Зверь.

– И все-таки, может быть, вы еще что-нибудь вспомните о Масхадове, Басаеве, Хаттабе? Может быть, Ваха и Ахмед еще что-нибудь говорили?

– Да, забыл: они говорили, что в организованном тотализаторе будут миллионы долларов США, и если я одержу победу над Черной Смертью, то они обеспечат свое будущее, уедут из этой страны, заберут меня и сделают дорогостоящую операцию по восстановлению моей памяти.

– Хорошо, на сегодня, пожалуй, закончим. Прочитайте и распишитесь, пожалуйста, вот здесь и вот здесь, – сказал уставшим голосом розовощекий лейтенант.

– А как подписывать?

– Да, вопрос интересный. Подписывайте пока «Зверь», а там разберемся.

Зверь взял ручку и подписал там, где ему указал лейтенант.

На следующий день лейтенант докладывал о проделанной работе подполковнику ФСБ.

– Товарищ подполковник, в ходе допроса выяснился ряд обстоятельств, которые позволяют мне сделать вывод, что в деле Зверя не все так просто. Первое – то, что он действительно ничего не помнит вследствие перенесенной не так давно черепно-мозговой травмы. Кто он, как его фамилия – да и вообще ничего из прошлой жизни. Ни по каким базам он не пробивается. Я сделал ряд официальных запросов по идентификации его личности, обкатали пальчики, ждем ответов. Как мне его указывать в протоколах допросов? Как выходить в суд с ходатайством об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, если мы не знаем его фамилии? И вообще, мне кажется, что он не похож на боевика, а попал в этот замес при каких-то странных обстоятельствах. Может, он действительно пленный?

– Послушай, Герасимов, – прикуривая сигарету, обратился к нему подполковник ФСБ. – Когда кажется, креститься надо, так, по-моему, говорят в народе. Насколько мне известно, это твое первое дело. Ты на рожу его посмотри. Этот отморозок навешал тебе лапши на уши, а ты и призадумался. Не расслабляйся, а то быстро сгоришь на работе. Что же, по-твоему, его надо отпустить, если мы не знаем его паспортных данных? Нет, тут ты не прав. Как сказал Жеглов Шарапову, «вор должен сидеть в тюрьме». Во время этой операции были убиты многие боевики. Возьмешь паспортные данные одного из убитых и проведешь это дело по его фамилии. Вот видишь, какое простое решение твоей проблемы, – сказал подполковник, потушил сигарету в пепельнице.

– Товарищ подполковник, но это же незаконно!

– Отставить, лейтенант. Когда всякие звери валят наших боевых товарищей, они о законности, поверь, совсем не задумываются. А ты тут девочку строишь передо мной… Иди, служи. Доложить по выполнении поставленной задачи! Кругом, шагом марш! – рявкнул подполковник.

Лейтенант, сгорбившись, вышел из кабинета.

Тома уголовного дела обрастали всякого рода свидетельскими показаниями, экспертизами, протоколами допросов. Но мысль о том, что не все так просто в этом деле, не давала покоя Герасимову.

Лейтенант передал дело в прокуратуру для обвинения в суде. Тяжелый осадок остался на сердце этого молодого розовощекого лейтенанта, только начинающего свой путь по карьерной лестнице. Но как ослушаться прямого приказа непосредственного руководителя? Эх, если бы Зверь смог что-нибудь вспомнить из прошлой жизни, тогда, возможно, клубок бы размотался. А так ни одной зацепки, ни одного обстоятельства. Хотя есть Ирина Гассерт, о которой говорил Зверь. Но где ее искать и есть ли она в природе; да и вообще, имеет ли она хоть какое-нибудь отношение к рассматриваемому делу? Эти мысли посещали лейтенанта Герасимова каждую ночь. Он ложился и просыпался с мыслью о том, что, возможно, Зверь ни в чем не виновен; возможно, по роковой случайности он действительно может быть российским солдатом, попавшим в плен. В этом неуравновешенном состоянии Герасимов находился все время ведения дела и еще более того, когда дело ушло в суд. Возможно, там разберутся, или ко дню рассмотрения дела всплывут какие-нибудь обстоятельства…

Но увы, через два с половиной месяца стало известно, что Зверь приговорен к 15 годам лишения свободы с отбытием наказания в колонии строгого режима в Ростове-на-Дону. Утром следующего дня лейтенант Герасимов зашел в кабинет своего непосредственного руководителя. Подполковник ложечкой размешивал сахар в стакане с чаем.

– Что хотел, Герасимов? – обратился к нему подполковник.

– Вот, – лейтенант слегка дрожащей рукой протянул лист бумаги.

– Присаживайся. Что-то в последнее время мне не нравится, как ты выглядишь. Посмотри, у тебя круги под глазами, руки трясутся; в общем, нервный ты какой-то стал. Что случилось, Герасимов? В чем проблема? – подполковник вопросительно посмотрел на розовощекого лейтенанта.

– Вы прочитайте, и все поймете, – ответил Герасимов, кивком показывая на только что переданный лист.

Подполковник, не отрывая взгляда от Герасимова, протер изящные очки, лежащие в дорогом футляре на столе. Люди, которые знали этого умудренного опытом подполковника ФСБ, понимали, что если он долго протирает свои очки, то в этот момент прорабатывает все возможные варианты решения. Он молча взял в руки лист бумаги.

– Так, заявление. Ну и почерк у тебя, лейтенант, ничего не разберешь, пишешь, как курица лапой, – хитро взглянув поверх очков, проговорил подполковник. – Итак, заявление. «Прошу Вас уволить меня по собственному желанию…» – подпись «лейтенант Герасимов». Кх…

Подполковник взял заявление и демонстративно порвал его.

– Долго думал, Герасимов? – грозным голосом спросил он. – Что расклеился? Марш работать! Уволить его по собственному желанию… А кто же Родину будет защищать, если мы с тобой так просто будем писать такие заявления? – Он немигающим взглядом посмотрел на собеседника.

Тем временем Герасимов достал из кармана свернутый лист бумаги, передал его подполковнику.

– Подпишите. Я знал, что вы его порвете, и принес с собой сразу три заготовки, – глядя устало, сказал он.

– Сынок, да что ж такое творится? – вставая со своего места, спросил подполковник. – Давай-ка мы с тобой хряпнем, мне тут на днях армянского коньяка привезли. А то здесь без ста граммов, пожалуй, не разберешься.

Подполковник достал откуда-то из тумбочки два граненых стакана, порезанный лимон на блюдце и бутылку армянского коньяка. Разлив по сто граммов, подполковник поднял стакан и пристально посмотрел на лейтенанта:

– Ну, давай помянем наших боевых товарищей, лейтенант! Пусть земля им будет пухом. – Подполковник выпил коньяк и закусил лимоном.

С минуту сидели молча, каждый думая о своем.

– Ну что, лейтенант, я готов тебя выслушать. Почему ты хочешь уволиться? Что случилось, сынок?

– Да не по мне эта работа, товарищ подполковник, нервы ни к черту стали. Не сплю по ночам. Вот и решил уйти по собственному желанию.

– Все понятно, лейтенант. Тебе не дает покоя дело Зверя. Да, темная история. Но ты пойми, сейчас именно в этом забытом Богом крае установка одна – сажать и мочить. И пусть даже пострадает невиновный ради того, чтобы виновный не оказался на воле и не устроил где-нибудь на просторах нашей Родины террористический акт. Я слышал, его осудили и приговорили к 15 годам лишения свободы.

– Да, товарищ подполковник, с отбытием наказания в колонии строгого режима, где-то под Ростовом, – ответил Герасимов.

– Значит, дело в нем, все коришь себя за него. Послушай совета, мальчик: никогда в жизни не принимай работу близко к сердцу, сгоришь. Насчет увольнения я понял, но все равно подумай – уйти никогда не поздно. А кстати, ты ведь родом из Ростова-на-Дону… Всегда мечтал попасть в Ростов-папу, да все как-то не получалось. Говорят, очень красивый город. Возможно, когда уйду на пенсию, приеду к тебе в гости. Ты, я думаю, не будешь против? – спросил, протирая очки, подполковник.

– Конечно, приезжайте, товарищ подполковник, буду рад видеть, – ответил Герасимов.

Еще какое-то время они сидели, болтая на разные темы, потом подполковника вызвали на экстренное совещание в штаб.