участок мог стать аэродромом.

– Ну, Энди, – сказал Чарли, сидя на мягкой земле и с удовольствием протягивая затекшие ноги, – когда эти эксперты увидят наш самолет, у них наверняка глаза полезут на лоб.

Лицо у Мерритта было бледным, и его пошатывало.

– Ничего не слышу, заложило уши, – ответил он. – Пойду посикаю.

Чарли следом за ним пошел к ангару, оставив Билла у машины, – пусть проверит как следует мотор.

Мерритт звонил, чтобы вызвать такси.

– Боже праведный, как жрать хочется! – заревел Чарли.

Мерритт криво ухмыльнулся.

– Мне лично нужно что-нибудь выпить, чтобы прежде настроить желудок.

Они ехали в такси, положив ноги на чемодан Мерритта из свиной кожи.

– Вот что я хочу тебе сказать, Чарли, – начал Мерритт. – Нам нужна отдельная корпорация для производства этого типа самолетов… нам нужен специальный завод и все такое прочее, что полагается для этого. К этому аппарату подойдут стандартные запчасти.

В их гостиничном номере громадного, только что отстроенного отеля было две спальни и большая гостиная с креслами с розоватым набивным рисунком. Из окон открывался чудесный вид на свежую зелень парка Рок-крик. Мерритт поглядывал на все вокруг с нескрываемым удовольствием.

– Нужно будет сходить туда как-нибудь в воскресенье, – сказал он, – воспользоваться такой возможностью, прийти в норму перед началом работы.

Хотя он и утверждал, что вряд ли они встретят знакомых в ресторане отеля, тем более сегодня, в воскресенье, но эти предсказания не сбылись, и им пришлось довольно долго добираться до своего столика. На ходу Мерритт представлял Чарли то сенатору, то адвокату корпорации, то самому молодому члену палаты представителей, то племяннику министра военно-морского флота.

– Видишь ли, – объяснил ему Мерритт, – мой старик когда-то сам был сенатором.

После ланча Чарли вернулся к самолету, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Билл Чернак сделал все, что нужно, – надраил машину так, что все блестело, как в витрине ювелира. Чарли привел Билла в отель, дал ему выпить. В холле перед их номером толпились официанты, сюда просачивался дым от сигарет и через открытую дверь долетали обрывки громких светских разговоров. Билл заткнул толстыми пальцами свой кривой нос, чтобы не чихнуть.

– Черт возьми, да здесь, по-видимому, светский раут, дым коромыслом. Ладно, я незаметно провожу тебя в свою спальню и, если подождешь секунду, принесу тебе выпить.

– Конечно, о чем речь, босс.

Чарли, вымыв руки и поправив галстук, стремительно, словно совершая прыжок в холодную воду, вошел в гостиную номера.

Энди Мерритт устраивал прием с коктейлем. На столе – салат с цыпленком, бутерброды, ведерко с икрой, спинки копченой рыбы. Среди приглашенных два джентльмена с серебристыми волосами, три южные красотки с хриплыми голосами и толстым слоем макияжа на лицах, жирный сенатор, ужасно худощавый сенатор с высоким стоячим воротником рубашки, стайка молодых бледных юношей с гарвардским акцентом и болезненно-желтоватый человек с золотым зубом, автор газетной колонки «Слухи из Капитолия». Там был и молодой рекламный агент Севедж, которого он как-то видел у Эвелин. Чарли по очереди представили всем приглашенным, и ему пришлось довольно долго стоять в гостиной сначала на одной ноге, потом на другой, и так он переминался, покуда, улучив минутку, не проскользнул в свою спальню с двумя лишь наполовину опорожненными бутылками виски и с целым блюдом бутербродов.

– Черт возьми, как все же там ужасно себя чувствуешь. Я простоял там целую вечность, не осмеливаясь открыть рта, как бы чего не брякнуть.

Чарли с Биллом, сидя на кровати, уминали бутерброды, прислушиваясь к позвякиванью стаканов и гомону беседы, доносившихся из соседней комнаты. Покончив со своим виски, Билл встал, вытер рот тыльной стороной ладони и спросил Чарли, когда ему быть готовым.

– Ну, к девяти. Ты же не собираешься бродить по городу? Не знаю, о чем и говорить с этими ребятами… может, мы сосватаем тебе одну из этих южных красоток?

Билл на это спокойно ответил ему, что он тихий семейный человек, ему не нужны никакие приключения и он собирается лечь спать. Он ушел, и Чарли, вполне естественно, ничего другого не оставалось, как снова присоединиться к гостям.

Вернувшись в комнату Мерритта, Чарли уловил между лихо сдвинутыми набок шляпками двух красивых девушек пару черных глаз толстого сенатора, которые упорно сверлили его. Чарли попрощался с собравшимися покинуть прием кареглазой блондинкой и голубоглазой жгучей брюнеткой. После их ухода в комнате еще долго оставался приятный запах духов и кожаных перчаток.

– Ну, молодой человек, какая на ваш взгляд более привлекательна? – Толстяк-сенатор, стоя рядом с ним, вопросительно глядел на него снизу вверх с какой-то очень уж доверительной улыбкой.

Чарли почувствовал, как у него стал ком в горле, но так и не понял почему.

– Обе хороши, просто красотки, – вынес он свой приговор.

– Рядом с ними чувствуешь себя ослом, стоящим между двумя охапками сена! – негромко фыркнул сенатор, и от этого короткого смешка складки у него на подбородке сначала расправились, а затем снова собрались на прежнем месте.

– Буриданов осел умер от тоски, сенатор, – напомнил толстому другой, тонкий сенатор, засовывая в карман конверт, на котором они с Энди Мерриттом только что писали какие-то циферки.

– Я тоже умираю от нее, – отозвался жирный, отбрасывая со лба прядь черных волос. Толстые его щеки тряслись. – Ежедневно умираю… Сенатор, не угодно ли вам отобедать у меня вместе с этими молодыми людьми? Думаю, старик Горас приготовил нам что-нибудь вкусненькое из черепахи. – Он положил одну свою пухлую ручку на плечо тонкого сенатора, а вторую на плечо Чарли.

– Прошу меня извинить, сенатор, но моя миссия сейчас – развлекать компанию своих друзей в Чиви Чейз-клаб.

– В таком случае боюсь, этим молодым людям придется смириться со своей горькой участью и пообедать вместе с парой старых развалин. Я так надеялся, что вы заполните брешь между поколениями! Кстати, будет и генерал Хикс.

Чарли заметил на серьезном холеном лице Энди Мерритта едва заметное выражение удовольствия. А сенатор-толстяк продолжал своим гладким монотонным гудящим голосом:

– В таком случае, думаю, пора идти… Он обещал приехать в семь, а эти старые военные клячи всегда так пунктуальны.

Принявшие приглашение Чарли, Энди Мерритт и Севедж вышли вместе с толстым сенатором на вечернюю вашингтонскую улицу, пахнущую асфальтом, гарью автомобильных выхлопных труб и молодыми побегами расцветающих глициний, как раз вовремя, когда громадный черный «линкольн», мягко шурша шинами, подкатил к входу отеля и беззвучно остановился перед ними.

Дом сенатора был, можно сказать, продолжением его длиннющего автомобиля – большой, темный, кое-где чуть поблескивающий и абсолютно безмолвный. Все они удобно вытянулись в больших черных кожаных креслах, а старый седовласый мулат принес на серебряном подносе с чеканкой стаканы с коктейлями «Манхэттен».

Сенатор лично проводил каждого из них, показал, где можно помыть руки и умыться. Нужно сказать, Чарли не нравились дружеские похлопывания пухленьких ручек толстого сенатора по спине, когда он провожал его в большую старомодную туалетную комнату с большой встроенной мраморной ванной. Возвращаясь, Чарли увидел, что двери в столовую широко распахнуты и какой-то довольно крепкий старый джентльмен с седыми усами, чуть прихрамывая, нетерпеливо ходит взад и вперед перед гостями.

– Я чую этот чудный черепаший запах, Боуви, – говорил он, – неужто старик Горас все еще не утратил своего колдовского кулинарного искусства?

Сидя во главе стола, хлебая черепаховый суп и запивая его шерри-бренди, генерал разглагольствовал:

– Само собой разумеется, эта работа над летательными аппаратами представляет большой интерес для развития науки… Послушай, Боуви, ты последний в этом городе, кто еще умеет организовать приличный стол… Она, вероятно, открывает перед нами обширные перспективы в далеком будущем… Но как военный