Мне снова предложили сесть. Но теперь я догадалась по их лицам, что решение принято и оно в мою пользу.
– Объясните нам еще раз, почему вы вступили в партию? – мягко спросил секретарь.
– Потому что задачи и цели партии мне очень близки, и мне казалось, что мое место именно в ее рядах. И еще одно, – добавила я, помедлив: – В Свиднице мне привелось видеть, как гибли члены партии. Одного я знала лично. Он часто беседовал со мной. Это был по-настоящему идейный человек. И мне казалось, что мой долг – встать в ряды партии вместо него.
– Бюро решило ваше дело прекратить. Мы пришли к выводу, что жалоба, поданная в райком, не может служить основанием для исключения вас из партии и даже для взыскания. Мы напишем об этом в райком и убеждены, что там с нами согласятся. Ведь мы вас лучше знаем, чем они. Очень хорошо, что вы учитесь. Продолжайте. Партии нужны квалифицированные специалисты. А теперь с вами еще побеседует товарищ Фронтчак.
Когда мы с Фронтчаком остались одни, он посмотрел на меня с таким пониманием, словно читал мои мысли.
– Я знаю, о чем вы думаете. Такая история никого не может воодушевить. И вы, вероятно, спрашиваете себя, как быть дальше. Не бросить ли все к черту? Я угадал?
– Угадали. Вчера я решила, что как только мое дело так или иначе выяснится, я верну свой партбилет. Ведь во всей этой истории нет ни единого слова правды. Вчера я была до того потрясена, что вообще ничего не соображала. А теперь не перестаю удивляться. Знаете, до войны у нас был сосед-коммунист. Он годами сидел в тюрьме. Семья бедствовала ужасно. Жили они в подвале, мебели никакой, одни голые стены. А они улыбались. Словно верили, что непременно придут лучшие времена. В Кальварии, где мы жили во время войны, я тоже насмотрелась на разных людей. Одни в оккупацию разбогатели и тут же забыли о своем происхождении, к беднякам стали относиться с величайшим презрением. По-моему, задача партии в том, чтобы даже самым бедным дать возможность выйти в люди. Бесплатные школы – большой шаг в этом направлении. Аграрная реформа тоже.
В партии должны царить искренность и правдивость. Ее идеи слишком прекрасны, чтобы их осквернять мелочными личными счетами. А между тем смотрите, что творится! Что будет дальше? Что делать?
Наш секретарь не должен был допускать того, что произошло вчера! – Я дала волю своему возмущению и уже не пыталась сдерживаться, – Он своими речами может опошлить любую идею. Ему не веришь даже тогда, когда он прав. А председатель месткома?! Постоянно щеголяет своим пролетарским происхождением и противопоставляет рабочих всем остальным людям. Всюду ему мерещатся враги. Разве это правильно, скажите?
– Ну, пошла-поехала! Погоди! Не забывай, что ты говоришь о конкретных людях, а не о партийцах вообще. И не о самой партии.
– Но они олицетворяют партию в глазах рядовых ее членов. И на них партия опирается в своей работе. Если положение не изменится, нас погубят доносы и склоки.
– Вы ведь знаете и других, настоящих коммунистов.
– Да, и именно поэтому меня так потрясло вчерашнее собрание. Разве можно такие прекрасные идеи воплощать в жизнь в атмосфере страха, лжи и доносов?
– Сколько вам лет, Дубинская? – спокойно спросил Фронтчак.
– Девятнадцать. Я же вчера сказала.
– Ответить вам нелегко. Но хорошо, что вы прямо высказали свои сомнения. Сам я уже давно в партии. Сначала во Франции, потом здесь. Искренность я ценю. У Французской компартии тоже были свои недостатки, но то была борющаяся партия. Наша же Польская рабочая партия – одновременно борющаяся и правящая. В этом все дело. Те, кто состоял в партии во время войны, несомненно, идейные люди. А теперь всяко бывает. Те, бывало, отказывались от личного счастья, жертвовали ради идеи свободой и даже жизнью. Теперь же к нам приходят и такие, кто рвется к власти, стремится сделать карьеру. Эти способны на все, ничем не брезгуют, лишь бы добиться своего. Вот и спрашивается, как быть: оставаться и терпеть разные несправедливости или же махнуть на все это рукой? Но если уйдут те, кто пришел в партию по идейным побуждениям, то что же получится? Останутся одни карьеристы. Поверьте, товарищ Дубинская, то, что я скажу, не просто фраза: классовая борьба продолжается, И партию она не минует. Это борьба за подлинное лицо партии. И продлится она не день и не месяц, а возможно, годы. Но в конце концов победим мы. Запомните: уйти – значит сложить оружие! Нужно остаться и бороться со злом.
– Со вчерашнего дня я чувствую себя совершенно разбитой. Это случилось так внезапно. У меня словно почва ушла из-под ног.
– А вы не сдавайтесь. Эта история должна вас закалить. Вас обидели, верно. Но нужно держаться. Оставайтесь с нами! Партии нужны ваш трезвый ум и чувство справедливости. Хотелось бы, чтобы вся молодежь рассуждала так, как вы.
– Спасибо. Но если даже я останусь, то молчать уже не смогу. Буду вслух говорить все, что думаю.
– Давайте так. Хотя предупреждаю: вам будет нелегко. У нас, к сожалению, больше ценят пустых крикунов. Но ничего, мы еще дождемся, что в цене будут мыслящие люди. Вот увидите!
Мама собиралась на рождество в Ченстохов, но мои дела не давали ей покоя.
– Пойду к Иреку на работу и скажу все, что я о нем думаю. Как я верила ему! Не могу себе этого простить. Завтра же утром пойду.
– Мама, очень тебя прошу, никуда не ходи! Ради бога! Он только и ждет предлога, чтобы снова ко мне привязаться. Вчера, когда я возвращалась с занятий, он шел за мной всю дорогу. Но я прикинулась, будто не замечаю его.
Стефан разрешил маме остаться в Ченстохове до Нового года. Она очень обрадовалась.
– Какой он добрый! Сказал, чтобы я возвращалась не раньше Нового года, потому что поезда будут переполнены.
– Ты меня удивляешь, мама. Туда понаедет столько народу, будет тесно, неудобно. Зачем тебе ехать?