглянул на ящики со свежими фруктами вокруг. По крайней мере, у них хватит пищи, чтобы восстановить силы. Но как ни печально, нельзя сказать, что они готовы к трудностям.

Уилл вдруг осознал, как огромна его ответственность: казалось, на каждое плечо положили по гире и стряхнуть их невозможно. Именно он втянул Честера, а потом и Кэла в поиски отца, который и сейчас пропадал где-то в неизвестных землях, к которым они приближались с каждым поворотом петляющих туннелей. Если, конечно, доктор Берроуз еще жив… Уилл покачал головой.

«Нет!»

Нельзя позволять себе так думать. Он должен продолжать верить в то, что вновь встретится с отцом, и тогда все снова будет хорошо — так, как он и мечтал. Они вчетвером — доктор Берроуз, Честер, Кэл и он сам — будут работать вместе, как одна команда, открывая невероятные, чудесные вещи… потерянные цивилизации… может быть, новые формы жизни… и тогда… и что тогда?

Об этом Уилл не имел ни малейшего понятия.

Так далеко заглянуть у него не получалось. Как он ни старался, Уилл не видел, как именно все устроится. Он лишь знал, что так или иначе, исход будет счастливым, и главное для этого — найти отца. Иного пути нет.

В разных углах цеха стрекотали швейные машины, а в ответ раздавалось шипение гладильных прессов, словно те и другие пытались переговариваться друг с другом.

Там, где сидела Сара, сквозь нестихающий шум понапрасну пытались пробиться пискливые позывные радиостанции, постоянно присутствовавшие на заднем плане. Стоило ей нажать ногой на педаль, и машина пришла в движение, сшивая очередные куски ткани.

Услышав чьи-то крики, Сара подняла голову — какая-то женщина пробиралась между рабочими столами к подругам, поджидавшим ее у выхода. Они шумно болтали, словно взволнованные гусыни, а потом вышли на улицу, толкнув вращающуюся дверь.

Как только они покинули здание, Сара посмотрела наверх, внимательно изучая грязные стекла высоких фабричных окон. Она видела, как на небе собираются облака и на улицу опускается тень, словно уже вечерело, хотя на дворе всего лишь полдень. В цеху оставалось еще немало упорно трудившихся работниц, каждую из которых отделял от других конус света, лившегося из ламп над головами.

Сара нажала кнопку под столом, чтобы выключить свою машинку и, схватив пальто и сумку, быстро пошла к выходу. Она проскользнула через дверь, проверив, чтобы она не издала ни звука, и мигом спустилась по коридору. Сквозь окно офиса Сара разглядела пухлую спину администратора цеха, который, склонившись над столом, погрузился в чтение газеты. Саре следовало бы сообщить ему, что уходит, но она торопилась на поезд, и к тому же чем меньше людей будет знать о том, что ее нет на месте, тем лучше.

На улице Сара огляделась в поисках любой необычной для этих мест фигуры. Она сделала это автоматически, сама того не осознавая. Интуиция говорила о том, что пока она в безопасности, и Сара начала спускаться с холма, свернув с главной дороги и выбирая куда более запутанный маршрут, чем требовалось.

Прожив столько лет словно призрак, каждые несколько месяцев меняя работу и место жительства, Сара жила теперь среди людей-невидимок — нелегальных мигрантов и мелких преступников. Но хотя она и являлась чем-то вроде иммигрантки, преступницей Сара не была. Не считая нескольких фальшивых удостоверений личности, полученных ею за эти годы, у Сары ни разу и мысли не возникало нарушить закон, даже когда у нее совсем не было денег. Нет, ведь тогда ее могли бы арестовать — и она оказалась бы внутри судебной системы. А значит, за ней тут же потянулся бы след, который можно засечь.

А все потому, что первые тридцать лет Сариной жизни были совсем не такими, как у обычных людей. Она родилась под землей, в Колонии. Ее прапрапрадед вместе с несколькими сотнями других, тщательно отобранных людей работал над секретным подземным городом, принеся клятву верности сэру Габриэлю Мартино — человеку, которого они считали своим спасителем.

Сэр Габриэль объявил своим добровольным последователям, что однажды разъяренный и мстительный Бог уничтожит человечество, очистив мир от разврата. Все, кто живет наверху, верхоземцы, погибнут, и тогда его паства, непорочный народ, вернется в дом, принадлежащий ей по праву.

Сара очень боялась стигийцев. Представители религиозной полиции жестоко и целенаправленно поддерживали в Колонии раз и навсегда установленный порядок. И хотя Саре удалось бежать из Колонии, стигийцы не остановятся ни перед чем, чтобы схватить ее и наказать в назидание остальным.

Сара вошла на площадь и обошла ее по кругу, проверяя, не следят ли за ней. Прежде чем вернуться назад, на главную дорогу, она нырнула за припаркованный фургон.

Несколько секунд спустя из-за фургона вышла женщина, на Сару совершенно непохожая. Она вывернула пальто наизнанку, сменив зеленую клетку на однотонную серую ткань, и завязала на голове черный шарф. Пока женщина шла к вокзалу, ее в такой одежде почти не было видно на фоне закопченных фасадов офисных зданий и магазинов, мимо которых она шла — словно Сара стала хамелеоном в человеческом обличье.

Услышав первые звуки, возвещавшие о приближении поезда, Сара подняла голову. Она улыбнулась