надвигает шляпу на лицо да есть ли оно у него?

Ярким, блестящим, как поверхность отшлифованного металла, январским днем Чарли отправился в даунтаун на ланч с Нэтом Бентоном. Он пришел в контору брокера чуть раньше назначенного и сидел в пустом кабинете, глядя через широкие окна в стальных рамах на Норт-ривер, на статую Свободы и бухту за ней с ее светло-зеленой рябью, вздуваемой северо-западным ветром, подернувшуюся белыми пятнышками дымов из труб буксиров, – бухту, испещренную пенистыми дорожками, оставляемыми грузовыми судами, борющимися с бризом, разграфленную на шашечные квадраты полей лихтерами, плоскодонками, баржами, перевозящими автомобили, и красными пассажирскими, попрощавшимися с провожающими паромами.

Сидя за письменным столом Нэта Бентона, он курил сигарету, стараясь сбросить пепел точно в надраенную до блеска медную пепельницу. Зазвонил телефон, девушка с коммутатора сказала:

– Мистер Андерсон… Мистер Бентон попросил меня извиниться перед вами, он задержится еще на несколько минут. Скоро вернется.

Через несколько минут в узкой щели приоткрытой двери на самом деле показалось тонкое бледное лицо, голова, как всегда, торчащая на длинной худой, как у цыпленка, шее.

– Хелло, Чарли… сиди, не уходи.

Чарли выкурил еще одну сигаретку до его окончательно прихода.

– Готов поспорить, ты, наверное, умираешь с голоду, – сказал он.

– Ничего, Нэт, не беспокойся. Вот сидел, любовался прекрасным видом из окна.

– Каким видом? Ах, этим… Знаешь, кажется, мне за всю неделю, с понедельника до пятницы, ни разу не удается выглянуть в окно. Между прочим, старик Вандербильт[26] начинал на одном из этих красных пассажирских паромов. Порой мне кажется, что оторвись я от этого проклятого телеграфного аппарата, который мне передает последние биржевые известия, то чувствовал бы себя гораздо лучше… Ладно, пошли, нужно прежде перекусить.

В лифте Нэт Бентон все продолжал говорить:

– Послушай, ты на самом деле такой клиент, которого не так-то просто разыскать.

– Сегодня, по-моему, я впервые за целый год снял с себя рабочий халат! – засмеялся Чарли.

Они вышли через вращающиеся двери на улицу. Холодный ветер обжег им лица.

– Знаешь, Чарли, о твоих ребятах много говорят на улице… «Эскью – Мерритт» прибавила вчера пять пунктов. На днях приезжал какой-то парень из Детройта, отличный паренек, нужно сказать… ну, знаешь, с завода Терна… повсюду искал тебя. Мы договорились позавтракать с ним в следующий раз, когда он будет здесь.

На углу, под эстакадой надземной железной дороги, им в лицо ударил резкий, ледяной порыв ветра, на глазах выступили слезы. На улице толчея, вальяжные мужчины, мальчишки-рассыльные, красивые стенографистки, у всех озабоченные взгляды, поджатые, как и у Бентона, губы. «Сегодня очень холодно!» – Бентон с трудом ловил ртом воздух, теребя воротник пальто. Они, нырнув в неприметный подъезд, спустились в подвальный ресторан, откуда доносился приятный запах свежевыпеченных горячих булочек. С раскрасневшимися лицами сели за столик, углубились в меню.

– Знаешь, – сказал Бентон, – у меня такое ощущение, что твои ребята сейчас собираются делать неплохие деньги там, у себя.

– Да, пришлось немало повозиться, чтобы поставить компанию на ноги, – отозвался Чарли, погружая ложку в тарелку с гороховым супом. Он на самом деле хотел есть. – Стоит только на минуту отойти, как что- то начинает ломаться, все идет сикось-накось. Но теперь у меня замечательный парень, мастер, прежде работал на заводе Фоккера.

Нэт жевал бутерброды с холодным ростбифом, запивая их молоком с растопленным в стакане маслом.

– У меня такое скверное пищеварение, не лучше, чем…

– Чем у Джона Д. Рокфеллера, – подсказал Чарли.

Они засмеялись.

Бентон вновь вернулся к разговору:

– Послушай, как я уже сказал, я ни черта не смыслю в производстве, но всегда придерживался твердого мнения, что секрет добывания денег в бизнесе заключается в одном – в умении подбирать нужных людей, которые будут на тебя работать. Все просто – ты работаешь на них, они на тебя. В конце концов, твои парни гонят продукцию там, в Лонг-Айленд-Сити, но если ты хочешь делать деньги, то для этого должен приезжать сюда… Не так ли?

Чарли, оторвав взгляд от сочного куска мяса, который собирался резать, громко засмеялся.

– Конечно, – сказал он. – Нельзя же всю жизнь проторчать у кульмана.

Они немного поговорили о гольфе, а когда им принесли кофе, Нэт Бентон сказал:

– Чарли, я хотел кое-что сообщить тебе, потому что ты друг Олли и семьи Хамфриз, ну и все такое прочее… Накажи своим ребятам, чтобы не продавали акции. На твоем месте я собрал бы по сусекам все деньги на непредвиденные расходы и скупил бы все, что плывет в руки. Вскоре у вас появится шанс.

– Думаешь, подъем будет продолжаться?

– А теперь вбей себе в голову следующее: Мерритт со своей бандой волнуется. Они продают, значит, можно ожидать падения. Вот почему эти люди с Терна в Детройте ждут, надеясь все скупить по дешевке, понимаешь, им очень нравится твой концерн. Они считают, что ваш двигатель – чудо техники. Ну, если ты согласен, я готов заняться твоими брокерскими делами, составить отчет, ну, только ради нашей старой дружбы, само собой.

Чарли засмеялся.

– Черт возьми, никогда не думал, что у меня может появиться отчет о брокерских делах… Но почему бы и нет? Какого черта! Может, ты и прав.

– Мне просто хочется, чтобы ты в одно прекрасное утро не проснулся на холодном зимнем тротуаре, Чарли, сечешь?

После ланча Нэт Бентон спросил Чарли, приходилось ли ему видеть, как работает фондовая биржа.

– Если не видел, то не грех и поинтересоваться. Перейдя через Бродвей, они пошли вниз по темной

узкой улочке, затененной высокими зданиями. Ветер безжалостно хлестал их по лицам. Они, юркнув в подъезд, оказались в вестибюле, в котором было полным-полно народу.

– Боже, этот проклятый ветер, по-моему, отморозил мне мочки ушей!

– Ты бы посмотрел, что делается у нас там, откуда я приехал, – откликнулся Чарли.

Поднявшись на лифте, они вошли в маленькую комнату, где разбившиеся на группки пожилые люди в униформе приветствовали Бентона с явным почтением. Нэт расписался в какой-то книге, и их через маленькую дверцу проводили на балкон для посетителей. Они постояли там с минуту, глядя на большой, как вокзал, зеленоватый зал, на головы множества мужчин, медленно расхаживавших вокруг стоек торгов. Иногда толпа густела у одной из стоек, потом у другой. Из-за гула шаркающих подошв, металлического щелканья, голосов внизу почти не было слышно.

– С виду ничего особенного, но именно здесь собственность переходит из рук в руки. – Нэт указал рукой на стойки, где торговали акциями различных разрядов.

– Кажется, они не очень высокого мнения об акциях предприятий авиационной промышленности, – заметил Чарли.

– Конечно, нет, главный интерес привлекают сталелитейная, нефтяная, автомобилестроительная…

– Ну что ж, дадим им несколько лет на размышление… Как думаешь, Нэт? – громко сказал Чарли.

На Второй авеню Чарли сел в поезд надземки и поехал через мост Куинсборо в верхнюю часть города. Сойдя на Куинс-плаза, направился к гаражу, где стояла его машина, подержанный родстер «штутц». Повсюду такое оживленное уличное движение, он ужасно устал, злился, но на завод все равно нужно было ехать. Все небо было затянуто тучами, дул сильный ветер со снеговой порошей. Завернув за угол, он нажал на тормоза на хрустящем от сажи дворе перед офисом, снял подбитый войлоком шлем летчика и, выключив мотор, посидел с минуту в машине, прислушиваясь к гулу, жужжанию, клацанью предприятия.

– Активность явно снижается. Сукины дети, – процедил сквозь зубы.

Он заглянул в кабинет Джо, но тот был занят, разговаривал с каким-то парнем в енотовой шубе, по- видимому, торговцем какими-то облигациями. Быстро дошагал до своего кабинета, на ходу бросив: «Хелло,