– Не понимаю, почему вы сердитесь?

– И она еще спрашивает! Все знаю, что ты там натворила. Познакомила Янку с этим бандюгой с Пепшувки, ну… как его, Гжыбачем. Девка вернулась домой сама не своя. Объявила матери, что влюблена в него и замуж выйдет только по любви. Мать уже сюда приходила жаловаться, едва я ее успокоила. Хотела непременно тебя разбудить, да я не дала. Ну, а ты сама какой номер выкинула! Того и гляди другая мамаша сюда примчится. Даже удивительно, что ее до сих пор нет. И все претензии ко мне. Только Петкевич тебе понадобился. Других не нашлось?

– А чем плох Петкевич? Вел он себя прилично.

Я почувствовала, что, пожалуй, до конца своих дней не разберусь, что в Кальварии считается плохим, а что хорошим.

– Он слишком хорош для тебя! Слишком! Петкевичи – первые богатеи в нашем повяте. Паевским до них далеко! Огромный капитал, вилла в Бельске. А жениться молодой Петкевич должен на дочке Крамажа, того самого, у которого на нашей улице каменный дом и лавка. Это дело давно решенное. Если свадьба теперь расстроится, тебе нечего делать в Кальварии.

Хозяйка не смогла дольше сохранять серьезность. Развеселилась так, что даже в ладоши захлопала.

– Ну, ты отличилась! Покажи им, на что способны нищенки. Они тебя долго поминать будут, как и меня. Мне до сих пор замужество не могут простить… Ну… иду в погреб, мы еще потолкуем.

Я вылила воду в бочку и снова пошла к колодцу.

Трудно жить в такой дыре, как Кальвария. Что, собственно, дурного произошло? Поплясал со мной парень на танцульке, потом проводил домой, а шуму! Ничего не скажешь, быстро доходят слухи куда надо.

Когда я ставила в сенях два очередных ведра, меня окликнула бабка:

– Одно ведро вылей в бочку, а второе принеси сюда. И хватит возиться, сегодня воскресенье. Скажут еще люди, что мы бога не чтим – воскресенье не соблюдаем.

Опять что-то новое. Ведь неделю назад бабка еще придерживалась мнения, что воскресные дни лучше всего чтить трудом, а от лености до греха только один шаг. Что ж, можно и так! Я налила себе кружку молока, отрезала хлеба и примостилась на своем месте у окна.

Виктория беспокойно вертелась по комнате. Мне казалось, ей хочется о чем-то меня спросить. Она несколько раз начинала, но в последний момент слова застревали в горле. Бабка сидела за столом, сложив руки на животе, и беспрерывно вздыхала, устремив взгляд в пространство. Вероятно, ее раздирали какие-то внутренние противоречия.

Наконец тетка Виктория не выдержала:

– Знаешь, Катажина, я об этих Петкевичах не раз слыхала у Паевских. Семья, конечно, простая, но какая… Сам Петкевич сидит в Лондоне. У них там кто-то в правительстве. А жена и без него всю войну отлично делами ворочала. Баба с головой. Старшая дочь замужем за иностранцем, давно живет за границей. Очень хорошая семья.

«Интересно, оказывается, и они уже все знают», – подумала я, но по-прежнему сидела молча.

Бабка повернулась на стуле в мою сторону.

– Ну, выкладывай. Как там было на танцах? Когда не спрашивают, тарахтишь, как заведенная. А теперь вот надо бы рассказать, что и как, а ты язык проглотила.

Тут от какого-то толчка снаружи распахнулась настежь дверь. На пороге стояла хозяйка. Обе руки у нее были заняты.

– Это я, – сказала она. – Не могла ни постучать, ни отворить, как полагается. Локтем пришлось толкать. Капусты кислой вам принесла, остаточки. И яблок немного. Кушайте на здоровье.

Бабка поднялась из-за стола.

– Благодарим, покорно благодарим. Другой такой, как вы, на всем белом свете не найдешь.

– Пожалуйста, не благодарите. Кто мне принесет, кого я угощу, так вот и живем. Чего это у вас так тихо? Все молчат… Лучше сразу признавайся, Катажина, как было на танцах. А что касается Петкевича, так мой благоверный уже сказал Крамажу: хотите заполучить зятя – глядите в оба. Почему они свою дочку на танцы не послали?

– Сказать вам правду? Она там была. Я ее знаю, она ведь шила у пани Ковалик. Сначала Петкевич даже танцевал с ней. А как пригласил меня, к ней больше не подошел.

– Такой фортель выкинул? – покачала головой хозяйка. – А еще что? Лучше от тебя все узнать, чем слухами пробавляться. Только не темни. Правда – что шило в мешке, всегда наружу вылезет.

– Мне и невдомек было, что танцую с Петкевичем, а если б и знала, все равно бы это не помогло – ведь я понятия не имела, что он помолвлен. Он хорошо танцует, вежлив, вот и все. Сам должен понимать, что делает, – не маленький. Он на свою невесту ни разу не поглядел, может, они поссорились, и он решил ей насолить. Протанцевали мы с ним до самого конца вечера. А больше ничего интересного не было. Один раз на минуту погас свет. При этом поднялся такой визг, что я чуть не оглохла. Впрочем, откуда-то сразу принесли две карбидные лампы, и стало гораздо уютнее. Еще, кажется, ребята на улице подрались. Чего ради – не знаю. Откровенно говоря, если хотите знать, был не вечер танцев, а тоска зеленая. Присесть негде, никаких прохладительных напитков – только водка. Одним словом, ерунда!

– У тебя нет никакого воображения! – вмешалась тетка. – Разве можно так рассуждать? Откуда ты знаешь, как развлекаются другие? Здесь веселятся так, как позволяют условия. Не забывай, что еще идет война, не до жиру. Надеюсь, ты догадалась удержаться от критики в разговоре с Петкевичем?

– А чего мне было стесняться? И он со мной согласился. Ему тоже кажется, что такие танцульки не развлечение. И попал-то он туда случайно: какая-то поездка сорвалась. Собирался побыть с часок и, только когда со мной познакомился, решил остаться до конца. Он мне даже предлагал как-нибудь съездить с ним в Краков, в настоящий ресторан.

Тетка даже вспыхнула, так ее проняло.