— Он самый, сын своего отца! — Агеев крепко стиснул руку сержанту.
— С кем это вы, Панкратов? — послышался, как всегда, негромкий, глуховатый голос Людова.
— Боцман Агеев, товарищ капитан, откуда-то взялся!
— Боцман? — Людов подполз ближе, из-под капюшона плащ-палатки блеснули круглые стекла. — Вы почему не на Чайкином Клюве?
— Так вышло, товарищ капитан… Я майора Эберса убил. Меня немцы в плен взяли… — Последнюю фразу Агеев произнес с трудом, много тише, чем первую.
— Ага, — сказал Людов хладнокровно. — Следовательно, полагаю, вы без оружия? — Никогда, ни при каких обстоятельствах капитан Людов не показывал, что удивлен тем или другим фактом.
— Так точно, без оружия…
— Панкратов, передайте ему автомат Тер-Акопяна… Тер-Акопян только что погиб, боцман… — На мгновение Людов замолчал. — Панкратов, нужно проверить, вырублен ли ток.
— Ток вырублен, товарищ капитан! — доложил Агеев.
Он сжимал в руках автомат павшего товарища. Кровь бушевала в теле, не было и следа недавней слабости.
— Прекрасно! — сказал Людов. — Тогда займемся спасением женщин и детей, орлы-матросы!
Как же очутились орлы капитана Людова здесь, в самом сердце секретного вражеского района?
Глава четырнадцатая
ЖЕНА ОФИЦЕРА
Когда Фролов с вершины Чайкина Клюва увидел наши корабли, на одном из этих кораблей был капитан Людов со своими бойцами. Но разведчики шли не на эсминце — они толпились на палубах двух катеров-охотников. Маленькие корабли плыли мористее, почти застопорив ход. Обстрел берега не входил в их задачу.
Между ними и береговыми высотами скользила грозная линия эсминцев, вздымающих белоснежные буруны. Широкие военно-морские флаги и змейки вымпелов вились на их мачтах. А над «Громовым» — флагманским кораблем — алый флаг командующего флотом: три белые звездочки возле краснозвездного поля. И на высоком мостике стоял сам вице-адмирал, не отводя от ястребиных глаз черные окуляры бинокля.
— Есть позывные с Чайкина Клюва?
— Нет позывных, товарищ командующий…
Корабли сближались с берегом. Все яснее были видны зубчатые отвесные скалы.
Гудел ветер, бился в брезент ветроотводов. Мерно вибрировал турбинами корабль.
Комендоры, направив на берег длинноствольные пушки, тоже всматривались в молчаливые скалы. Сигнальщики, опершись на холодные поручни, не отрывали биноклей от глаз.
— Есть позывные корректировочной группы?
— Нет, товарищ командующий…
Уже ясно виден был Чайкин Клюв: раздвоенная, уходящая в бледное небо вершина. Дымовая нить ракеты взлетела над ней — вспыхнул в небе красный дымок.
— Ракету! — приказал вице-адмирал.
С мостика «Громового» взвилась ракета.
— Вижу человека на Чайкином Клюве! — взволнованно крикнул сигнальщик. — Пишет по нашему семафорному коду: «Готов к началу корректировки».
Офицеры смотрели. Крошечная фигура на обрыве огромной скалы неустанно махала флажками.
— Дайте ответный, — приказал адмирал: — «Начинаю обстрел берега».
Развернув сигнальные флажки, писал ответ сигнальщик «Громового».
И первые громовые раскаты послышались с моря, первые снаряды разорвались около тайных береговых батарей.
— Заметили нас! — крикнул в восторге Фролов. — Приняли семафор, товарищ командир!
Медведев склонялся над картой берега, распластанной на камнях. Смотрел, как перестраивались корабли, как первые бледные вспышки рванулись от их бортов, первые снаряды прочертили воздух.
— Объект номер первый — перенести огонь на полкабельтова вправо… Объект номер второй — недолет… Объект номер третий — накрытие… — диктовал Медведев.
И флажки молниеносно летали в руках Фролова.
И вот рявкнул берег: из-под маскировочных щитов, из-под камней, с окрестных высот заговорили вражеские батареи — и первые пули чиркнули по граниту Чайкина Клюва. Пулеметная очередь лязгнула о камни…
— Товарищ командир, — Фролов кричал, не прекращая сигнализации, — если подстрелят меня, как бы мне вниз не свалиться!.. Нехорошо будет…
— Я тебя удержу! — крикнул Медведев в ответ. — А ты не стой на одном месте! Дал корректировку — и прячься… И перебегай на другой край…
Он сам вытянулся над камнями, не берегся пуль. Это был бой — стихия военного моряка! То чувство, что захватывало целиком, вытесняло все посторонние мысли.
— Дают шквал огня! — кричал старший лейтенант сквозь ветер и грохот орудий. — Прямое попадание в первую батарею… А ну, перенесем огонь глубже!
Вновь свистнула пулеметная очередь над самыми их головами.
— Перейди на ту сторону площадки: там тебя не достанет!
Фролов бесстрашно стоял над обрывом. И непонятно было, ветер ли режет лицо или пули свистят возле самых ушей. Вдруг споткнулся, взял флажки в одну руку, провел пальцами по лицу.
— Ранен, Фролов? — рванулся к нему Медведев.
— Ничего, пуля погладила по щеке…
Все скалы пылали огнем, клубились дымовыми волнами.
Водяные черные всплески взлетали вокруг маневрирующих кораблей.
Наступал вечер — дымный, неверный свет мерцал в темнеющем небе. И неустанно сигналил еще четко видимый с кораблей и с берега Фролов.
Но вот он схватился за грудь, шагнул к обрыву. Флажок упал на камни. Медведев успел подбежать, подхватил тяжело обвисшего моряка.
— Ранен, брат? Куда?
— Угадали, дьяволы! Как будто в плечо, осколком… Рука онемела, не могу сигналить…
Кругом свистели трассы, лопались на камнях мины.
Фролов бледнел, голова откинулась на камни. Набухала кровью тельняшка под бушлатом.
Медведев вспомнил: «Маруся!» Бросился ко входу в ущелье.
Маруся стояла, прислонившись к скале, опустив автомат. Молча глядела на Медведева.
— Фролов ранен! — крикнул Медведев. — Вам здесь больше стоять не нужно… Помогите ему!.. Идите в кубрик. Принесу его туда.
Кинулся обратно. Маруся бежала следом, бледная, держа в руках ненужный теперь автомат.
— Идите в кубрик! — повторил Медведев. — Видите, здесь стреляют. Подождите там…
Фролов старался приподняться на локте:
— Эх, обидно: сигналить больше не могу…
— Ничего, ты уже свое сделал. Теперь они сами могут бой вести. Засекли все точки…
Опять лопнула мина вблизи. Медведев припал к камням. Оглянулся — Маруся стояла на коленях рядом с Фроловым.
— Уйдите, здесь вас подстрелят! — крикнул Медведев.
Она будто не слышала. Ее густые волосы рассыпались по плечам, лицо тонуло в полумраке. Она вынула из ножен финку Фролова, разрезала тельняшку, разорвала индивидуальный пакет.
— Это ничего… — Она стирала ватой кровь. — У него плечо прострелено, мякоть… Сейчас остановлю