могущий предвидеть будущее. Какой же он вещий, если не предвидел своей смерти от укуса змеи? И все равно русичи верят.

Григорий понимал, что будет сложно, но не ожидал, что настолько.

Елена (Григорий упорно звал княгиню ее христианским именем) мечется между язычеством и истинной верой. Неудивительно: трудно победить то, что человек впитал с молоком матери, но священник надеялся, что разум подопечной скорее возьмет верх. Он мысленно остановил себя: какой разум? От княгини требуется как раз наоборот — вера, а та пытается все понять. Что делать? Взывать к разуму, чтобы поскорее отбросила языческие привычки? Тогда она вообще перестанет верить, и так требует во всем подтверждения, без такового признает только Деву Марию. Стараться заставить не размышлять тоже нельзя, это не просто женщина, она княгиня, от которой многое зависит. Григорий сам давал княгине очень много советов по обустройству Руси, надеясь, что вместе с этим обустройством удастся распространить по дальним городам и весям истинную веру.

Пока все тщетно, княгиня сидела за мужем и только в Вышгороде применяла свои новые знания. Что будет теперь? Хорошо или плохо, что Ольга пришла к власти во всей стране? Сможет ли она удержать не только эту власть, но и Русь от распада? Святослав правит лишь Новгородом, но там сильна не княжеская власть, а сам город. Что будет с Русью?

Священник поймал себя на том, что думает об этой стране, как о своей собственной. Стал русичем? Григорий вздохнул, да, эти способны перемолоть кого угодно. В последние месяцы он с княгиней почти не общался, та избегала разговоров, видимо, мучило воспоминание о сожженном Искоростене. А поговорить было очень нужно. Если Ольга станет правительницей, похоже, она к этому рвется, то и христианским церквям на Руси стоять! Правительница-христианка, да еще и крещенная в Константинополе самим патриархом, — о таком можно только мечтать. Священник вдруг осознал, что должен всячески влиять на свою подопечную, чтобы та не передумала, чтобы у нее хватило сил взять Киев и всю Русь под себя. У Григория от осознания открывающейся перспективы даже закружилась голова. О чем только он думал последние месяцы?! Страдал из-за жестокости, совершенной княгиней, молился о спасении ее души. Все это хорошо, но он забыл, что Ольга княгиня, забыл, что она просто берет таким способом власть в свои руки!

Григорий даже взмолился: «Господи, не дай ей сбиться с пути истинного!», имея в виду совсем не возможные новые расправы в земле древлян. В голове билась одна мысль: «Ольга должна стать правительницей Руси!» Священник поймал себя на том, что в который раз за этот вечер назвал княгиню не Еленой, а, как все, Ольгой. Господь с ним, с именем, пусть хоть как зовется, главное, чтобы стала правительницей! Эта женщина может, она справится… Сгорела вторая свеча и даже третья, а Григорий все мерил ложницу шагами, взволнованно сжимая кисти рук. Вот оно! Это его миссия, Господь смилостивился, Господь помог! С этой женщины начнется распространение христианства на Руси, и он, Григорий, окажется причастен к великому делу.

В тишине киевского терема едва слышно прозвучало:

— Благодарю, Господи!

Жесткие, колючие ветры завывали, раскачивая голые верхушки деревьев, переметали наезженные полозьями саней колеи, заносили звериные следы, норовили забраться под одежду людям, под мех к животным, выстудить, заморозить все вокруг. Но когда ветры стихали, становилось еще холоднее, точно сам ветер замерзал на лету. Все застывало, скованное морозом.

Волки не любили и боялись ясных лунных ночей: зимой они сулили мороз, заставляли животных прижиматься друг к дружке и выть. Их протяжный вой, в свою очередь, сжимал страхом сердца оказавшихся в лесу людей. Лошади тревожно всхрапывали, собаки, что постарше и покрепче, яростно дыбили шерсть на загривках и глухо рычали, а те, что поменьше, жалобно повизгивали от страха.

В ту зиму стая учуяла в своем лесу непривычно много людей. Это было тревожно, и вожак поспешил увести волков подальше. Не послушалась только молодая, еще не поседевшая волчица. Она переживала то, что и каждый волк: страх и острое желание жить, но нутром чуяла, что рядом с этой опасностью будет чем поживиться. Голод притуплял чувство опасности. Волчица вторые сутки шла по следу людей, боясь слишком приближаться, однако от людского жилья так соблазнительно пахло. Люди двигались днем и останавливались ближе к ночи, привязывали лошадей, ставили шалаши и шатры, разводили огонь. Они мало охотились и совсем не интересовались волчицей, не ставили капканов.

К концу второго дня волчица не выдержала и подобралась ближе к стоянке с подветренной стороны. Ветерок, хотя и был несильный, помогал зверю держаться необнаруженным, чуя при этом все, что происходит у людей. Те готовились ко второму ночлегу. Волчица уже больше не могла голодать и решилась в эту ночь добыть хотя бы что-то. Она не выла, не подходила по ветру и была очень осторожна. Легко скользнув между кустов, появилась чуть в стороне от костров и замерла. У самой кромки огня стояла женщина и смотрела на нее. Остановились как вкопанные и та, и другая.

Из лесной чащи, из темноты на княгиню смотрели желтые волчьи глаза, было еще не очень темно, но свет костра очерчивал круг, делая наступающую ночь гораздо чернее, а блеск глаз хищницы ярче. Ольге достаточно было сделать шаг назад, и она оказывалась в круге света, но княгиня продолжала стоять неподвижно. Сердце в груди гулко билось, однако страха не было. Синие глаза женщины смотрели в желтые глаза волчицы. Той тоже было достаточно сделать один бросок, чтобы впиться в горло жертвы, а там будь что будет. Казалось, они смотрели друг на дружку бесконечно долго, но тут позади женщины послышались голоса, подходил кто-то из дружины. Ольга поневоле оглянулась, а когда повернулась обратно, волчицы уже не было.

Княгиня никому не стала говорить о встрече с волком, она понимала, что поступила опрометчиво, отойдя от огня одна и безоружной, все же они второй день идут по лесам, стараясь по требованию самой Ольги не тревожить древлянские селения. Княгиня не стала входить в Искоростень, и в Малин, город князя Мала, тоже, шла сразу к Овручу, понимая, что уцелевшие древляне там. Хотя древляне и разгромлены, они не перебиты и могут снова оказать яростное сопротивление. Никто не понимал желания Ольги снова пройти по древлянским землям, даже Святослав. Он не отговаривал мать, сознавая, что та что-то задумала, но и не пошел с ней. Княгиня не настаивала, пусть князь лучше будет в Киеве, опасно оставлять там одного Свенельда. Варяг взял слишком много власти, у него сильна дружина, и воевода точно диктовал волю князю Игорю. Ольга беспокоилась, чтобы и Святослав не попал под влияние жестокого хитрого варяга. Но сейчас главное не это, сейчас для княгини главным было навести порядок на подвластных ей землях.

Ольга поймала себя на том, что думает о землях, как о своих, отодвигая в сторону сына. Князь Святослав хороший воин, но он молод, мало понимает в хозяйстве, кроме того, они с Игорем столько лет продумывали, как все устроить на Руси, но князю всегда было недосуг, мешали то дальние походы, то пустая казна. Княгиня вздохнула: откуда казна может быть полной, если чуть не всю дань забирал себе Свенельд? Князю и то доставалось меньше. А жестокость варягов настраивала против племена русичей, их приходилось то и дело примучивать. Поход на Византию дал много золота и паволоков, но Игорь не сумел добиться, как когда-то князь Олег, укладов на все города, снова большая часть досталась дружине, конечно, Свенельдовой. Остальные были недовольны.

Княгиня вздохнула, глядя на звездное небо. Ей не спалось, но стоять вне шатра было студено, мороз пробирался под меховую накидку. Возвращаться в шатер и забираться под теплые шкуры не хотелось, Ольга подошла к костру. Отроки, сидевшие у огня, расступились, пропуская поближе к теплу свою княгиню. Ей удивлялись все, немолода уже, чего ей в тереме не сидится, не захотела замуж за Мала, верно сделала, но древлянам отомстили, на то есть Свенельд и Святослав со своими дружинами, чего же женщине снова идти примучивать непокорных? Непохоже, чтоб примучивать шла, обходит те места, какие Свенельд уже пожег, а куда идет, не говорит.

Когда Ольга подошла к костру, разговор, что шел между дружинниками, сразу стих. Княгиня понимала, что при ней люди беседовать не станут, и потому начала говорить сама. Надменная Ольга вдруг стала объяснять своим отрокам, что хочет установить для древлян, да и для остальных постоянную дань и места,