крошечную каюту, где провел столько часов отдыха, где каждая вещь дорога, запомнилась навсегда.

В каюте горел свет. Висел над койкой запасной полушубок, покачивалась шапка-ушанка, которую из- за морского щегольства старший лейтенант не носил никогда. На полке, над столом, несколько любимых книг. И здесь же, в синей сафьяновой рамке, большая фотокарточка под стеклом: тонкая женщина с прямым серьезным взглядом из-под пушистых бровей, мальчик лет шести обнимает ее за шею…

Дым просачивался в каюту. Сперва корабельные документы… Рванул ящик стола. Собрав аккуратно, сунул пачку за пазуху, под мех реглана, вместе с журналом боевых действий.

Теперь фотография…

Она не поддавалась, была надежно прикреплена к переборке. Ногти скользнули по рамке и стеклу. Дым ел и слепил глаза. «Еще, пожалуй, не выйду наверх…»

Он дернул рамку — острая боль пронизала ногти. Сунул фото за пазуху, не дыша промчался коридором, взлетел по трапу.

И особенно навсегда запомнилась открывшаяся здесь картина: узкая деревянная палуба, темная от воды и дыма, серый брезент пластыря, неровной заплатой вздувшегося у борта, мертвый Ильин лежит лицом вниз между двумя золотящимися смазкой торпедами.

Медведев сам схватил огнетушитель, направил в люк шипучую струю. Ему помогал Фролов, непривычно серьезный, с широко открытыми глазами. И снова за спиной спокойный, неторопливый голос Кульбина:

— Товарищ командир, капитан первого ранга поздравляет со сбитым «фокке-вульфом». Спрашивает, не нуждаемся ли в помощи. Сто одиннадцатый сигналит: «Может быть, взять на буксир? Буду нести ваше охранение».

— Передайте: «В помощи не нуждаюсь, дойду собственным ходом», — бросил Медведев через плечо.

Он сменил Шершова у штурвала. Фуражка боцмана сдвинулась на затылок, струйка крови запеклась на смуглой, будто отлитой из бронзы щеке.

А потом: длинный дощатый причал у плавучей базы, офицеры и краснофлотцы, толпящиеся у трапа… Минута торжественного молчания, когда с палубы на сушу переносили двух погибших моряков…

И, только закончив швартовку, вымывшись под душем и переодевшись в каюте плавучей базы, перед тем как идти к командиру соединения на доклад, Медведев присел на койку, постарался привести в порядок свои мысли, понять то удивительное, что произошло во время похода.

Почему дана была шифровка, запрещавшая торпедировать вражеский транспорт? Разве не совпало это с его собственными опасениями, мучившими уже не первый день?

Значит, все-таки не зря, после раздумий и колебаний, написал он свой недавний рапорт, удививший всех, огорчивший его прямое начальство, а его самого ввергший в мир новых, необычайных переживаний.

— Не знаю! — сказал командир соединения. — Не знаю, почему был такой приказ. Как только мне позвонил командующий флотом, я передал шифровку вам… Говорите, уже готовились выйти в атаку? Небось сердце так и екнуло в груди? Упустить такую добычу!

Медведев молчал, вертя в пальцах потухшую папиросу.

— Ладно, не вы один это испытали, — продолжал капитан первого ранга. — Уже был подобный приказ на прошлой неделе. Тоже шел транспорт на норд… Спрашиваю командующего: «В чем дело? Этак у моих моряков торпеды сами собой пойдут выскакивать из аппаратов…»

— И что сказал командующий, товарищ капитан первого ранга?

Пожилой моряк нахмурился. Вскинул на Медведева зоркие глаза.

— Сказал: «Выполняйте. Приказы командования не обсуждаются». А с этим «фокке-вульфом» вы молодцом. Мастерски провели маневр, сбили с боевого курса. Ребята ваши метко стреляли… Удивился я, как дошли своим ходом до базы… Мотор поврежден, бензобаки почти пустые. На чем вели катер?

— На энтузиазме матросов довел корабль, товарищ капитан первого ранга! — серьезно сказал Медведев.

Он сидел в светлой, просторной каюте перед столом командира соединения торпедных катеров. Желтоватые отсветы потолочного плафона падали на вишневую эмаль ордена Красной Звезды над грудным кармашком кителя старшего лейтенанта. Только с полчаса назад капитан первого ранга вручил Медведеву этот орден.

— Ну, денька два отдохните, отоспитесь, а потом снова в море, старший лейтенант!

— Разрешите спросить, товарищ капитан первого ранга, как мой рапорт?

— Ваш рапорт? — снова нахмурился командир соединения. В его голосе были удивление и досада. — Вы настаиваете на своем рапорте?

— Отдыхать сейчас не могу, — приподнялся Медведев на стуле. — Мой катер будет в ремонте месяца два. Сидеть без дела невыносимо!

— Так идите в операцию хоть сейчас. Пошлю вас обеспечивающим на любом корабле!

Медведев побледнел. Побледнел так же, как в тот момент, когда Фролов доложил о дыме на горизонте.

— Я прошу дать ход моему рапорту. Прошу перевести меня временно с торпедных катеров в части морской пехоты, в сопки.

— Но почему? Что вас тянет на берег, старший лейтенант?

Медведев молчал. Как мог он объяснить свой странный замысел, свои фантастические мысли? Даже себе самому не отдавал в них ясного отчета. Его сочтут смешным болтуном. Никого не хотел посвящать в заветную мечту, боясь, что докажут ее неосуществимость.

— Вот что, дорогой, — мягко сказал командир соединения, — говорю по-дружески: вы устали, изнервничались и собираетесь сделать глупость. Я нарочно задержал ваш рапорт. Люди на суше нужны, командующий может списать вас, тем более вы уже служили в морской пехоте… Вам надоело море?

— Товарищ капитан первого ранга, — горячо сказал Медведев, — вы знаете, как я люблю мой корабль!

— Знаю, — ласково посмотрел на него боевой моряк. — Так выбросьте из головы этот вздор. Уйти из плавсостава легко, гораздо труднее вернуться обратно.

Он вынул из папки листок рапорта.

— Отдохнете два дня — сами будете мне благодарны. Идите отдыхайте.

Медведев встал со стула.

— Рапорт можете взять с собой. Хотите — порвите, хотите — сохраните на память. Ну, берите!

Медведев стоял неподвижно, вытянув руки по швам.

— Я очень благодарен вам за хорошие слова… за дружбу… Но, — его голос окреп, — я прошу, не задерживая, передать командующему мой рапорт.

Наступило долгое молчание.

— Хорошо! — резко сказал капитан первого ранга. — Я доложу командующему. Идите.

Вот так и получилось, что уже второй день Медведев был не у дел, ожидая результатов своего рапорта.

У подножия гранитной сопки, в глубине извилистого фиорда, была пришвартована плавучая база торпедных катеров — широкопалубный пассажирский теплоход «Вихрь».

Никогда Медведев не предполагал, что у человека может оказаться в распоряжении так много лишних минут и часов.

Утром он лежал дольше всех, старался спать, вытянувшись на кожаной пружинистой койке — не чета узенькому диванчику в каюте катера.

Одним из последних выходил он в отделанную карельской березой, уставленную мягкой мебелью