— И Гунвальд тоже, — говорит Тоня.
Странно, что мы куда-то идем, думает Тоня. Она пришла сказать Хейди, что Гунвальд просит свою скрипку. Но Хейди не отдала ей инструмент, а положила его в футляр и сунула в свой рыжий рюкзак. А потом велела Тоне сходить домой и переобуться в башмаки покрепче.
— Мне надо показать тебе что-то, — сказала она.
Ну и вот теперь они шагают в сторону сетера со скрипкой в рюкзаке.
— Как я жду Пасху! — курлычет Тоня, пританцовывая вокруг Хейди.
Тогда Гунвальд вернется домой, и приедут Уле, Брур и их мама с Гиттой. У Гунвальда будет полон дом. Тоне интересно, как Хейди понравятся Уле и Брур. Вообще-то Уле она уже видела — когда они хотели увести собаку. Но как раз об этом Тоне не хочется вспоминать. Она убегает по тропке вперед.
Не может быть в мире места лучше сетера Глиммердал, Тоня в этом уверена.
— Чур, летом будем с тобой здесь ночевать! — смущаясь, кричит она Хейди, завидев старинные постройки. Тоня взбегает на мост, но Хейди машет в другую сторону — дальше вдоль реки.
Тут Тоня вдруг понимает, что они идут вовсе не на сетер, а к тому маленькому водопаду, где были в прошлый раз.
— Не забудь, у меня не такие длинные ноги, как у тебя, — говорит Тоня, вспомнив, как Хейди скакала по реке с камня на камень.
Но уровень воды в реке стал ниже, и невидимые в прошлый раз камни превратились во что-то вроде мостика.
— Они могут быть скользкие, — говорит Хейди.
— Камни в воде всегда скользкие, — отвечает Тоня и набирает полную грудь самоуважения и скорости.
Они перебрались через стремнину. Сначала Тоня с пляшущей в брызгах воды рыжей гривой, потом Хейди с рыжим рюкзаком.
— Я здесь никогда не бывала, — говорит Тоня, осматривая темную гору позади водопада.
— А я бывала, — говорит Хейди. — Но никому еще этого не показывала. Пошли.
У Тони от любопытства и предвкушения что-то пузырится в животе. Но пока она не видит нигде ничего необычного.
И тут же оно начинается. Хейди подходит к водопаду и вдруг, словно гора ее слизнула, исчезает. Никакого лаза или норы не видно, потому что всё скрывают тени. Тоня бежит к водопаду и протягивает руку. Между мокрым подножием и горой есть расщелина. Что за дела?! Сгорая от любопытства, Тоня проскальзывает в темную щель.
Ни зги не видно. Тоня ощупывает всё вокруг, но руки встречают только пустоту. Постепенно глаза привыкают к мраку, и Тоня видит, что можно идти дальше вперед.
— Хейди?
— Иди прямо, — доносится откуда-то из горы.
Тоня пробирается вперед. Здесь можно идти в полный рост. Шум реки слабеет, но камни под ногами ходят ходуном. Как ни крути, она внутри водопада!
— Хейди?! — зовет Тоня. Ей кажется, она идет уже слишком долго.
Ничего себе — она идет потайным ходом! Даже не верится.
Внезапно стало светло. Тоня чуть не грохнулась, запнувшись на чем-то вроде ступеньки вниз. И очутилась в норе. Огромной-преогромной норе! Здесь спокойно могли бы поместиться тридцать человек. Тоня-Грохотоня стоит разинув рот. Гроза Глиммердала онемела. Тайная нора! В Глиммердале!
— Добро пожаловать в мою тайну, — говорит Хейди с приглашающим жестом.
Она зажгла свечи, и они могут видеть друг дружку.
— О ней даже Сигурд не знает, — добавляет она и подмигивает.
И пока Тоня стоит молча, не в силах хотя бы закрыть рот, Хейди развязывает рыжий рюкзак и достает скрипку.
До конца жизни эта сцена будет стоять у Тони перед глазами прозрачно и ясно, как вода. Каждая ее секунда будет храниться в памяти, как драгоценный алмаз. Потому что когда Хейди настроила скрипку Гунвальда и прижала ее подбородком, случилось чудо. Тоня такого никогда не переживала.
Хейди играла вместе с рекой.
Перед ними, вокруг и позади — кругом царствует Глиммердалсэльв, и когда Хейди проводит смычком по струнам, звуки сливаются с гулом реки.
Тоня покрылась мурашками. Музыка облепляет ее всю.
Потом всё стихло, но Тоня по-прежнему не могла сказать ни слова. Хейди улыбнулась.
— Я часто играла здесь на скрипке в детстве, — сказала Хейди. — Нашла я эту пещеру совершенно случайно. Ночевала на сетере целую неделю и решила попробовать принять душ в водопаде.
— О-о, — только и может сказать потрясенная Тоня.
— Знаешь, Тоня, я выступала по всему миру, но на самом деле мечтала лишь об одном: вернуться сюда и поиграть в моей подводной пещере.
Это Тоне понятно.
— Ну-ка спой «Черный, черный…».
Тоню не надо дважды просить спеть про черного козленка. Она тут же начинает петь — во весь голос и от всего сердца. Хейди подыгрывает на скрипке.
Допев до конца, Тоня плюхается на землю.
— Ничего прекраснее не слышала, — бормочет она блаженно.
Хейди хохочет.
По дороге домой они молчат. Они так переполнены тайной и музыкой, что слова слишком мелки для этого. Но когда они доходят до хутора Гунвальда, Тоня прокашливается и торжественно говорит:
— Хейди, ты придешь ко мне на день рождения в первый день Пасхи?
— О’кей. А сколько тебе стукнет?
— Десять лет. Это круглая дата, — объясняет Тоня.
— У-у. Неплохо, Тоня Глиммердал.
Хейди вынимает скрипку из рюкзака.
— Теперь можешь отдать это Гунвальду.
— Через неделю у меня день рожденья, завтра приезжают на пасхальные каникулы Уле, Брур и Гитта с мамой, а после обеда возвращается… — Тоня сделала вдох, — возвращается Гунвальд. И они встретятся с Хейди.
Тоня лежит в кровати, и у нее столько поводов для радости, что прямо нету сил вылезти.
