ползущие по прямой линии. Нерасторжимый тандем.

Пока наши крошечные шахматные фигурки пересекают пространство, голос мисс Кэти отчётливо произносит:

— Мы не можем обратиться в полицию…

— Почему? — задаю вопрос я.

— …тем более заикаться об этом газетчикам. Я ни за что не унижусь до такого скандала.

На самом деле, поясняет она, написать о чужой кончине — ещё не преступление, в особенности если речь идёт о кинозвезде, персоне, которая у всех на виду. Конечно, мисс Кэти могла бы добиться, чтобы Уэббу в судебном порядке запретили к ней приближаться, — наплела бы что-нибудь про насилие или угрозы с его стороны, однако тогда эта «жареная» история стала бы достоянием гласности. Стареющая королева кино, как несмышлёная девчонка, сидит на диетах, красит волосы, скачет по ночным клубам… Наивная дряхлая дура из романов Томаса Манна.

Таблоиды растерзают её, даже если Уэбб не посмеет.

Мы уже почти неразличимы вдали, а кадр всё длится. На парк опускаются сумерки. Мы двое по- прежнему бредём размеренным шагом, не ускоряя и не замедляя одной на двоих походки. Бредём и бредём, а камера движется следом, держа нашу пару точно по центру.

Слышится мелодичный бой часов на башне в парковом зоосаде. Семь ударов подряд.

Столик заказан на восемь.

— Уэбб написал целую книгу, это так ужасно, — произносит голос Кэтрин Кентон. — Даже если я стану сопротивляться, даже если разрушу его сегодняшний замысел, этим всё не окончится.

Сквозь фоновый шум пробивается рёв проезжающего автобуса — зловещее напоминание о том, как через час или два кровь моей мисс Кэти брызнет алыми бусинами. Как её знаменитые золотисто-каштановые волосы и безупречные зубы, белые и блестящие, точно протезы у Кларка Гейбла, застрянут в ячейках ухмыляющейся решётки радиатора. Как фиалковые глаза, разрисованные косметикой, покинут свои насиженные места и уже с мостовой уставятся на повергнутых в ужас поклонников.

Сумрак сгущается, когда наши крохотные фигурки выходят на окраину парка, неподалёку от Пятой авеню. В ту же секунду на улицах ярко загораются разом все фонари.

При этом одна из нас замирает на месте, а другая делает ещё несколько шагов вперёд.

— Погоди, — произносит голос мисс Кэти. — Надо же знать, что впереди. Надо будет непременно прочесть и второй вариант, и третий, и четвёртый, иначе не выяснить, как далеко Уэбб готов зайти со своей ужасной книгой.

По её словам, я должна спрятать первую рукопись в чемодан и ежедневно, после того как мисс Кэти сорвёт очередную попытку покушения, искать новый, исправленный вариант, так чтобы мы всегда на шаг опережали убийцу. До тех пор, пока не отыщется какое-нибудь решение.

Светофор вспыхивает зелёным, и мы пересекаем Пятую авеню.

Резкая смена кадра: мы подходим к особняку мисс Кэти. Поднимаемся по парадному крыльцу к двери (тут нужна съёмка средним планом). С улицы видно, как в окне будуара волосатая рука чуть отодвигает занавеску, и ясные карие очи следят за нашим приближением. Из дома доносится грохот шагов по ступеням. Дверь распахивается, и мистер Уэстворд встречает нас на пороге, в лучах света, льющегося из прихожей. На нём двубортный смокинг «Брукс Бразерс», точь-в-точь как из последней главы «Слуги любви». В петлице — орхидея. Концы белого галстука-бабочки ещё не завязаны.

— Давай поторопимся, — говорит Уэбстер Карлтон Уэстворд Третий, — а то не уложимся в срок. — И, взявшись за концы галстука, наклоняется к нам: — Не поможешь? Ты же от этого не умрёшь, а мне будет проще.

Вот эти нежные руки скоро станут орудиями убийства. Эта улыбочка — лишь прикрытие для коварных мыслей предателя. За телесной смертью последуют новые оскорбления: домыслы молодого человека о постельных похождениях мисс Кэти жадно расхватают такие, как Фразьер Хант из «Фотоплей», Кэтерин Альберт из журнала «Модерн Скрин», Говард Барнс из «Нью-Йорк геральд трибьюн», Джек Грант из «Скрин Бук», Шейла Грэхем и разношерстная шайка жулья из «Конфидентал» и вся последующая череда биографов. Пошлые, недостоверные, омерзительные россказни затвердеют и окаменеют навеки. Вульгарная ложь всегда победит благородную правду.

Фиалковые глаза мисс Кэти встречаются с моими.

По улице с рёвом несётся автобус. Дорога под ним содрогается. Следом тянется хвост ядовитых выхлопов. Вокруг нас вихрится воздух, тяжёлый от пыли и близкой смертельной угрозы.

Мисс Кэти поднимается на ступеньку, где её ждёт особь по кличке Уэбстер. И, встав на цыпочки, начинает завязывать белый галстук. Её прославленное лицо приближается к его лицу на расстояние вздоха. В ближайшем обозримом будущем она решила держаться как можно дальше от беспрерывного убийственного потока омнибусов.

А Уэбб, этот злобный лживый ублюдок, глядит на неё сверху вниз и целует в лоб.

Резкая смена кадра: мы внутри роскошного театра на Бродвее. Арка просцениума, занавес начинает двигаться. В оркестровой яме блестят причёсанные головы и медные музыкальные инструменты. Дирижёр, «Вуди» Герман, поднимает палочку, и начинается воодушевлённая увертюра Оскара Леванта в переложении Андре Превина. Дополнительные музыкальные номера — Зигмунд Ромберг и Виктор Херберт. За пианино — Владимир Горовиц. Когда занавес поднимается, мы видим кордебалет с участием Рут Доннелли, Барбары Мерилл, Альмы Рубенс, Закари Скотта и Кента Смита, выделывающий коленца на палубе военного корабля США «Аризона» (автор дизайна — Роман де Тиртофф), пришвартованного посередине сцены. Танцы японских адмиралов Исороку Ямамото и Хара Тадаичи исполняют соответственно Кинуё Танака и Тора Тейе. Энди Клайд отплясывает шальную чечётку в мундире Кацуо Сакамаки, официально первого японского военнопленного. Анна Мэй Вонг отбивает каблуками соло в роли капитана Мицуо Фучиды, между тем как Текс Риттер изображает генерала Дугласа Макартура. Среди младшего офицерского состава японцев главные танцоры — Эмико Якумо (капитан-лейтенант Сигэкадзу Шимазаки) и Тиа Ксео (капитан Минору Гэнда).

Хореография — му, ко-ко-ко, гав… Леонид Мясин.

Постановка — чирик, иа, мяу… У. Маккуин Поуп.

С правой стороны сцены под грохот оркестра военный корабль США «Оклахома» взрывается около ватерлинии и начинает тонуть. Горящий мазут перекидывается в глубину сцены и поджигает военный корабль США «Вэст Вирджиния». Тем временем на авансцене японская торпеда пробивает корпус военного корабля США «Калифорния».

Японские палубные истребители яростно решетят ряды кордебалета пулями. Пикирующие бомбардировщики «Айчи» атакуют Пирла Уайта и Тони Кёртиса, устроив маленький взрыв из красного кленового сиропа. За огнями рампы так и крейсируют взад-вперёд перископы японских мини-подлодок.

«Аризона» кренится, и мы видим Кэтрин Кентон — она пробирается к орудию, чтобы с усилием оттащить от него убитого артиллериста. На её форме цвета хаки крупно вышито: «ХЕЛЛМАН, РЯДОВОЙ ПЕРВОГО КЛАССА». Моя мисс Кэти буксирует мёртвого героя из-под огня, а затем опускает раскрытые ладони ему на грудь. Под оглушительные разрывы шрапнели её губы беззвучно возносят к небу молитву. Ресницы покойника (Джеки Куган) начинают дрожать. Мисс Кэти нежно держит его на руках. Молодой человек моргает, медленно поднимает взгляд, видит прославленные фиалковые глаза и произносит:

— Я что, в раю? А ты… Бог?

Под визг проносящихся палубных истребителей «Аризона» погружается в залитые мазутом пылающие волны Перл-Харбора. Мисс Кэти смеётся, целует юношу в губы и отвечает:

— Почти угадал… Я Лилиан Хеллман.

С этими словами, не дожидаясь следующей ноты, она вскакивает на ноги, чтобы затолкать артиллерийский снаряд в огромное орудие и, развернув его на колёсах, навести на пикирующий бомбардировщик «Аичи». Её матросская форма искусно продырявлена и запятнана Адрианом Адольфом