насколько нам удается подавить сомнения, с которыми нашим верованиям приходится состязаться.

Итак, я снова понял, что пытаюсь сложить воедино разрозненные части в надежде, что они, в конце концов, образуют единое целое. Но такой подход совершенно противоречил моему же мнению, что просветление лежит за пределами любых ожиданий или усилий, связанных с самосознанием и чувством собственного достоинства.

В моем случае первый проблеск просветления произошел приблизительно в возрасте двадцати одного года, когда я сошел с религиозного пути. После этого я и обратился к современным терапевтическим методам, полагая, что благодаря им смогу обрести более глубокий опыт. Для тех, кто хочет изменить свою личность в рамках колеса жизни, современная терапия предлагает огромный арсенал методов, а также проявляет неведомую доселе глубину и терпимость в подходе к индивидууму.

Я убедился, что энергии, генерируемые при использовании некоторых терапевтических методов, могут пробудить человека к более глубокому пониманию природы сознания и его роли в мироздании.

Однако я вновь обнаружил, что меня поглотили и околдовали ожидания, касающиеся времени, целей и задач.

Цели и задачи — совершенно нормальное и уместное явление в мире времени, но мы слишком много сил вкладываем в связанные с ними ожидания и привязанности. Стремления кем-то стать, к кому-то примкнуть, измениться, усовершенствоваться, очиститься и т. д., и т. п. Особые места, особые люди, учителя, мастера — они появляются отовсюду и предлагают все новые формулы жизни. Мы движемся от одного к другому и, похоже, не хотим видеть, что свобода не может пребывать в том или ином «месте» просто потому, что свобода по самой своей природе не бывает ограниченной или ограничивающей.

Мы бодро шагаем вперед, предвкушая очередную «духовную» вершину, и, очевидно, не замечаем, что искомое сокровище таится не там, куда мы направляемся, а в самой природе каждого совершаемого нами на этом пути шага. Торопясь достичь наилучшей ситуации во времени, мы равнодушно топчем прекрасных бабочек бытия, которые встречаются нам каждое мгновение.

Похоже, человеческая привязанность к цели порождена потребностью что-то доказать себе. Но жизнь — это просто жизнь, а отнюдь не шанс доказать что-то. Эта весна не стремится быть лучше прежней, и ясень не пытается стать дубом.

Развеяв чары необычайного и зрелищного, мы обретаем возможность разглядеть простое чудо обыкновенного.

Ибо жизнь — самоцель, и для нее не требуется никаких причин. В этом ее красота.

Однажды, прогуливаясь по парку в пригороде Лондона, я вдруг заметил, что мой разум полностью поглощен ожиданиями относительно будущих событий, которые, возможно, еще и не произойдут. Тогда я решил отпустить эти проекции и просто быть, просто прогуливаться.

Я заметил, что каждый шаг совершенно неповторим, — новый нажим, новое ощущение в стопе, — это длится одно мгновение, а затем прекращается и никогда уже в точности не повторится.

Вместе с этим осознанием произошел переход: я, прогуливающийся, исчез, и осталась только прогулка.

То, что случилось потом, не поддается описанию. Я могу лишь грубо обозначить это словами: все окутал абсолютный покой, казалось, во всем ощущалось присутствие вселенских сил. Понятие времени утратило смысл, меня больше не существовало. Я исчез — не стало того, кто переживал этот опыт.

То, что произошло, можно назвать всеобщим единством. Нельзя сказать, что я стал един со всем мирозданием, поскольку меня просто не стало. Могу только сказать, что было всеобщее единство, и все мироздание преисполнилось восторгом любви. Вместе с этим пришло полное постижение целого. Все это произошло в безвременной вспышке, которая казалась вечностью.

Вместе с этим переживанием и сразу после него пришло откровение настолько величественное и революционное по своей природе, что мне пришлось сесть на траву, чтобы переварить все это. То, что я увидел, было просто и очевидно, но в то же время совершенно непередаваемо в словах. Как будто я получил ответ, состоящий в том, что у меня не было вопроса.

Мне была открыта тайна, что никакой тайны на самом деле нет; эта несуществующая тайна содержится и отражается во всем, что нам известно и неизвестно. Природа, люди, рождение, смерть, наши сражения, наши страхи и страсти — все это отражает ничем не обусловленную любовь и содержится в ней.

Я был совершенно ошеломлен. Все приобрело новый смысл. Я смотрел на траву, на деревья, собак и людей — все они были такими же, как и прежде, но теперь я не просто осознавал их сущность, но сам был их сущностью, словно они — это я. Как будто бы все вокруг, включая меня, погрузилось в океан всеобъемлющей любви, и странным образом казалось, что ничего особенного в этом нет: таково положение вещей, норма, просто обычно мы этого не ощущаем.

Почему именно я и почему именно в тот момент? Мне нечего дать взамен, — чем же я заслужил такой дар? Я, несомненно, не был чист в библейском смысле, как и в любом другом общепризнанном смысле. Во всяком случае, так говорил мой разум. Я не проводил дни в медитации, не шел путем духовного подвижничества. Просветление произошло без каких бы то ни было усилий с моей стороны! Я просто очень легко и естественно начал созерцать свою прогулку, и вдруг появилось это сокровище.

И еще я понял, что переживание, в тот момент воспринятое мною как дар, было и будет доступно всегда. Для меня это стало самым изумительным откровением! Это ощущение было готово появиться и завладеть мною везде и в любой момент. И для того, чтобы вновь любоваться этим сокровищем, вовсе не нужна упорная духовная работа, — отнюдь нет. Это всеобъемлющее чудо находится в каждом шаге, в шуршании подошвы по гравию, в утомленности и безразличии, в сидящей кошке, в боли и отчаянии, на горной вершине, на главной улице провинциального городка. Я везде и всюду окружен и наполнен покоем, ничем не обусловленной любовью и единством.

Затем я задумался, как удержать при себе это сокровище, но снова и снова убеждался, что это состояние невозможно обрести или сохранить. Не нужно ничего делать. Более того, сама мысль о том, что мне нужно что-то делать, чтобы заслужить это чудо, искажает его изначальную сущность.

Если попытаться описать просветление через его атрибуты (хотя такое описание обречено быть неточным), то я бы назвал ничем не обусловленную любовь, сострадание, покой и беспричинную радость. Пока я сохраняю веру в существование времени и своей отдельной личности, я могу познать лишь отражения этих атрибутов, а не их сущность.

Пока мне не известно, кто я есть, я обделен.

Но к счастью, у просветления есть еще один атрибут, который может стать мостом между безвременьем и привычным иллюзорным ощущением, будто мы отделены от целого. Этот атрибут —