слишком жутким. Хотя панцирь должен защитить ее, Эрагон был уверен, Сапфира была в смертельной опасности.

Я не успею вовремя, – понял он. Бросив все свои силы на проникновение в разум всадника, Эрагон обнаружил, что тот полностью сосредоточен на своей задаче, и даже не заметил вторжения Эрагона. Его концентрация не позволила Эрагону проникнуть в его мысли. Тогда Эрагон, быстро рассмотрев несколько слов древнего языка, составил заклинание, чтобы остановить коня. Это было очень рискованно, поскольку Эрагон не знал, был ли всадник магом и как он защищён, но он не собирался бездействовать, когда жизнь Сапфиры была в опасности.

Эрагон наполнил легкие воздухом. Он напомнил себе правильное произношение нескольких сложных звуков в древнем языке. Затем открыл рот, чтобы произнести заклинание.

Он был быстр, но эльфы были всё ещё быстрее. Прежде, чем он мог произнести хоть слово, безумство низкого пения разразилось позади него, накладывающиеся голоса, формирующие противоречащую и тревожную мелодию.

Он успел сказать только 'Мяэ', а затем магия эльфов вступила в силу.

Мозаика перед лошадью перемешивалась и смещалась, осколки стекла растекались, как вода. Длинный разлом открылся в земле, зияющая расщелина неопределенной глубины. С громким криком, конь упал в яму грудью вперед, ломая обе передних ноги.

Как только лошадь и всадник упали, человек в седле отвел назад руку и бросил копье в Сапфиру.

Сапфира не могла убежать. Она не могла отклониться. Поэтому она махнула лапой в копье, пытаясь отбить его. Сапфира промахнулась совсем чуть-чуть, и Эрагон с ужасом наблюдал, как копье вошло в ее грудь как раз под ключицу.

Пульсирующая завеса гнева опустилась на глаза Эрагона. Он собрал всю энергию доступную ему, – его тело, сапфир,встроенный в рукоять его меча его меча, двенадцать алмазов, скрытых в поясе Белота Мудрого, обернувшего его талию, и масса энергии в Арене, эльфийском кольце, украшавшего его правую руку – поскольку он собрался уничтожить наездника, несмотря на риск.

Однако Эрагон остановился, когда появился Блёдхгарм, перепрыгнув через левую переднюю лапу Сапфиры. Эльф приземлился на наездника словно волк, атакующий оленя, и проткнул человека насквозь.С нечеловеческим поворотом головы, Блёдхгарм разорвал горло человека своими длинными белыми зубами.

Крик глубокого отчаяния исходил из верхнего окна над открытым входом в крепость, с последующим огненным взрывом, который разбросал каменные блоки внутри здания, и те упали среди собравшихся варденов, раздробив конечности и туловища, как сухие ветки.

Эрагон, игнорируя дождь из камней, подбежал к Сапфире, не обращая внимания на Арью и сопровождавших её охранников. Другие эльфы, которые были ближе, уже стояли вокруг нее, разглядывая копье, торчащее из ее груди.

– Насколько она плоха? Она…? – Эрагон был сильно расстроен, чтобы завершить свою мысль. Он хотел поговорить с Сапфирой в уме, но старался не подвергать их сознания опасности, пока враг-заклинатель мог быть в этом районе, чтобы он не смог прочитать мысли или захватить тело Эрагона.

После долгой паузы, Вирден, один из эльфов сказал:

– Ты можешь благодарить судьбу, Губитель Шейдов, копьё не повредило основные вены и артерии. Повреждены лишь мышцы, но их легко исцелить.

– Можете ли вы его убрать? Есть ли у вас какое-либо заклинание чтобы бы его вынуть?

– Мы позаботимся об этом, Губитель Шейдов.

Подобно священникам, собравшимся возле могилы, эльфы собрались перед Блёдхгармом, разместившем ладони на груди Сапфиры. Эльфы запели как шепот ветра в ветвях ивы. Они воспевали тепло и рост, они воспевали мышцы, сухожилия и пульсирующую кровь, они воспевали и другие более темные вещи. С каким, должно быть, огромным усилием воли, Сапфира держала неподвижное положении на протяжении заклинания, хотя приступы боли потрясали ее тело каждые несколько секунд. Нить крови скатилась по ее груди.

Как только Блёдхгарм встал около него, Эрагон его оглядел: запекшаяся кровь покрывала мех на его подбородке и шее, меняя оттенок с темно-синего на черный.

– Что это было? – спросил Эрагон, указывая на пламя, до сих пор танцующее в окне высоко над внутренним двором.

Блёдхгарм облизал губы, обнажая свои кошачьи клыки, прежде чем ответить.

– В момент, прежде чем он умер, я был в состоянии проникнуть в голову солдата, а через нее и в разум мага, который помогал ему.

– Ты убил мага?

– Я бы сказал, что я заставил его себя убить. Я обычно не прибегаю к такой экстравагантной театральности, но я был… взбешен.

Эрагон приблизился к Сапфире, когда она издала низкий протяжный стон. Копьё начало медленно выходить у неё из груди. Её веки задрожали, и она сделала несколько частых вдохов и выдохов, когда последние 6 дюймов копья вышли у неё из груди. Лезвие, окутанное изумрудным сиянием, упало на землю издав звук больше походивший на звон гончарного изделия, чем метала.

Когда эльфы перестали петь и убрали свои руки от Сапфиры, Эрагон бросился к ней и прикоснулся к ее шее. Он хотел успокоить ее, сказать как страшно ему было, объединить свое сознание с ее. Вместо это он остановился, заглянув в один из ее блестящих синих глаз и спросил: – Ты в порядке? – Однако слова казались ничтожными по сравнению с глубиной его эмоций.

Сапфира ответила ему, подмигнув глазом, затем опустила свою голову и обдула его лицо теплым воздухом из своих ноздрей.

Эрагон улыбнулся. Обернувшись, он сказал эльфам: – Эка элрун оно, эйлфя, виол фёрн торнесса, – поблагодарив их на древнем языке за помощь. Эльфы, участвовавшие в исцелении, включая Арью, изогнув правую руку, крутанули ей и коснулись центра груди, в жесте уважения, свойственным их расе. Тут Эрагон заметил, что большинство эльфов, которым поручили защищать его и Сапфиру, были бледны, слабы и едва держались на ногах.

– Отступите назад и отдохните, – сказал он им. – Вы только погибните если останетесь. Это приказ.

Хотя Эрагон и был уверен, что они очень не хотели уходить, эльфы ответили: – Как вы пожелаете, Губитель шейдов, – и вышли из внутреннего двора, шагая по трупам и щебню. Они проявляли благородство и достоинство, даже когда силы покинули их.

Эрагон подошёл к Арье и Блёдхгарму, изучавшим копьё со странным выражением лица, не зная, что может произойти. Эрагон присел рядом с ними, стараясь не задеть оружие. Он рассматривал странные тонкие резные линии вокруг основания лезвия. Линии казались ему знакомыми, хотя он и не знал почему. Рукоятка была сделана не из дерева и не из метала. А свечение исходившее от копья напоминало ему беспламенные фонари, которые использовали гномы и эльфы для освещения своих жилищ.

– Ты думаешь это дело рук Гальбаторикса? – спросил Эрагон. – Может быть он решил, что лучше убить Сапфиру и меня, вместо того чтобы захватить нас. Может он считает, что мы действительно стали угрозой для него.

Блёдхгарм улыбнулся неприятной улыбкой. – Я бы не стал себя сбивать с толку такими фантазиями, Губитель Шейдов. Мы не более чем маленькое раздражение для Гальборикса. Если бы он действительно хотел твоей или кого-нибудь из нас смерти, ему хватило бы только вылететь из Урубаена и заняться нами напрямую в битве, и мы бы упали перед ним как листья падают перед зимней порой. С ним сила драконов, и никто не может противостоять его мощи. Кроме того, Гальбаторикса не так легко столкнуть с намеченного им пути. Он может быть безумным, но и хитрым в тоже время, и прежде всего непреклонным. Если он желает поработить вас, то он будет преследовать эту цель на грани одержимости, и ничего кроме инстинкта самосохранения не воспринимается им.

– В любом случае, – сказала Арья, – это дело рук не Гальбаторикса, это дело рук наших.

Эрагон нахмурился.

– Наших? Это было сделано не варденами.

– Нет, не варденами, а эльфами.

– Но, – он остановился, пытаясь найти рациональное объяснение. – Но ни один эльф не согласился бы