закрыть ему рот. Ладонь он с удовольствием поцеловал. — Виноват, первый был я.

— Ну тогда ты обязан его развлекать.

— Нет, не обязан. Я не умею развлекать рептилий. И не желаю. Я умею и желаю развлекать тебя. Пусть свинчивается обратно. Вот выну у него изо рта апельсин и скажу, чтобы проваливал ко всем чертям.

— Вот вынь и скажи.

— Я раздумал. Освобождать пасти рептилий от фруктовых затычек — женская привилегия.

Валентина погрозила люминесцентному удаву пальцем:

— Искушение не состоится. Сгинь!

Удав поморгал розовыми глазами, съежился и угас.

Птица, силуэтом похожая на павлина, перестала кричать, развернула веером хвост — перья вспыхнули языками лучистого пламени. Мягко прозвучал женский смех. И голос:

— Добрый вечер, молодые люди!

— Вечер добрый, — ответила Валентина.

Щурясь, он с удовольствием разглядывал пламенеющее костром изделие мастеров светотехники. Или светопластики — он плохо в этом разбирался. От Жар-птицы, как от костра, исходило тепло, с перьев сыпались искры. У нее были яркие голубые глаза и благодушно-степенная походка, как у добрейшего Ван- Ваныча, преподавателя теории опорных траекторий. Чинно вышагивая, голубоглазое произведение светопластического искусства нежным голосом пообещало:

— Ай да повеселю вас, молодые люди, ай да распотешу!..

Он переглянулся с Валентиной.

— Сударыни, — обратилась к птице Валентина, — вы меня извините, но здесь я вынуждена просить вас опустить занавес.

— Да, — подтвердил он смущенно. — Извините, торопимся.

Огнеперое днво застыло на одной ноге и перестало сыпать искрами.

— Вырубай Феникса, Митя, — прогундосил кто-то из-под скамьи унылым тенором. — Клиент… одно расстройство. Это ему не по вкусу, то ему надоело, здесь он торопится. Пусть идет к… куда ему надо.

— Лимон ты, Эдик, пополам с верблюдом! — жизнерадостно отозвался Митя (голос шел откуда-то сверху). — Ну критикнули твоего червяка — так вполне поделом! Знаем сами — кривы сани. К чему маневры?! Шедевры надо создавать, шедевры!

— Не могу я с такими работать, — упорствовал подскамеечный тенор. — Мне пластику надо держать, а они полемику развели. У меня от них уже в правом ухе звенит. И в левом.

— Некстати это у тебя, — с сожалением сказал Митя. — Я собирался вывалить на них весь сундучок бабушки Серафимы.

Они с Валентиной подняли головы кверху. Жар-птица угасла, и было слышно, как Митя вздохнул где-то там — в темноте березовой кроны. И вдруг негромкий смешок:

— А гениально мы их подсекли на светляках и пантерах!..

— Мальчики, — сказала Валентина, — было все интересно. С удовольствием поглядели бы ваше искусство, но увы, мы элементарно проголодались. Голодное брюхо к искусству глухо. Учтем на будущее.

— Вы впервые в саду неожиданностей? — полюбопытствовал голос Мити.

— Мы впервые в этом парке. И вообще — в Новой Ляле.

— Ах, значит, из Центра!.. Эдик, у нас в гостях небожители. Рожденным летать ты подсунул рожденного ползать. Чем прикажешь загладить вину?

— Дмитрий, отстань. Люди голодны, а до «Уюта» без малого километр.

— Не скучай работой, а скучай заботой… Скажите, вам удобно было на этой скамье?

— Да, — ответила Валентина. — Мы отдохнули и теперь отлично дойдем.

— Нет, вы поедете! — Жутко свистнув, Митя позвал: — Зара! Бара!

Пантеры откликнулись рыком. Угольно-черные силуэты и две пары зеленых светящихся глаз возникли перед скамьей. Он почувствовал, как по ногам мягко скользнул тяжелый хвост, и на всякий случай подтянул ноги на приступок скамьи.

— Как вы это делаете? — спросил он.

— Секрет фирмы, — небрежно обронил Митя. — Рекомендуем посетить заповедник фантасмагорий и уголок Бажова — неделю в себя не придете… Итак, до свидания! Нет-нет, пока не надо вставать, я собираюсь произнести магические формулы ужасных заклинаний. — Шутейным голосом чародея Митя проговорил: — По щучьему велению, к вашему недоумению… Зара, Бара, бзыс бой!

Раковина скамьи внезапно качнулась под ними и вслед за пантерами лихо вырулила на середину ковротуара. Смех Мити, жизнерадостный крик:

— Синхронной безекции! Приятного аппетита!

— Спасибо! — догадалась выкрикнуть Валентина.

Аспидно-черные кони-звери шли на рысях, до автоматизма синхронно перебирая лапами. По обеим сторонам аллеи химерическую упряжку сопровождала пульсирующая волна вспышек, и в трепетном свете блиц-фонарей было видно, как на антрацитово-глянцевых спинах леопардорикш вздувались и опадали под шкурой мускульные бугры. Редкие парочки прогуливающихся жались к обочине, но почти никто из них не смотрел на необыкновенный транспорт. Валентина поправляла сбитые ветром волосы и никак не могла удержаться от хохота. Он был рад за нее.

Во время внезапного старта ей было заметно не по себе, а теперь на нее снизошло очень веселое настроение. Неудержимо-заливистый смех Валентины был для него откровением.

А потом, когда они, приятно возбужденные увеселительной ездой, ужинали в павильоне действительно уютного кафе «Уют», он заприметил в глазах Валентины озорную лукавинку и подумал, что такого во всех отношениях безмятежного дня у них, пожалуй, еще не бывало. От этой мысли ему сделалось невыразимо уютно. Он понял, что влюблен в эту женщину по уши и навсегда. Низко подвешенные над столами большие роскошные лампионы давали мягкий свет, на подсвеченный снизу овал танцплощадки невесомо падали радужные пузыри вперемешку с зелеными искрами. Сквозь решето стен то и дело врывались внутрь павильона отсветы полыхающей где-то в парке феерии светотехнических чудес, и в эти мгновения стеклянные детали интерьера вспыхивали мириадами разноцветных огней. Музыкальная машина без пауз грохотала новинками модного ритма «конта-модерн» — публика была довольна. Почти все танцевали. Он ждал, когда Валентине захочется танцевать. Ей не хотелось. Почему? Есть причина — перед отъездом сюда она консультировалась с медикологами. Нет, не надо тревожиться, она абсолютно здорова. Дело в другом. Дело совсем в другом… Он догадался: «Великое небо! Ты… Это правда?» Она кивнула: «У нас с тобой будет дочь». — «И ты об этом так… прозаично!» — «Да? А как я должна? Стихами?» — «У нас будет дочь! К чему маневры?! Пусть слышат и знают все! Шедевры!..» — «Андрей, не дури. Соседи уже обращают внимание.» — «Калинка-малинка моя Валентинка!..» В голове царил радужный беспорядок. Потом все это вдруг прошло. Он почувствовал себя отцом, главой семейства. Рядом сидела жена, мать его будущего ребенка, и надо было эту будущность трезво осмысливать. Мешала музыка. Пойдем, мать, отсюда. Поедем на монорельсе и через десять минут будем дома. Жаль, что нельзя уехать прямо за этим столом. Зара, Бара, бзыс бой!..

Их первый семейный дом светился на территории Центра широкими окнами. Круглое семиэтажное здание, роскошное, как свадебный торт. Над зданием висела слегка ущербная луна. По дороге к дому он бережно вел Валентину под руку. Она глядела на луну и рассеянно улыбалась. Где они будут жить? Она сказала, что согласна жить там, где он пожелает, и работать там, где для них будет удобное — хоть на Луне. А как же аспирантура? Она сказала, что закончит аспирантуру без отрыва от производства. Что же касается имени для будущей дочери, то выбор она уже сделала и просит его это имя одобрить, поскольку оно пришлось ей по вкусу. Да? А какое имя пришлось ей по вкусу? Она сказала. Он одобрил. Имя красивое, но почему именно Лилия? Потому что на счастье. Потому что ей доводилось встречать лилейные знаки на форменной одежде наиболее уважаемых деятелей космофлота. Так что ботаника сливается здесь с космонавтикой. Ей хочется, чтобы имя дочери было не просто именем, а несло бы в себе смысловую нагрузку, способную пробудить у отца хотя бы слабую тягу к тщеславию. Будущему папаше капелька тщеславия не повредит. Кстати, каково конкретное назначение золотого лилейного символа на эмблеме? Он