что не пропустит великий день в жизни Пэта. Я смотрел, как он разговаривает с матерью, неловко чувствуя себя в рубашке и галстуке, – ребенок, которого неожиданно заставили изображать взрослого.

И тут мы оба осознали, что нам пора идти.

Когда мы подъехали к школе, меня на мгновение охватила паника. Вокруг были дети, целые толпы детей, одетых точно так же, как Пэт, и все они двигались в том же направлении, что и мы. Я мог потерять его. Потерять навсегда.

Мы остановились неподалеку от ворот школы. Машины стояли в два и даже в три ряда. Крохотные девчушки с портретом Леонардо Ди Каприо на коробках с завтраками выкарабкивались из внедорожников, больше напоминающих танки. Мальчики постарше, со спортивными сумками «Арсенал» и «Манчестер Юнайтед», вылезали из стареньких драндулетов. И все это малорослое детское племя производило немыслимый шум.

Я взял Пэта за влажную липкую ладонь, и мы влились в толпу. Впереди виднелось скопление растерянных малышей, впервые явившихся сюда, и их нервничающих родителей, взволнованно топтавшихся на игровой площадке. Мы собирались пройти через ворота и присоединиться к ним, но тут я заметил, что шнурок на одном из новых черных кожаных ботинок Пэта развязался.

– Дай-ка я завяжу тебе шнурок, Пэт, – сказал я, опускаясь на колено и осознавая, что первый раз в жизни он не надел кроссовки с липучками.

Мимо нас вразвалочку, под руку прошествовали два мальчика постарше. Они недоброжелательно оглядели нас. Пэт застенчиво улыбнулся им.

– Даже шнурки завязывать не умеет! – презрительно фыркнул один из них.

– Зато я умею узнавать время по часам, – сказал Пэт.

Они зашлись от хохота, поддерживая друг друга, чтобы не упасть, и удалились неверной походкой, на разные лады передразнивая Пэта.

– Но я же умею узнавать время, правда? – обратился ко мне за помощью Пэт, думая, что они усомнились в правдивости его слов. Его глаза часто мигали, и он серьезно подумывал, не разреветься ли.

Ты прекрасно умеешь узнавать время, – ответил я, не в силах поверить, что действительно собираюсь отпустить сына в этот паршивый современный мир, переполненный цинизмом и злобой.

Мы пришли на игровую площадку.

Со многими детьми, первый раз идущими в школу, были сразу двое родителей. Но я был не единственным родителем-одиночкой. И даже не единственным отцом-одиночкой.

Был еще один, если можно так выразиться, соло-папаша, лет на десять постарше меня, гривастый бизнесмен, сопровождавший спокойную девочку с рюкзаком. На рюкзаке красовались рожицы участников мальчиковой рок-группы, о которой я никогда не слышал. Мы переглянулись, и он отвел глаза, как будто я страдал ужасной заразной болезнью. Мне показалось, что его жена могла быть на работе. Впрочем, она могла быть где угодно.

К нашей толпе подошла директриса, очень славная, и отвела нас в актовый зал. Она весело и непринужденно побеседовала с нами, а потом всех ребятишек распределили по классам.

Пэт попал к мисс Уотерхаус, и нас с другими родителями и детьми повел в ее класс один из школьников постарше, помогавших в тот день учителям. Нашим провожатым оказался мальчик лет восьми. Пэт не сводил с него глаз, онемев от восхищения.

В классе мисс Уотерхаус стайка пятилетних детишек, скрестив ноги, сидела на ковре и терпеливо ждала, когда учительница расскажет им какую-нибудь историю. Учительница была молоденькая, истеричная и благодушная одновременно, как ведущая популярной телеигры.

– Добро пожаловать, новенькие! – сказала мисс Уотерхаус. – Вы как раз вовремя подоспели к нашей утренней истории. Но сначала все попрощаются со своими мамами. – Она лучезарно улыбнулась мне. – И папами.

Пора было расставаться. Хотя до того как Пэт вылетел из детского сада, у нас бывали слезные прощания, в этот раз все получалось немножко по-другому. Сейчас я чувствовал, что покидают именно меня, а не наоборот.

Пэт пошел в школу, а когда он ее окончит, то будет уже юношей, а я – мужчиной средних лет. Долгие дни, когда мой мальчик сидел дома и смотрел свои «Звездные войны», а жизнь протекала где– то вдалеке, остались позади. Тогда эти дни казались пустыми и угнетающими, но я уже начал по ним скучать. Итак, мой ребенок вышел в мир.

Мисс Уотерхаус спросила, кто хочет помогать новеньким. Взметнулся лес рук, и учительница назвала имена опекунов. Внезапно рядом с нами оказалась серьезная и очень миловидная девочка.

– Меня зовут Пегги, – сказала она Пэту, – и я буду о тебе заботиться.

Девочка взяла его за руку и повела к остальным детям.

Он даже не заметил, что я ушел.

Я помню, как спал на заднем сиденье отцовской машины. Мы возвращались домой из города, кажется после ежегодного визита в лондонский «Палладиум», где смотрели пантомиму, или после еженедельной поездки к бабушке, и свет желтых фонарей на улицах Ист-Энда и на шоссе Эссекса расплывался у меня в глазах.

Я вытягивался на заднем сиденье папиной машины («Спать необязательно, пускай просто глазки отдохнут», – всякий раз говорила мама), и вскоре меня убаюкивали ровное движение машины и монотонные голоса родителей.

Просыпался я только на руках у папы, когда он поднимал меня с заднего сиденья. Машина уже стояла на месте, хотя мотор еще работал. Отец аккуратно заворачивал меня в клетчатый шотландский плед, который мы все время возили с собой, когда выезжали к морю, в Лондон или к родственникам.

Сейчас меня может разбудить любая мелочь. Пьяница, который, шатаясь, бредет домой, хлопок автомобильной дверцы, сигнализация, сработавшая далеко-далеко от дома, – этого достаточно, чтобы вырвать меня из объятий сна и заставить часами лежать и глазеть в потолок. Но когда я был ребенком и засыпал на заднем сиденье папиной машины, уже потом, у дома, когда отец вносил меня в дом, укутанного в клетчатый плед, ничто на свете не могло разбудить.

Я хотел бы, чтобы у Пэта остались похожие воспоминания. Я хотел бы, чтобы он чувствовал себя таким же защищенным. Но когда Джина уехала, наш старый «Фольксваген» пришлось продать, чтобы уплатить взнос за квартиру, и теперь Пэт сидел рядом со мной на пассажирском сиденье «Эм-Джи– Эф» и изо всех сил боролся со сном, даже когда мы возвращались от моих родителей, и впереди был целый час езды по пустынному шоссе.

Я хотел бы, чтобы у моего сына остались такие же воспоминания о поездках на машине, как у меня. Но мы путешествовали налегке.

Сид позвонила ближе к концу этого дня.

– Как все прошло? – спросила она.

Похоже, наши проблемы ее действительно интересовали. От этого она понравилась мне еще сильнее.

– Мы очень волновались, – ответил я.

– Подбородок дрожал, когда пришло время прощаться. В глазах стояли слезы. У меня, разумеется. Пэт был в полном порядке.

Она засмеялась, и перед моим мысленным взором появилась ее улыбка, озарявшая кафе, где она работала, и превращавшая его в нечто замечательное.

Я могу тебя еще посмешить, – сказал я. – С удовольствием бы, но мне пора возвращаться к работе, – ответила она. – Ты же не можешь оплатить мои счета.

Это было совершенно справедливо. Я не мог оплатить даже свои собственные.

В первый учебный день Пэта отец вместе со мной поехал встречать его из школы.

– Сюрприз, – сказал он, припарковывая свою «тойоту» прямо за школьными воротами. Правда, он забыл уточнить, для кого сюрприз – для Пэта или для меня.

Когда в половине четвертого дети с шумом вылетели из школьных ворот, я понял, что никогда не потеряю его в толпе. Даже среди сотен ребятишек, одетых более или менее одинаково, собственного