невыносимая боль, которой, он знал, суждено было стать еще сильнее, как только минует спасительная апатия первых минут. Юноша не смел приблизиться к любимой, не решался воздать ей последние почести: мешала кошмарная улыбка на лишенном кожи лице. Не эти ли губы он целовал совсем недавно? Не это ли искалеченное выпотрошенное тело, что теперь внушало ему такой страх и отвращение, он ласкал бесконечными ночами? Боль подсказывала Эндрю, что брошенная на кровати окровавленная плоть — уже не Мэри Келли, что нож Потрошителя выпустил из нее душу. Затуманенный ужасом взгляд Харрингтона скользил по комнате, примечая детали: багряный ком, валявшийся у его ног, оказался печенью, странный предмет на ночном столике — отрезанной грудью, а то, что он сначала принял за изюминку, — нежным лиловым соском. Судя по всему, преступник действовал неторопливо, с удивительным хладнокровием. В комнате было жарко: сукин сын посильнее разжег очаг, чтобы работать в тепле. Эндрю закрыл глаза: он и так видел достаточно. С него хватит. Бесчеловечный убийца с богатым воображением и острым ножом преподал Эндрю важный урок тошнотворной анатомии: человеческая жизнь, настоящая человеческая жизнь, не имела ничего общего с каждодневным бытом: ни с поцелуями, ни с успехами, ни с прохудившимися туфлями. Настоящая жизнь протекала тайно, словно подземная река, и была ведома лишь хирургам и судебным медикам, да еще безымянному убийце с острым лезвием. Изнутри королева Виктория и последний лондонский нищий были похожи как две капли воды и являли собой сложное соединение органов, костей и тканей, оживленное дыханием Творца. Вот что пережил Эндрю Харрингтон в считаные мгновения, после того как обнаружил свою подругу мертвой, хотя ему эти мгновения показались долгими часами, из которых складывалась вечность. Постепенно сквозь пелену боли и омерзения стало проступать чувство вины: ведь Мэри погибла из-за него. Он мог бы спасти ее, но все медлил. И вот какова цена его трусости. Представив любимую в руках безжалостного злодея, Эндрю застонал от бессильной ярости. И вдруг понял, что злодеем сочтут его самого, если застанут на месте преступления. К тому же настоящий убийца, вполне возможно, до сих пор бродил поблизости, и ему ничего не стоило прибавить к сегодняшней жертве еще одну. Подарив Мэри прощальный взгляд, но так и не решившись к ней прикоснуться, молодой человек гигантским усилием воли заставил себя выйти из комнаты, навсегда покинув возлюбленную.

Словно в тумане он закрыл за собой дверь, оставив все как было. У входа в Миллерс-корт его скрутил приступ тошноты. Согнувшись в три погибели под каменной аркой, Эндрю изверг на землю содержимое своего желудка, почти пустого, если не считать выпитого за ночь виски. Немного придя в себя, он прислонился к стене, вялый, замерзший и совершенно обессиленный. От арки была хорошо видна дверь комнаты номер тринадцать, его собственного рая, где теперь лежало бездыханное тело его подруги. Сделав пару шагов, Эндрю убедился, что дурнота немного отступила, и, пошатываясь, побрел по Дорсет-стрит.

Оглушенный, полуослепший, Харрингтон шел наугад, горько вздыхая и всхлипывая. Молодой человек не стал утруждать себя поисками Гарольда; о том, чтобы вернуться домой, не могло быть и речи, а куда еще отправиться, он не знал и потому бесцельно кружил по лабиринту перепутанных улочек. Когда Уайтчепел остался позади, Эндрю отыскал какой-то глухой переулок и рухнул на мостовую прямо посреди мусорных ящиков, дрожа от холода и утратив последние силы. Свернувшись на земле в позе зародыша, он приготовился коротать остаток ночи. Как Харрингтон и предполагал, его отчаяние делалось все глубже. Боль стала такой острой, что молодой человек ощущал ее почти физически. Тело ныло так, словно его поместили в саркофаг, утыканный изнутри острыми шипами. Эндрю хотелось убежать от самого себя, спастись от терзающей боли, но он был обречен оставаться пленником собственной пылающей плоти. Харрингтон в ужасе спрашивал себя, утихнет ли боль со временем хоть немного. Он где-то читал, что в глазах умерших можно увидеть отражение их убийц. А что, если в зрачках Мэри отразилась мерзкая ухмылка Потрошителя? Этого Эндрю не знал, но был твердо уверен, что он сам станет исключением, ибо в его мертвых глазах навеки застынет кровавая улыбка Мэри Келли.

Лишенный сил, раздавленный болью, Эндрю пролежал на голой земле несколько часов. Изредка он приподнимал голову, чтобы испустить отчаянный вопль, бросить вызов Потрошителю, который, возможно, бродил неподалеку со своим кинжалом, смеясь над жалким слабаком, а в остальное время тихонько всхлипывал, равнодушный ко всему, утопающий в волнах ужаса.

Свет нового дня, понемногу разгонявший ночную тьму, вернул юношу к жизни. С окрестных улиц доносился привычный утренний гомон. Эндрю с трудом поднялся на ноги и, стуча зубами от холода — ветхая куртка его слуги оказалась весьма ненадежной защитой, — побрел по неожиданно многолюдной улице.

Заметив, что фасады домов украшают гирлянды из флажков, Эндрю сообразил, что настал день инаугурации лорд-мэра. Стараясь ступать как можно тверже, он поспешил слиться с толпой. Одежда юноши была покрыта грязью, но он привлекал к себе внимания не больше, чем обыкновенный нищий. Харрингтон понятия не имел, где очутился, куда направляется и что ему делать дальше, но все это было не важно. Первый попавшийся на пути паб оказался вполне подходящим, как и любой другой. Эндрю не было нужды плестись с остальными зеваками к Дворцу правосудия, чтобы приветствовать Джеймса Уайтхеда, нового лорд-мэра. Молодой человек рассудил, что алкоголь спасет его от пробиравшего до костей холода и поможет привести в порядок мысли, которые становились все опаснее. Кабак был наполовину пуст. От густого запаха сосисок и бекона у Эндрю заныло в желудке, и он поспешил выбрать место подальше от кухни и заказал бутылку вина. Чтобы привлечь внимание флегматичного трактирщика, пришлось несколько раз постучать кулаком по столу. Чтобы скоротать время, Харрингтон принялся рассматривать немногочисленных посетителей, которые уткнулись в свои стаканы, не обращая внимания на доносившийся с улицы праздничный шум. Один из завсегдатаев пересекся с Эндрю взглядом, и молодого человека охватил безотчетный ужас. А что, если это Потрошитель? Что, если он его выследил? Присмотревшись, Харрингтон понял, что тот, кого он принял за убийцу, слишком мал ростом и на вид вполне безобиден, но сердце его продолжало трепетать. Теперь Эндрю знал, на что способен человек, любой человек, даже тщедушный пьянчужка. Для кого-то выпотрошить свою жертву и разложить внутренности вокруг трупа — то же самое, что расписать Сикстинскую капеллу. Молодой человек посмотрел в окно. Люди как ни в чем не бывало шли по своим делам. Почему никто из них не замечал, что мир изменился, что он больше непригоден для жизни? Эндрю вздохнул. Мир изменился только для него. Он откинулся на стуле и решил напиться, а там видно будет. Денег хватило бы, чтобы полностью опустошить небогатые погреба заведения, а никаких других планов у молодого Харрингтона пока не было. Опершись о стол и уронив голову на руки, Эндрю попытался отключиться, впасть в блаженное забытье. Однако ему не удалось отрешиться от реальности настолько, чтобы не слышать криков продавца газет:

— Покупайте «Стар»! Специальный выпуск: «Джек Потрошитель пойман!»

Эндрю вскочил на ноги. Джек Потрошитель пойман? Не может быть! Высунувшись в окно, он оглядел улицу и приметил на углу мальчишку, продававшего газеты. Подозвав его, Эндрю поспешно протянул в окно монету и получил взамен свежий номер «Стар». Молодой человек дрожащей рукой отодвинул бутылки и развернул газету на столе. Нет, он не ослышался. «Джек Потрошитель пойман!» — возвещал заголовок. Для затуманенного вином сознания прочесть заметку оказалось делом непростым, но Эндрю терпеливо добрался до конца и заставил себя вникнуть в смысл прочитанного. В газете сообщалось, что прошлой ночью Джек Потрошитель совершил свое последнее преступление. Жертвой стала проститутка валлийского происхождения по имени Мэри Дженнетт Келли, найденная в меблированных комнатах Миллерс-корт, дом номер двадцать шесть по Дорсет-стрит. Эндрю пропустил абзац, в котором приводились подробности злодеяния, и сразу перешел к поимке злодея. Если верить газетчикам, убийца, что четыре месяца держал в страхе Ист-Энд, был схвачен людьми Джорджа Ласка меньше чем через час после преступления. Пожелавший остаться неизвестным свидетель услышал крики Мэри Келли и позвал ребят из Комитета бдительности, которые, хоть и подоспели к месту убийства слишком поздно, смогли застигнуть Потрошителя, убегавшего по Миддлсекс-стрит. Арестованный сначала отпирался, но был вынужден во всем признаться, когда в его кармане обнаружили еще теплое сердце жертвы. Его звали Брайан Риз, он служил коком на торговом корабле «Нырок», который прибыл в Лондон с Барбадоса в июле и на следующей неделе должен был отбыть обратно на Карибские острова. На допросе у детектива Фредерика Эбберлайна, уполномоченного вести расследование, Риз признался во всех пяти вменяемых ему преступлениях и не без доли юмора поведал о том, как напоследок задумал разделаться с жертвой в тепле, а не посреди улицы. «Я понял, что должен пойти за той пьяной шлюхой, как только ее увидел», — с довольным видом заявил