другие голоса. Глаза его были открыты, направлены туда, откуда до него доносились другие голоса. Вдруг он увидал перед собой Джима с озадаченной, мрачной, кислой физиономией – так тот всегда смотрел на него, когда он был мальчишкой и по воскресеньям склонялся над своими учебниками.

– Неужели это ты, Джим? Каким ветром тебя сюда занесло?

– Прилетел, – ответил он.

«Как это его слышат? – удивлялся Чарли. – Ведь голос его звучит где-то вдали…»

– Все в порядке, Чарли… тебе нельзя напрягаться, совсем нельзя. Ну, я обо всем позабочусь.

– Ты меня слышишь, Джим?… Мешает какое-то гудение, как будто разговариваешь по междугороднему телефону.

– Все хорошо, Чарли, не беспокойся… Мы обо всем позаботимся. А ты лежи спокойно, не думай ни о чем. Послушай, Чарли, простая предосторожность, не более. Ты составил завещание?

– Я слышал, как кто-то сказал «перитонит». Это опасно, как ты думаешь?

Бледное лицо Джима, казалось, вытянулось еще более.

– Ну… небольшая операция.

– Мне кажется, лучше тебе передать доверенность мне, чем другим, чтобы больше ни о чем не беспокоиться. Я все приготовил, привел сюда с собой судью Грея, свидетеля. Хедвиг придет через несколько минут… Скажи, ты женат на этой женщине?

– Я женат? Ни за что на свете больше никогда не женюсь…

Старый добрый Джим, он всегда заставляет людей что-то подписывать. Почему я только не сломал руку? Очень, очень плохо.

– Ну, а что ты теперь думаешь о самолетах, Джим? Считаешь до сих пор, что они непрактичны?… Но они практичны настолько, что позволят тебе сделать столько денег, сколько ты никогда не зарабатывал, торгуя дешевенькими «фордами». Не обижайся, Джим. Послушай, Джим, пригласи ко мне самых лучших врачей… Ведь я серьезно болен, ты же знаешь. Пересохло в горле… Джим, пусть принесут мне воды, меня мучит жажда. Прошу тебя, не экономь на докторах… Как мне хочется поговорить с тобой, как мы говорили с тобой, когда удили рыбу на Красной реке, но так ничего и не поймали. Мы займемся рыбалкой здесь, неподалеку от Майами… Кажется, я снова отключаюсь. Пусть доктора мне дадут чего-нибудь.

Ему сделали укол.

– Спасибо, сестричка, теперь я чувствую себя прекрасно, все перед глазами прояснилось. Так вот я и говорю, Джим… все витает в воздухе… заманчиво… субсидии на доставку почты по воздуху… строительство аэропортов… всех этих новых авиалиний… и мы станем отцами-основателями всего этого… Они-то считали, что я в большой… но просчитались, я их всех одурачил… Боже, Джим, никак не могу остановиться, все говорю, говорю, а мне нужно заснуть. Но эта отключка не похожа на сон… это что-то другое, на него похожее.

Он хотел говорить еще, но все его потуги были бесполезными. Он сильно хрипел, его голос скрипел, ему очень хотелось пить. Его уже не было слышно. Но нужно, чтобы услышали. Он должен этого добиться. Но охватившая все тело слабость мешала ему. Он куда-то падал, падал, кружась, его засасывало…

Эгнис вышла из спального вагона на перрон вся с ног до головы в черном крепе. Она явно располнела, и у нее появился какой-то неясный, рассеянный взгляд, которого прежде у нее не было. Марго, положив голову на ее плечо, расплакалась при всех, прямо на ярко освещенном солнцем вокзале Майами. Сев в «бьюик», они поехали на пляж. Эгнис, казалось, даже не заметила ни автомобиля, ни шофера в униформе – вообще ничего. Она взяла Марго за руку. Они сидели в машине, отвернувшись друг от друга, и каждая разглядывала в окошко свою сторону солнечных улиц, над которыми медленно двигались толпы прохожих в легкой летней одежде. Марго то и дело утирала слезы кружевным носовым платочком.

– К чему этот траур? – спросила она у Эгнис. – Без него тебе было бы куда легче, правда?

Эгнис, казалось, начала кое-что замечать лишь тогда, когда их «бьюик» подкатил к бунгало на пляже, а Раймонд, шофер-мулат с тонкими чертами лица, лихо спрыгнул со своего сиденья и теперь уважительно улыбался, ожидая, когда можно будет забрать багаж.

– Ах, какой милый автомобиль!

Марго показала ей дом под высокими пальмами, повела на крыльцо с навесом, с которого открывался чудесный вид на всю полосу песчаного берега и большие волны с белой кипенью…

– Ах, как здесь мило! – воскликнула Эгнис, опускаясь на упругий гамак «глочестер».

– Как же я устала, – вздохнула Марго.

Она вдруг снова заплакала.

Приведя себя в порядок перед большим зеркалом в холле, Марго вернулась к Эгнис напудренной и накрашенной и спросила ее:

– Ну, как тебе дом? Неплохая маленькая развалюха, не находишь?

– Теперь мы здесь больше не сможем жить… Что будем делать? – бормотала Эгнис. – Понимаю, все это жестокая реальность, никуда от нее не деться. Но все же, если бы его хоть изредка посещали мудрые мысли…

– Но ведь квартплата внесена и за следующий месяц, – сказала Марго.

– Да, но подумай, какие расходы!

Марго смотрела через сетчатую дверь на черный танкер, плывущий у горизонта. Повернув голову, она раздраженно бросила:

– Почему бы мне не приобрести кое-какие права на недвижимость, что мне помешает? Я же говорила тебе, что скоро здесь начнется строительный бум. Может быть, сумеем сделать кое-какие деньги. В этом городе я знакома со всеми более или менее важными лицами. Вот увидишь, Эгнис. Только наберись терпения.

Чернокожая горничная Элайза внесла на серебряном подносе с бумажной салфеткой серебряный