открылась, и я ступил внутрь. Хоук остался снаружи. Эстэва сидел за столом. Цезарь стоял у стены слева от него, со свешенными как плети руками и все в той же маленькой шляпе на макушке. «Селтикс» уже занял позицию у меня за спиной.

— Скажи своему другу, чтобы вошел, — сказал он.

— Он войдет, когда ты встанешь возле стола, чтобы мы могли тебя лучше видеть.

«Селтикс» посмотрел на Эстэву. Тот едва заметно кивнул. «Селтикс» пожал плечами, сделал несколько шагов и остановился у стены справа от Эстэвы.

Хоук вошел и тихо прикрыл за собой дверь. Он смотрел на Цезаря. Цезарь тупым, ничего не выражающим взглядом маленьких тусклых глаз уставился на него. Я смотрел на Эстэву. Он — на меня. Никто не смотрел на «Селтикс», который был уже никому не интересен.

Молчание длилось слишком долго для молчания впятером.

— Эстэва — тот, что в центре, — говорил я Хоуку. — Типа в пришлепнутом котелке называют Цезарем. Как зовут болельщика «Селтикса», я не знаю.

— Почему он в куртке? Здесь же тепло, — сказал Хоук.

— Наверно, рубашкой никак не обзавестись, — ответил я.

— А нам как его называть? — поинтересовался «Селтикс». — Имя у него есть или просто Шварце?

— Все называют меня мистер Тиббс, — сказал Хоук, не спуская глаз с Цезаря.

— Тиббс, говоришь? Классное имечко для черномазого.

— Заткнись, Фелисе, — сказал Эстэва, не поворачивая головы. — Они издеваются над тобой.

И опять многозначительное молчание.

Эстэва раскурил сигару «Джилбер Роланд». Затянувшись и выпустив облако дыма, он сквозь дым уставился на меня. Эффектно.

— Вы пришли по делу? — спросил Эстэва.

— Возможно, — сказал я. — Смотря какое дело имеется в виду.

— Полагаю, вы хотите мне что-то продать.

Рядом со мной застыл Хоук, так же, как и истукан Цезарь. Они настолько сильно были поглощены созерцанием друг друга, что мы, казалось, для них просто не существуем.

— Вы догадываетесь, что я могу вам предложить? — спросил я.

Эстэва пыхнул сигарой и сказал:

— Я бы хотел удостовериться, что вы к нам в гости пожаловали без жучков.

— Пусть Фелисе ощупает нас по очереди, — предложил я.

Эстэва обратил лицо к Цезарю.

— Не Цезарь, — сказал я. — Фелисе.

— Хорошо, — ответил Эстэва и кивнул головой Фелисе.

Фелисе тщательно ощупал меня с ног до головы.

— Вооружен, — сказал он Эстэве.

— У-гу, — промычал Эстэва, выпуская дым.

Фелисе занялся Хоуком, который ни на мгновение не оторвал взгляда от Цезаря даже во время процедуры обыска.

— Тиббс тоже, мистер Эстэва.

— Жучки?

— Жучков нет.

— Хорошо. Значит, без проблем. — Эстэва вынул сигару изо рта.

Фелисе отправился на свое место у стены.

— Тогда хватит лажу гнать, приступаем к делу. У тебя две сотни кило кокаина, которая принадлежит мне, — сказал Эстэва.

— Сто мне пришлось сдать легавым, когда они трясли меня насчет Брета.

— Знаю. Чтоб меня одним махом за решетку. Сотня из трех, чтоб избавиться от меня, — чего жалеть-то. Я в тюрягу, а ты сбываешь остальное — и в тузах.

— Все в точку.

— Я свое дело знаю, — сказал Эстэва. — Два центнера кокаина — большие деньги. Поэтому-то ты до сих пор и живой.

— Потому что знаю, где она.

Эстэва усмехнулся.

— Я об этом тоже подумал, — сказал я. — И о том подумал, что как только перепродам тебе кокаин, исчезнет необходимость оставаться живым.

— Бизнес денежный, — сказал он. — Но опасный, да? — Он затянулся сигарой. — Рисковый бизнес. Потому и денежный, что рисковый.

— Ну так покупаешь?

Эстэва пожал плечами. Я ждал. Эстэва тоже ждал. Но все же он не выдержал первым:

— Сколько просишь?

— Тридцать две тысячи за кило, — сказал я.

Эстэва покачал головой:

— Я столько за него уже заплатил.

— Знаю.

— Мне концов с концами не свести, если выкладывать такие деньги дважды.

— Угу, — согласился я.

Эстэва ничего не сказал. Я молча ждал. В кабинет проникал складской шум: тарахтели ролики конвейеров, глухо бухали перекидываемые туда-сюда ящики.

— Десять, — сказал Эстэва.

— В Бостоне я могу получить больше сорока, — сказал я.

— Десять плюс твоя жизнь.

Мы снова замолчали. Хоук едва слышно насвистывал «Я всегда помню Джорджию».

— Даю время подумать, — снова заговорил Эстэва. — Можешь не торопиться. Несколько дней подожду.

— Я подумаю, — сказал я и, повернувшись, вышел за дверь.

Хоук нацелил на Цезаря указательный палец, подняв вверх большой. «Бах!» — сказал он и опустил большой палец. Цезарь и глазом не моргнул. Хоук издал короткий смешок, прозвучавший как интерпретация «Хм», повернулся и пошел следом за мной. Внизу у лестницы стояли Артур и еще несколько типов, на рабочих они похожи не были. Двоих я наверняка видел в «Резервуар-Корте», когда познакомился с Эстэвой. Мы молча прошли мимо них, потом через офис и во двор.

— Ну, как тебе нравится Цезарь? — поинтересовался я у Хоука.

— Сортировкой салата он не занимается.

— Вероятно.

Мы сели в машину Хоука и медленно покатили прочь.

— Он не заплатит тебе ни цента, — сказал Хоук. — Если он выкажет слабину перед своими шавками, ему в деле долго не продержаться.

— Я знаю. Но грамотный — торговался со мной так, будто собирается платить.

— Он договорится с тобой о цене, ты расслабишься, тут он тебя и шлепнет.

— Если мы ему не помешаем.

— Цезарю трудно будет помешать, — широко ухмыльнулся Хоук.

— Справимся?

— Само собой. — Хоук ухмыльнулся еще шире. — У тебя все продумано?

— Наполовину. Я утаил двести килограммов, чтоб было чем торговаться с Эстэвой. Потери ста должно было хватить, чтобы он решился на крайние меры, если играть по-честному.

— Но не хватило.

— Нет. Значит, честной игры не получилось.

— И мы возвращаемся к стражам порядка.

— Именно.