Мы с Шустовым переглянулись. Иван Иванович показал глазами на Зубрилина. «Толковый», — говорил его взгляд.
Когда совещание закончилось, Омаров назвал несколько фамилий, которые ему написал на листке Руссо. В числе этих фамилий была и моя.
— Останьтесь, — сказал Омаров.
Шустов нахмурился и подошел к нему.
— Товарищ капитан… — начал он.
— Потом, потом… — Омаров махнул рукой. — Я знаю, что делаю. Не мешайте, Шустов.
Через пять минут и я знал свою судьбу. Был зачислен в первую поисковую группу.
Шустов покраснел, шумно задышал и снова прорвался к Омарову. Он не мог согласиться. — Товарищ капитан, — начал он.
— Говорите, только коротко, — недовольно сказал Омаров. — В чем дело?
— Катуйский совхоз самый крупный в тресте. А вы забираете агронома. У нас пока нет замены. Нельзя ли отменить назначение?
— Нельзя.
— Но совхоз…
Зубрилин подошел и взял Шустова под руку.
— Слушай, старина…
Я отошел в сторону. Вообще-то не хотелось менять работу. Ровно год в Катуйске. Это очень мало. Зотов еще неопытен, ему будет трудно. Разве и мне поговорить с Зубрилиным?
В это время я увидел, как Шустов с просветленным лицом идет ко мне. Быстро же уговорили его!
— Порядок, — сказал он. — Ты все-таки назначаешься в полевую партию. Но эта партия будет работать рядом с нашим совхозом, на два фронта, так сказать. Ничего не меняется. Что же касается Зотова…
— Простите, о каком Зотове идет речь? — Из-за спины Шустова возникла фигура Дымова. Он любезно улыбался — Мы не знаем Зотова. У вас новый работник?
— Агроном, — словоохотливо объяснил Шустов. — Несколько месяцев как приехал. Вообще-то с ним целая история. Он сын первого колымского агронома Николая Зотова, который трагически погиб в наших краях. Его именем мы хотим назвать Катуйский совхоз.
— Вот как! — Дымов удивленно поднял брови. — Романтическая история, а? Значит, на смену старшим, в борьбе уставшим? Очень интересно. И красиво, правда? Вы его оставляете за себя?
— Да, — сказал я.
— Справится, не завалит совхоз? — Дымов говорил очень серьезно.
— Он будет помогать Зотову, — сказал Шустов, кивнув на меня.
— Ну что ж, тогда все в порядке.
И Дымов отошел, вполне удовлетворенный информацией. Вполне, Это мы оценили потом.
Омаров умел «поддать огоньку». На второй день события завертелись с огромной быстротой. Четыре партии изыскателей срочно уходили в тайгу. Откуда-то появился инструмент, одежда, палатки, лошади, машины, продукты. Полетели телеграммы, вызывающие специалистов с мест. Руссо принимал людей, командовал, сто раз на день хватался за телефон. Щеки у него горели, глаза поблескивали.
Разговор со мной был очень коротким:
— Почвенную карту в Сусумане вы делали? — спросил он.
— Да, я.
— Сегодня я ее рассматривал. Неплохая работа, на уровне. Значит, вы знакомы с местной почвой?
— Как и всякий агроном.
— А с ботаникой?
— В пределах курса. Местную флору знаю. Я ведь на Севере давно.
— Отлично, — сказал он и потянулся за картой. — Вы останетесь в Катуйске и там где-нибудь отыщете место под новый совхоз. Сделаете съемку, проверите земли. Познакомитесь с мерзлотой. В июле пришлем тракторы, начнем пахать. Площадь — так примерно до тысячи гектаров. Обязанности главного агронома совхоза остаются за вами. Фигаро здесь, Фигаро там… Задача ясная?
Он и не ждал моего ответа. Подумав, спросил:
— Слушайте, как там Зотов? Мне Зубрилин кое-что рассказывал о нем. Справится, если на месяц- другой будете в отлучке с экспедицией?
Я дал Пете Зотову самую хорошую характеристику. В дверь постучали. Вошел незнакомый мне человек.
— Бычков, — коротко отрекомендовался он.
Вот и мой новый начальник! Топограф Бычков казался очень утомленным, уставшим человеком. Большие темные глаза, широкие и спокойные темные брови, умное выражение лица, в волевых складках которого чувствовался темперамент и самодисциплина, — все это оставляло приятное впечатление. Только уж очень он худощав. Щеки втянуты, скулы заострены, на висках тени. Вряд ли он обладал большой физической силой, но что вынослив — за это можно было ручаться. Держался Бычков спокойно, с достоинством.
На нем была серая суконная гимнастерка, галифе и простые кирзовые сапоги со следами желтой глины. Где это он испачкался? Заметив, что Руссо тоже поглядывает на его сапоги, Бычков сказал:
— Пришлось полазить в шурфы. Съемку на сорок седьмом километре делали… Под стройку. А теперь куда?
— В Катуйск, на побережье. Там есть несколько интересных долин по речкам Кава, Челомжа, Катуй.
— А люди? Возьмем в совхозе?
— Нет, Шустова не обижайте, у него каждый человек на учете. Вас уже двое, а рабочих подберите сами.
— Где подобрать? — довольно бестактно спросил я.
— В городе, — спокойно ответил Руссо и засмеялся, — Там народу много. Два дня сроку — и поезжайте с богом. Ясно?
Бычков, видно, не любил прохлаждаться. Как только мы вышли из кабинета, он сразу взялся за телефон. Говорил долго, настойчиво, но, кажется, безрезультатно. Повесив трубку, смущенно сказал:
— В отделе кадров отказали категорически. В горкоме комсомола тоже. Советуют побывать на стройках и попросту перетащить кого-нибудь к себе. Поедем.
Подняв воротники и поглубже надвинув шапки, мы тронулись в путь без особой надежды на успех.
Город строился, ремонтировал машины, отправлял в тайгу грузы, все были заняты делом, и только мы ходили по его заснеженным улицам как неприкаянные, присматривались к рабочим, с надеждой заглядывали в глаза встречным, но рта раскрыть не решались. Ведь засмеют. Тоже нашлись вербовщики…
После четырех неудачных попыток счастье нам все-таки улыбнулось.
Мы обратили внимание на высокого парня, который верстовым столбом стоял возле транспортера и со скучающим видом бросал на ленту кирпичи. Транспортер тянул их на стены строящегося дома.
Подошли, постояли. Для знакомства закурили все вместе.
— Подсобник? — спросил Бычков.
— А вы что, не видите? — подозрительно сказал парень и внимательно осмотрел нас.
