вскружили. Потому что все сейчас испорчены, а я дитя малое, беззащитное… Однажды собралась я с одним мальчиком на прогулку, а вырваться из дому мне было не так-то легко: бабка моя и слушать бы меня не стала. Я попросила Збышека выйти вместе со мной. А он наотрез отказался: совесть ему, видите ли, не позволяет обманывать старших. Представляешь? И вдобавок заявил, будто я еще молода на свидания ходить. Придет время, он, мол, сам мне назначит свидание. Я ужасно разозлилась. И решила, хотя бы назло Збышеку, на свидание пойти. И пошла. Скучно было чертовски. На обратном пути я зашла к подруге и просидела у нее до комендантского часа. Мне на все было наплевать. Домой я вернулась только в начале одиннадцатого.
– Ну и что? Был скандал?
– Еще какой! Я сохраняла спокойствие. Бабка кричала, ругалась, чуть не избила меня. Я подождала, пока она успокоится, и говорю сладким таким голоском: «Я думала, вы за мою жизнь боитесь, а вы, оказывается, невинность мою оберегаете. А кому нужна эта невинность? Сейчас, во время войны, когда кругом гибнет столько людей? И если хотите знать, я уже давно невинность потеряла».
– Збышек был при этом?
– Само собой. Бабка так и села. Потом все пыталась заставить меня сказать правду. Но я уперлась, и ни в какую. Збышек несколько дней делал вид, что не замечает меня, а при встрече я ему показывала язык и про себя смеялась. Так ему и надо. Тоже мне опекун нашелся. Не знаю, может, я была немного влюблена в него тогда. Но ты берегись, Люцина! Он ужасный волокита! Каждую неделю у него была другая девушка. Он всегда говорил, что раз уж так всем девушкам нравится, пусть никто не будет в обиде.
Люцину интересовало все, что касалось Збышека. Она уже знала, что мать у него женщина нервная, вечно чего-то боится, а отец на редкость симпатичный.
Девушки, заметив перемены в Люцине, в один голос заявили, что она просто-напросто влюбилась в Збышека.
– А меня это ничуть не удивляет. Была бы я моложе, я б вам показала… Збышек – парень что надо! Он и мне по душе пришелся, – заявила пани Дзюня.
– Я тоже должна начать работать, – сказала мама однажды утром, перед самым моим уходом из дому. – Нужно что-то решить.
– Я очень спешу. Не люблю опаздывать. Поговорим, когда вернусь.
После обеда мы с ней отправились «в город», то есть на улицу Сталина, к сапожнику. На обратном пути зашли в «Рому» поесть мороженого. Там у входа сидел мамин новый знакомый, пан Избицкий.
Мы подсели к нему. Не могу сказать, чтобы это меня обрадовало – я обожала мороженое, а при нем было неловко много есть. Зато мама сияла. Пан Избицкий проводил нас домой и, получив приглашение зайти, не заставил себя упрашивать.
– Этот пан Избицкий так рассматривал нашу квартиру, словно приценивался, – сказала я пани Дзюне.
– Я вижу, он тебе не понравился. Только чего ты от него хочешь? Человек он солидный, серьезный. Дело свое знает. Как раз то, что нужно твоей матери.
– Я слышала, как он уговаривал маму с ним работать. Когда я вошла в комнату, оба замолчали. Мне кажется, они во Вроцлаве не первый раз видятся, и сегодняшняя встреча вовсе не случайна. Уж очень часто мама поглядывала на часы перед тем, как зайти в кафе.
Перед ужином мама как бы мимоходом обронила:
– Пан Избицкий предложил мне работу у себя в мастерской. Я ведь всю оккупацию проработала у скорняка и кое-что в этом деле смыслю. А пану Избицкому нужен доверенный человек, потому что ему часто приходится отлучаться. Я стану его компаньоном, но так как своего капитала в дело не вношу, то получать буду двадцать пять процентов дохода.
С этого вечера маму не покидало взволнованно-приподнятое состояние духа. На работу она одевалась так, словно по меньшей мере шла в театр, зачастила к парикмахеру и вообще стала заботиться о своей внешности, как никогда прежде.
– Мама нашла себе нового кумира. Дай бог, чтобы на этот раз ей повезло. Боюсь, как бы ему все это быстро не наскучило. Ведет она себя с ним так же, как, бывало, с бабкой, – поделилась я с пани Дзюней. – Вечно одно и то же: «Да, пан Стефан, вам лучше знать, пан Стефан, безусловно, пан Стефан!» А Стефан этот так и растет в ее глазах, даже подумать страшно, чем это может кончиться!
– Когда твоя мама приехала, я все собиралась ее спросить, не хочет ли она помириться с твоим отцом, – призналась мне пани Дзюня. – И хорошо сделала, что не спросила. Интересно, к чему приведет эта их совместная работа?
– Хоть бы все обошлось. А с отцом они никогда на помирятся. У мамы нет фантазии.
Было около часу дня. Жара стояла такая, что плавился асфальт на тротуарах. Я глядела на гору бумажек с приходами и расходами, в которых нужно было разобраться, и думала, что ни у кого на свете нет такой однообразной, отупляющей работы, как у меня. Тоска. Смертная тоска. Мне казалось, что картотеки надо мной издеваются. Порой они нарочно от меня прятались. Однако удавалось им это крайне редко. Я была начеку.
– С ума можно сойти от такой работы! – воскликнула я, обращаясь к заведующему, и тут же об этом пожалела.
– Ничего не поделаешь, терпение и труд все перетрут, – едко изрёк он в ответ.
– Согласна. Терпение и труд, но не отупляющая работа. Это не по мне, я больше не могу. Если так пойдет и дальше, мне придется подыскать другую работу. Уж лучше писать на машинке, хоть какое-то разнообразие.
Мой выпад не прошел бесследно. Кого-то из сотрудников повышали в должности, кого-то переводили на другую работу, а я в наказание застряла на прежнем месте.
– Твой начальник любит, чтобы его превозносили да в ножки кланялись, – втолковывала мне пани Мира. – А тому, кто вроде тебя роптать осмеливается, он найдет случай отплатить. Я своими ушами слышала, как он говорил, будто ты зазналась.
