внутрь один кусок мяса за другим.
Скоггин расхаживал туда-сюда по королевскому дворцу — рукава у него болтались, куртка сидела криво, шляпа съехала набок, — все только и потешались над ним. Одни говорили, что он добросовестный человек и ходит опрятным. Другие утверждали, что он шутовское отродье, которое как следует и одеться не может. Каждый настаивал на своем. В конце концов Скоггин произнес: «Господа, недурно вы меня хвалите, но вот одной детали подметить так и не смогли». — «В чем дело, Том?» — «К смеху сказать, я ведь косоглаз!» — «И что из того?» — «Я-то наблюдал за оравой жуликов, а вы, потешаясь надо мной, сами выставили себя дураками».
Скоггин раздобыл жирную свинью и заколол ее прямо под стенами замка, неподалеку от королевских ворот. Развел большой костер, достал огромный вертел, надел на него свинью, поставил жариться, притащил двенадцать фунтов масла и принялся из ковша поливать свиные ляжки. Люди стали подходить к нему и спрашивать, зачем он маслит свиную задницу, а Скоггин отвечал: «Я поступаю так же, как короли, лорды и все остальные люди: тот, у кого достаток, должен получать еще больше, а тот, у кого ничего нет, пусть ни с чем отправляется прочь. Эту свинью не к чему маслить, она и так жирная, вот поэтому ей и достанется еще больше».
Однажды Скоггин пришел к его королевскому величеству и испросил разрешения подходить в любое время и шептать королю на ухо: «Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum». Король позволил, но предупредил, что так не следует поступать, когда он занят важными делами. «Уж нет, — сказал Скоггин, — я сам стану определяться со временем. Прошу Ваше Величество позволить мне заниматься этим на протяжении двенадцати месяцев». — «Я согласен», — ответил король.
Многие придворные хотели, чтобы Скоггин замолвил за них словечко, поэтому его стали одаривать
подарками, и за год Скоггин сколотил приличное состояние. Время было на исходе, и тут Скоггин пригласил короля к себе домой, разговеться. Король пообещал прийти. Скоггин приготовил для короля стол, выставил золотую и серебряную посуду, понатыкал золота по всем углам комнаты, даже на кровати. Король пришел, увидел посуду, золото и серебро и спросил Скоггина, как тому удалось разжиться подобным образом. Скоггин ответил: «Нашептывая Ave Maria вам на ухо! Видите, сколько мне удалось нажить всего шестью словами, что же говорить о тех, кто ежедневно видится с Вашим Величеством и закидает в Вашем королевском совете!
Однажды Скоггин шутил с королевой: «Мадам, богатство: золото, серебро и драгоценные камни, — и достоинство, вот что соблазняет мужчин, а женщин и подавно. И это очень горько, потому что женщина легко может поддаться искушению или совсем поглупеть». На что королева ответила, что порядочную женщину не соблазнят ни золото, ни серебро, ни прочие богатства. «А коли благородный рыцарь или лорд предложил сорок тысяч фунтов за то, чтобы с вами поразвлечься, каков был бы ваш ответ?» — «Даже если бы любой мужчина, из всех, какие только живут на свете, предложил бы мне сто тысяч фунтов, я бы не рассталась со своей добродетелью». — «А если бы он вам дал сто тысяч раз по тысяче фунтов, что бы Вы сделали?» — «Это слишком серьезная сумма, чтобы совершать глупости». — «А если человек отдал бы Вам этот дом, наполненный золотом?» — Тут королева и говорит: «Женщина сделает за это все, что угодно!» — «Во! Коли у мужчины много добра, так можно поиметь и королеву!» — воскликнул Скоггин.
Королеве сильно досадили эти слова. Выходит так, что не к добру шутить с лордами и дамами, а все потому, что если человек прям и говорит правду то не миновать ему гибели за свои труды.
Когда Скоггин был отправлен королем в изгнание, он переехал во Францию ко двору французского короля и стал шутить там. Вышло так, что один джентльмен обещал даме прийти к ней в постель в девять часов вечера, уговорились, что он встанет у двери ее спальни и примется царапаться и скрестись, как собака, а потом залает. Скоггин подслушал их уговор и еще до наступления девяти встал под дверью, принялся скрести ногтями и завывать как собака. Женщина поднялась и пустила его внутрь. Немного погодя пришел и джентльмен, который тоже стал скрестись и лаять. Скоггин вылез из кровати, подошел к двери и прорычал: «Вав, вав!» Вот так француженка полюбила англичанина. Посему в подобных случаях человеку не следует посвящать никого в свои намерения, а не то он будет обманут.
Однажды Скоггин уверил французов в том, что может слетать в Англию и обратно, для чего они принесли ему немало гусиных крыльев, которые он привязал к рукам и ногам. Вот в таком виде он поднялся на высокую башню, растопырил крылья, как будто в полете, а потом спустился обратно вниз, объявив, что перья ему не в пору, и лучше полетит-ка он завтра. Утром он опять поднялся на башню и увидел, что снизу собралось немало народу посмотреть, как он летает. Скоггин почистил крылья и сказал: «Что-то перья не по размеру, приходите завтра, и я полечу». На следующее утро Скоггин поднялся на башню, почистил крылья и крикнул: «Домой, дураки, домой! Думаете, я хочу ради вашего удовольствия свернуть себе шею? Так вот нет!» Но тут один француз возмутился и объявил Скоггину: «Завтра ты увидишь, как я слетаю в Париж!» Он взял себе крылья, поднялся на башню, растопырил их, свалился вниз и полетел прямо в ров, которым была окружена башня. Все бросились доставать его из воды, а Скоггин протянул ему руку со словами: «Сэр, добро пожаловать к нам назад из Парижа, кажется, в дороге вас застиг дождь». Посему каждый должен знать: быть дураком не так-то легко, и в награду за этот труд получаешь насмешки.
Однажды французский король, отправляясь в уборную, пригласил с собой Скоггина. Тут король Скоггину и говорит: «Оглянись-ка и посмотри, кто сзади изображен». Скоггин посмотрел и ответил: «Портрет похож». — «Видишь, как я поступил с портретом твоего короля!» Надо сказать, что Скоггин увидел' там портрет короля Англии и ответил королю Франции так: «Господи Иисусе! Во чудо! Интересно, что бы вы стали делать, столкнувшись с королем Англии лицом к лицу, если один его портрет наводит на вас такой страх, что вышибает из вас все дерьмо наружу?» Французский король изгнал Скоггина из Франции, и ему пришлось возвратиться обратно в Англию.
Возвратившись назад, Скоггин явился к королю в туфлях, наполненных французской землей — ведь ранее король повелел ему больше не ступать на английскую землю. Однако это не помогло, и Скоггин поселился в Кэмбридже, «ибо с помощью господина Эверида, бывшего ему другом, он смог заполучить комнатку в Колледже Иисуса».
Скоггин изнывал в Кэмбридже от скуки и никак не мог найти себе дела — ведь король приказал больше не показывать свое лицо ему на глаза. Наконец, он достал медвежью лапу и бычье копыто, которые привязал к своим ступням. Потом взял в руку конское копыто, а собственную ладонь решил использовать вместо четвертой лапы. Скоггин затаился рядом с королевским дворцом и вот однажды ночью выпал снег. В полумиле от дворца Скоггин встал на четыре лапы или ноги, сделал круг и спрятался в заброшенном доме, где была печь. Сам залез внутрь, спустил штаны и высунул наружу свою голую задницу.
Поутру, когда обнаружили следы загадочного зверя, разумно поступил тот, кто отправился ко двору, чтобы сообщить королю об этом диковинном чудище. Король и его свита отправились на охоту. Повсюду раздавался лай собак, трубили в рог, и вот, в конце концов собаки загнали зверя. Король и лорды отправились прямо на их лай, прискакали к старому дому, где увидели печь, откуда Скоггин показывал свой голый зад.
— А это еще что за жулик? — спросил король.
— Это я, сэр, — ответил Скоггин, — я тот самый, чье лицо вы больше не желаете видеть, вот мне и пришлось повернуться к вам своим задом.
— Ну, плут, за подобную проделку тебя повесят, — сказал король.
Тут Скоггин выбрался из печи, натянул штаны и сказал:
— Прошу вас об одной милости, коли быть мне повешенным, позвольте уж выбрать дерево, на котором мне предстоит висеть.
— Я согласен, — сказал король.
Четверым было поручено повесить Скоггина. Скоггин запасся бутылкой вина, вялеными фруктами, мармеладом, зеленым имбирем и сказал тем, кто был назначен его повесить: «Господа… в Виндзорском лесу — отменные деревья, вот туда я и отправлюсь». Скоггин шел впереди, осматривал дубы и прочие деревья, закусывал фруктами, мармеладом, понемногу отпивал из бутыли и приговаривал: «Бог-то знает, каково умирать насухую!»
Наступила ночь, сопровождавшие, у которых за весь день во рту не побывало ни кусочка мяса, падали
