медленно сокращаясь в размерах на фоне бархатно-черного логова тьмы, и в какой-то момент стал похож на золотистый продолговатый кристалл. Внезапно «кристалл» превратился в ярко блистающую четырехлучевую звезду и только где-то у самой границы невидимо пронизанного солнцем пространства полностью уже развернулся диском рефлектора, и через секунду после бакулинского: «Э-эх, красиво идет!..» — золотой диск наискось вошел в тень Кратера, как в черную воду, и мгновенно пропал в темноте.

— Вспышка сработает — будет отснят уникальный фильм, — сказал Бакулин. — Объявляю конкурс на лучшее название.

— «Погреб дьявола». Все равно, кроме тебя, смотреть твой фильм никто не придет. Дно мы уже локаторами видели.

— Видеть — мало. Надо попять, что видишь.

— Вот именно.

— Меф, сколько там осталось до центра?

— Условная точка, гипотетически равноудаленная от замкнутой кривой, которая… кривая эта является графической моделью… Моделью чего она является?

— …Графической моделью контура верхней кромки кальдеры, — закончил Бакулин, копируя интонацию Эдуарда Йонге.

Они посмеялись, вспомнив, как Тэдди выпутывался из этой фразы на одном из борт-семинаров.

— Собственно, мы уже в центре. — Он взглянул на экранчик лидара, где медленно таял на темном фоне вишнево-красный кругляк улетающего в сверхпропасть АИСТа. Открыл было рот, чтобы спросить, в каком флаинг-режиме Бакулин думает делать видеозапись, и чуть не вылетел из ложемента — сумасшедшим рывком оборвало крепление левого плечевого ремня.

Впечатление было такое, будто драккар налетел на прозрачную стену, и она, отшвырнув машину, разрядила в днище ярко-зеленую молнию. Потом он, конечно, сообразил, что это было только впечатление, и заподозрил, что драккар обстреляли. Обстреляли из Кратера. Удивительно похоже на лучевой залп. Удар был тяжелый: слепящая вспышка, машину рвануло вправо, в шлемофоне короткое шварк! — и сильнейшим инерционным ударом в левый висок, в плечо, в левое подреберье. Полуоглушенный, не видя ничего, кроме стремительной смены радужных пятен, он интуитивно чувствовал кувырки машины в пространстве. Цветные фантомы перед глазами и вращение «Казаранга» спутали у него в голове все в один ком, а в середине кома иглой торчала совершенно паническая мысль: «Форсаж!» Непонятно, как сумел сдержать себя, но едва только вернулись нормальные зрительные ощущения и в глазах вместо ярких фантомов появилась бесцветная звездно-черная круговерть, он мгновенно слился с машиной, не собираясь уступать стреляющей пропасти и доли секунды. Маневр «роулинг-брэйк», форсаж. Солнце прямо по курсу, очень жесткая перегрузка. Дальше от предательского провала, дальше и выше — высоко-высоко над ледяными ростками застывших фонтанов, над освещенным краем кальдеры. Зеленоватый клык ущербного Урана в старческой десне горизонта; глаза на лоб, когда увидел в зеркале, что ложемент командира пуст; парализующий ужас, когда обнаружилось, что Бакулина вообще нет в кабине. Пока мозг устанавливал логическую связь между оборванной защелкой-фиксатором и распахнутым люком, мышцы сами уже инстинктивно втянули драккар в форсированный «брэйк» с разворотом.

Дрожь в руках передалась машине рывками тяги флаинг-моторов. Не помнил, как вернулся в центральную зону Кратера и в каком режиме утюжил ее, торопливо обшаривая локаторами темноту. Поймал лидаром далекое вишнево-красное пятнышко АИСТа, все еще не достигшего дна проклятой сверхпропасти, притормозил, оглядывая пространство. Чуть не плача:

— Мстислав!.. Где ты, Мстислав?!

За это время десантник не мог погрузиться в пропасть слишком уж глубоко. Не успел даже, всего вероятнее, пересечь освещенное солнцем надкратерное пространство и коснуться провальной тени…

— Мстислав, отзовись!!!

Секунды ожидания ответа наверняка были причиной первой его седины. Из хаоса треска и радиошорохов в шлемофоне довольно отчетливо выделялся ритмический перестук, и в перестуке этом чудилось что-то невозможно знакомое… «кардиограммное»… удары живого сердца!.. Волосы шевельнулись на голове. Он заподозрил, что сходит с ума над бархатно-черным морем готовой к новому выстрелу тьмы, и совершенно явственно ощутил каждым нервом, как там, в глубинах провала, кто-то наводит прицел на драккар. Еще секунда…

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не понял вовремя, что в ожидании ответа на свой зов он незаметно для себя до предела ввел чувствительность приема на бортовом радиопереговорнике и теперь действительно слышит пульс или удары сердца Мстислава. Вдобавок далеко внизу ему удалось приметить искорку блеска. Рывка машины он не почувствовал. Крохотная искра стремительно приобретала очертания сверкающего на солнце скафандра.

— Мстислав, ты почему не отзываешься?!

В ответ — посторонние радиошорохи. Закованный в панцирь, десантник безвольно падал в пропасть затылком вниз — руки и ноги недвижны. Оглушен ударом?

— Командир!..

Нет ответа.

Выход один: маневрируя, постараться поймать командира отверстием гермолюка. Как рыбу сачком.

Едва он успел накренить машину — широко распахнутые недра Оберона внезапно поймали сачком темноты его самого. А черт!.. Пошарил глазами в поисках синих и пурпурных огоньков. С таким же успехом мог бы шарить глазами, нырнув в цистерну с мазутом. Фары выхватили из тьмы сверкающий скафандр: «Витязь» был теперь почти над головой, в трех метрах от блистера. Это кстати.

Осторожно действуя реверс-моторами, он задал «Казарангу» крен влево. Мало было уравнять скорость машины со скоростью свободно падающего в пространство десантника — надо было еще очень точно прицелиться. Драгоценный улов вплыл наконец в гермолюк.

«Скафандр командира стал сильнее блестеть, — машинально отметил его мозг. — С чего бы это?»

С помощью зеркала и ювелирно-точных движений рукоятками управления он сориентировал и задним ходом продвинул кабину относительно десантника так, чтобы бесчувственное тело командира переместилось из твиндека в носовую часть и легло в футляр ложемента. Теперь осталось закрыть гермолюк, выровнять катер, придать ему не слишком жесткое ускорение (хотя прямо-таки подмывало унестись отсюда на форсаже). И как только приблизилась исполосованная тенями, утыканная ледяными «костями» окраина пропасти, сзади, где-то далеко внизу, мощно полыхнуло белое сияние. Он даже не поинтересовался, что там высветил АИСТ. Передал управление автопилоту и хотел было освободить свой скафандр от фиксаторов, но зеркало остановило его: Бакулин пошевелился и самостоятельно зафиксировался в ложементе.

Он ничего не сказал командиру. Знал: если скажет хоть слово — наступит реакция, и он не сможет четко выполнить посадочный маневр.

Машина, как на лыжах, соскользнула с покатого лба наледи, остановилась. И только теперь он почувствовал дрожь в руках. Когда представил себе, что не смог бы выловить командира над Кратером, его бросило в пот. Второй лучевой залп из провала почти наверняка свел бы на нет все усилия… Он взглянул на Бакулина в зеркало: странный блеск уже совершенно сошел с голубоватой поверхности скафандра. Синие и пурпурные огоньки как ни в чем не бывало спокойно перемигивались по контуру «Витязя».

— Мстислав, ты как себя чувствуешь?

— Отлично.

— Неправда.

— А почему я должен чувствовать себя плохо?

— Но ведь несколько минут ты был без сознания!

— Несколько?… Мне показалось — мгновение. Чуточку кружится голова… — Слышно было, как Бакулин судорожно перевел дыхание, словно всхлипнул. — А так… вполне сносно.

— Вполне сносно?… Кружится голова — это первый признак сотрясения мозга.

— Не кричи об этом на весь эфир. Они уже наводят радиомост, могут услышать.

— Ну и что?