рассказывая, где мы едем.
– Мы едем по А-66 на восток, а могли ехать и по новой дороге. По обеим можно выехать на А-171, которая ведет в Уитби.
Я не очень понимаю, о чем тут говорить. Эта романтика объездных путей и дорог, по которым «было бы ехать лучше», существует исключительно для мужчин. Я кивнула, ничего не сказав, отвернулась и стала смотреть в окно.
Я в незнакомой стране. У Ричарда акцент, а ландшафт так непривычен для глаза. Потрясающие пейзажи со стадами овец эклектически смешиваются с современностью – новыми огромными стадионами и сложными конструкциями мостов, и с уютной милой старомодной бедностью павильонов для бинго и заколоченных досками магазинов. Женщины, стоящие на сельских автобусных остановках, похожи друг на друга. Все они полные и усталые. Неужели это никогда не кончится? «Эскорт» Ричарда останавливается ненадолго на красный свет, и я рассматриваю их вблизи. Одна женщина стоит на автобусной остановке, а другая что-то кричит ей издалека. И та задерживает автобус, пока вторая не дотащит хозяйственные сумки и свой избыточный вес. Водитель оживляется, он рад этому происшествию, и его, кажется, не очень раздражает задержка. Пока женщина поднимается в автобус, все остальные пассажиры кричат и машут ей руками. Может, я что-то упустила? Может, она знаменита? Нет, я ее не знаю. Но создается впечатление, что это так, иначе почему же еще все к ней так внимательны? Теплота, с которой они относятся друг к другу, на миг обдает меня странным жаром.
Это просто удивительно, если учесть, что стоит арктический холод.
Как в военные времена, мужчины на улицах или очень молоды, или очень стары. Они плохо питаются. Поэтому молодые парни выглядят худыми и сексуальными, а старики – жалкими. Я пытаюсь припомнить что-нибудь из школьных уроков географии и новостей восьмидесятых годов. Северный Йоркшир, кажется, не относится к районам, обедневшим после закрытия шахт. Нет, точно нет. Этот регион пострадал после развала судостроения. Непонятно, где же мужчины средних лет. Может, они уехали куда-то на своих велосипедах? А может, все они сейчас собрались в Клубе грузового флота.
Я вздыхаю, теряя интерес к собственным мыслям. Следующая фаза скуки. Я закуриваю. Ричард посмотрел на меня в зеркало, и, чтобы не показаться невоспитанной, я немного опускаю стекло. Это очень деликатно с моей стороны в такую холодную погоду.
– Не могли бы вы не курить? – вдруг просит Ричард.
Мне неуютно и хочется ответить: нет, совершенно не могу. У меня привычка, тридцать сигарет в день, и эту привычку надо подкармливать. У меня бешеный обмен веществ. Вместо этого я фальшиво улыбаюсь и выбрасываю сигарету в окно. Ричард меня не благодарит, а лишь коротко кивает. Удивительно. Мне казалось, я ему нравлюсь. Обычно я произвожу на мужчин почти такое же впечатление, как лицензия на печатание денег, или хотя бы сертификат, освобождающий меня от обещания не курить. Почему же эти двое Смитов так себя ведут? У них что, гормонов нет?
Город скрывается из виду, и по сторонам дороги лишь изредка мелькают деревни. Мрачные склады и исписанные граффити автобусные остановки, повествующие, что, несмотря на все трудности и разногласия, «Джез любит Бренд», исчезают, сменяясь открытыми бескрайними полями, то есть грязи, присыпанной снегом и покрытой льдом, с разбросанными по ним редкими фермами. Небо все еще бледно-лиловое, но на нем полосы серебристого света.
– Море, – одновременно кричат Ричард и Даррен. И оба смеются. – У нас такая семейная традиция, – пояснил Даррен. – Довольно распространенная. Думаю, вы это знаете. – Я этого не знаю, но все равно слежу за их взглядом.
– Как красиво, – вздыхаю я неожиданно для себя. И тут же жалею. Я же скучающая городская дама, а эта роль не позволяет восхищаться великолепием пейзажа. Стараюсь придерживаться этого правила и делать только оригинальные и язвительные замечания, но при виде такого грандиозного зрелища я лишилась слов. Я вижу лицо Даррена в зеркале заднего вида. Он улыбается мне так, будто счел эту банальность острым словцом.
– Значит, вы уже не боитесь, что вам будет скучно? – спрашивает он.
Он случайно не проводит сеансы чтения мыслей на ярмарках?
– Да, я думаю, что найду, чем себя развлечь, – честно отвечаю я лишь с крохотной долей кокетства.
Ричард беспокойно ерзает.
Городок Уитби состоит из нагромождения домов и домиков. Он ютится на холмистом побережье, дома и закрытые кафе будто нарочно придвинуты вплотную друг к другу. Узкие улицы, крутые холмы – я вдруг словно попадаю в другую эпоху. Наконец мы подъезжаем к домам, расположенным террасой. Они, наверное, ухнут в море, если кто-нибудь тут слишком громко кашлянет. Даррен уверяет меня, что они прочнее, чем кажутся, и стоят тут уже больше ста лет. Может, он и прав, но я все равно стараюсь запомнить, что в таком доме не стоит делать резких движений. Снаружи дом кажется таким маленьким – удивительно, как в нем сумели вырастить четверых детей. Разве собственность на севере не дешевле? И размышляю, не спросить ли об этом, чтобы завязать беседу, но потом передумываю. Мы входим не через главный вход, а в заднюю дверь из переулка.
– Переулки у нас тут называют проходами, – поясняет Даррен, снова демонстрируя телепатические способности. Лучше бы он этого не делал, меня это уже пугает.
Дом неожиданно велик, оттого что вытянут в глубину. Кажется, в нем бесконечно много комнат. Миссис Смит и Линда встречают нас на пороге, а миссис Смит кричит «отцу», что приехал Даррен с подругой. Отцом оказывается мистер Смит, ее муж. Он не встает со своего стула в гостиной, а только приветливо машет нам рукой. Это объяснимо – он смотрит повторение «Уолтонов», а от такого зрелища невозможно оторваться. Миссис Смит смотрит на меня недоверчиво.
Я знаю по опыту, что все женщины, и особенно матери, относятся ко мне с подозрением. А еще я знаю вот что: если я хочу снискать расположение Даррена, нужно понравиться его матери. Забавно, но все приемы мужчины, который стремится завоевать женщину, решительно не годятся для женщин, которые желают понравиться мужчине. К примеру, одобрение моей матери – это плохой признак.
Миссис Смит не может оторвать взгляд от моей юбки и бормочет, что «это, наверное, последний крик моды» в Лондоне. Линда же, напротив, встречает меня привычнее – лестью и неподдельным восторгом. Ей нравятся мои волосы, моя сумка, юбка, ей хотелось бы иметь такие же туфли, как у меня. Ее мать, конечно, недовольна, но я отвечаю на все Линдины расспросы о том, где что куплено, и даю ей пощупать ткани. Бедный ребенок. Наверное, не видела ничего лучше костюма из нейлона. Я хочу подарить ей «Би&Би», если только это не смущает миссис Смит, но та не желает об этом слышать и, кажется, взаправду обижается. Говорит, что Даррен может ночевать в комнате Ричарда, а меня уложат в бывшей комнате Даррена. Линда с энтузиазмом предлагает сразу меня туда проводить, и я соглашаюсь. Я не доставала косметичку с тех пор как приехала в Дарлингтон.
С Линдой очень приятно общаться. Ее плюс – преклонение передо мной, а еще она обладает всеми достоинствами юности; жизнерадостна, простодушна, у нее нет морщин, и ее не раздражает внимательное следование моде. Кроме того, она, как и Даррен, выиграла в генетической лотерее. Я предпочитаю, чтобы меня окружали красивые люди. Линда стройна, у нее густые и кудрявые черные волосы до плеч, такие же сногсшибательные глаза, как у Даррена, длинные ресницы Бэмби. А самое привлекательное в ней то, что она, кажется, не сознает своей красоты. Жалко, что она живет в такой глуши, где ее никто не видит. В Лондоне она бы пользовалась большим успехом. Могла бы работать на телевидении, в модельном бизнесе или в коммерческих кругах, где требуется гораздо больше, чем просто ум. А тут ей придется рано выйти замуж, растить целую футбольную команду детей и вести счет растяжкам на животе. В блаженном неведении относительно того, что ее ждет, она оживленно и безостановочно болтает, провожая меня в комнату Даррена.
Этот дом, как и все графство, – настоящее смешение старины и современности. Много всякой техники: три телевизора, два видео, компьютер, картриджы с компьютерными играми, радио, системы хай-фай и всевозможные кухонные новшества. Но обои и ковры сохранились, по-моему, еще с довоенных времен – я имею в виду Крымскую войну. Изучая развешанную по стенам медную посуду и вязаные салфетки, я отмечаю про себя, что, когда мы будем делать очередную программу, бутафорам нужно пригласить миссис
