– Что вы говорите! – Полковник медленно поднес зажженную спичку к концу сигары.
– И вдруг сверкает страшная молния, и огненный шар влетает в одно окно и вылетает в другое.
– Убило его? – Полковник пустил под потолок синий клуб дыма.
– Что такое? Вы говорите, Боба Ингерсолла убило молнией? – пронзительно крикнула Ольга. – Так ему и надо, гнусному атеисту!
– Нет, не убило. Но он постиг сущность жизни и стал методистом.
– Странно! Почему это актеры так часто становятся проповедниками?
– Иначе их никто не хочет слушать! – каркнул человек с бриллиантовой запонкой.
Оба лакея стояли за дверью и прислушивались к разговору.
– Tas de sacres cochons… sporca madonna![40] – прошипел старый лакей.
Эмиль пожал плечами.
– Эта брюнетка весь вечер делала тебе глазки. – Он наклонился к Эмилю и подмигнул. – Может, подцепишь рыбешку, а?
– Ну их, с их грязными болезнями!
Старый лакей хлопнул себя по ляжке.
– Никуда не годится современная молодежь… Когда я был молод, я не зевал.
– Они даже не глядят на нас, – сказал Эмиль, стиснув зубы. – Автомат во фраке, и больше ничего.
– Подожди, приучишься.
Дверь открылась. Они почтительно поклонились бриллиантовой запонке. Кто-то нарисовал карандашом пару женских ножек на пластроне его сорочки. Яркие пятна горели на его щеках. Нижнее веко одного глаза отвисло, и это придавало его лицу саркастическое выражение.
– Что за черт, Марко, что за черт… – бормотал он. – Нам нечего пить. Принесите две кварты «Атлантического океана»…
– De suite, monsieur. – Старый лакей поклонился. – Эмиль, скажи Огюсту, immediatement et bien frappe.[41]
Когда Эмиль бежал по коридору, к нему донеслось пение:
Лунолицый и бутылконосый возвращались под руку из уборной, лавируя между пальмами.
– Эти проклятые дураки кормят так, что меня тошнит.
– Да, это не те ужины с шампанским, что мы едали в Фриско в былые времена.
– Да, то были славные времена.
– Между прочим… – Лунолицый выпрямился и прислонился к стене. – Холлиок, старина, вы видели мою статью о каучуковой промышленности в утренней газете? Капиталисты погрызут этот камешек… как мышки…
– Что вы знаете о каучуке? Дрянь товар…
– Подождите и присмотритесь, Холлиок, старина, иначе вы потеряете замечательный шанс. Пьян я или трезв, а запах денег я чую издалека.
– Почему же у вас их нет? – Красное лицо носатого сделалось пурпурным; он перегнулся пополам и разразился хохотом.
– Потому что я всегда втягиваю в дело моих друзей, – сказал другой очень серьезно. – Эй, человек. Где отдельный кабинет?
– Par ici, monsieur.[42]
Красное плиссированное платье промелькнуло мимо них. Маленькое овальное лицо, обрамленное плоскими темными прядями, жемчужные зубы, открытые в улыбке.
– Фифи Уотерс! – закричали все.
– Дорогая Фифи, приди в мои объятия!
Ее поставили на стол; она стояла, перебирая ножками. Шампанское пенилось в ее бокале.
– С веселым Рождеством!
– С Новым годом!
Красивый молодой человек, приехавший с Фифи Уотерс, пел и танцевал, мотаясь вокруг стола:
– Оп-ля! – крикнула Фифи Уотерс и взъерошила седые волосы человека с бриллиантовой запонкой. – Оп-ля! – Она спрыгнула со стола и закружилась по комнате, высоко вскидывая юбки. Ее стройные ноги, в блестящих черных шелковых чулках и красных трусиках с розетками, мелькали перед лицами мужчин.
– Она сумасшедшая! – воскликнула дама в диадеме.
– Оп-ля!
Холлиок покачивался, стоя в дверях, нахлобучив цилиндр на багровую шишку носа. Она гикнула, дрыгнула ногой и сбила с него цилиндр.
– Вот это удар! – закричали все.
– Вы мне выбили глаз!
Она уставилась на него своими круглыми глазами и вдруг залилась слезами, припав к груди с бриллиантовой запонкой.
– Я не хочу, чтобы меня оскорбляли! – рыдала она.
– Протрите другой глаз!
– Принесите бинт!
– Ей-богу, она могла ему выбить глаз!
– Эй, человек, скорее кэб!
– Доктора!
– Ну и бедлам, дружище!
Спотыкаясь и прижимая к глазу платок, мокрый от слез и крови, бутылконосый вышел.
Женщины и мужчины двинулись за ним; молодой человек со светлыми волосами вышел последним, покачиваясь и напевая:
Фифи Уотерс рыдала, уронив голову на стол.
– Не плачьте, Фифи, – сказал полковник, который все еще сидел на своем месте. – Вот это вас успокоит. – Он пододвинул ей бокал шампанского.
Она потянула носом и стала пить маленькими глотками.
– Хелло, Роджер! Как поживает мальчик?
– Очень хорошо, благодарю вас… Знаете, я устал. Весь вечер с этими крикунами…
– Я голодна.
– Кажется, ничего съедобного не осталось.
– Я не знала, что вы здесь, иначе я пришла бы раньше, честное слово.
– Правда, пришли бы? Это очень мило.
Пепел упал с сигары полковника. Он поднялся.
– Знаете, Фифи, я возьму кэб, и мы поедем кататься в парк.
Она допила шампанское и радостно кивнула.
– Боже, уже четыре часа.
– Вы тепло одеты, не правда ли?
Она опять кивнула.
– Прелестная Фифи… Вы прекрасны… – Лицо полковника расплылось в улыбку. – Ну, едем!
Она недоуменно осматривалась кругом.
– Я как будто приехала с кем-то?
– Неважно.
В передней они наткнулись на красивого юношу – он спокойно блевал в пожарное ведро под искусственной пальмой.
– Оставим его тут, – сказала она, вздернув носик.
– Неважно, – сказал полковник.
