— Так, теперь у тебя дивные красные глаза, похожие на две оспины, — заметил он, а она распустила свои длинные волосы, и в плаще из этих волос он повалил ее на постель…

Они лежали на спине, уставившись в потолок.

— Одна императрица, не знаю точно, какая именно, говорила, что самый прекрасный вид открывается на потолок. Согласна, но только пока занимаешься любовью. А потом этот вид становится печальным, даже если, как в твоем доме, на потолке изображены птицы и цветы, словно это курятник… Теперь мы с тобой молодожены, не так ли?

— Да.

— Я видела столько пар, которые совершают ошибку за ошибкой. Одну глупее другой. А как нам избежать глупостей в браке?

На эти слова Кантемир ответил:

— Просто постоянно имей в виду, что я, твой муж, не виноват в том, что ты женщина. И все будет в порядке…

Георгина не услышала его слов, потому что в этот момент тонула в сон…

Проснулась она первой, так же как первой и заснула. Лежала и смотрела на него, огромного, прекрасного, нагого. Пока он спал, его полудремлющие пальцы ползали по его телу с каким-то древним, насчитывающим вот уже несколько тысячелетий, проворством. В полусне он теребил свои волосы и обгрызенными ногтями почесывал и скреб мозоли, родинки и утолщения кожи во власти какого-то атавистического инстинктивного порыва прамужчины, который во сне становится гораздо ближе к животному, чем к женщине… Вокруг его члена, у самого корня, виднелось красное кольцо. Георгина так и не поняла, что это — ее губная помада или кровь.

— Кантемир, Кантемир! Мы опоздаем в театр! Наверняка пятое действие уже кончилось!

— Ни в коем случае, — сказал он, пробуждаясь, — сейчас только началось третье…

Он окончательно проснулся, вернулся из праистории в настоящее и распорядился накрыть на стол. Когда их пригласили обедать и подали первое блюдо, Георгина безошибочно угадала его состав и дальше, до конца трапезы, с детской радостью перечисляла и остальные компоненты:

— Три яйца, одно из них перепелиное… петрушка, говядина… жар горящей виноградной лозы… вода, морская… Бесподобно… Угадай, что мне приснилось?

— Когда?

— Только что… Я быстро погружаюсь в сны. Мне снилось, что я никак не могу выйти замуж и что у меня нет поклонника. А смотри-ка, вот я и замужем, и ты у меня есть. Кто же во мне видел этот сон?

— А ты подумай! Или тебе снятся твои вчерашние сны, или ты с кем-то поменялась. Если вспомнишь, кто бы это мог быть, достаточно позвонить ему по телефону, и — оп! — все вернется в норму.

Георгина встала из-за стола, вышла в холл, где стояло женское седло, рядом с которым висел телефон. Трубка была из зеленого камня, всегда холодного. Она уселась в седло, набрала номер и сказала в трубку:

— Слушай меня внимательно, сестричка. Я видела во сне ту самую чайную, в которую никогда не хожу и где ты вечно болтаешься со своей школьной компанией. Во сне я прочитала на вывеске, что она называется «Голубой дым». Я там не была ни разу, а ты была. Следовательно, и само заведение, и его название могли возникнуть только в твоем, а никак не в моем сне. И ясное дело, я поняла, что это значит. Будь так любезна, прекрати посылать мне свои сны и красть у меня мои. Достаточно! Я тебе задам, когда вернусь…

И Георгина положила трубку «Так, этот вопрос решен», — рассудила она и спросила у Кантемира:

— Когда ты поделишься со мной твоими знаниями? Как это, ты говорил, называется…

— Сперма?

— Да нет, ты же больше не потеешь, когда находишься рядом со мной. Я про другое. Про то, что по- латински и связано со стихами.

— Версификация? — Да!

— Ну, это несложно. Правда, тебе придется запастись терпением, потому что сначала идет теоретическая часть, введение, и только потом практические занятия.

— Если ты собираешься учить меня сочинять стихи, то об этом не может быть и речи.

— Не собираюсь. Тебе не придется писать самой, возьмем в качестве примера стихи, созданные две с половиной тысячи лет назад. Их написала женщина. Она была красива и жила очень давно на одном дивном острове, который называется Лесбос.

— И звали ее Сапфо, — добавила Георгина, — видишь, я знаю.

— Она изобрела прекрасную строфу из четырех строк на греческом языке. Древние греки измеряли не только время и расстояние между Землей и другими небесными телами, они измеряли и продолжительность звучания слов. Именно это, последнее, было им важно для построения стихов. Они с равным мастерством строили и корабли, и стихи. За основу брали правильную смену долгих и кратких слогов.

— Кантемир, все это слишком запутанно. Если ты продолжишь, я снова засну и мы опоздаем в театр… Я ничего не понимаю из того, что ты говоришь.

— Ты все поймешь, просто еще немного потерпи… Гроздья из двух или трех фрагментов слов, то есть слогов, называются стопами. Такие стопы имеют свои имена, которые прекрасно звучат и по сей день: например, двухсложная стопа с одним долгим слогом и следующим за ним кратким, то есть с одним ударным и одним безударным, называлась «трохей», или «хорей».

— А какое слово звучит как трохей? Папа?

— Правильно. Идем дальше. Трехсложную стопу, которая содержит один долгий и два кратких удара, или один ударный и два безударных слога, они назвали «дактиль».

— Кантемир!

— Ты отлично все схватываешь, видишь, это несложно… Сапфо из таких строк составила строфу, которая используется в поэзии до сих пор и носит ее имя…

Тут Георгина прервала лекцию, встала из-за стола и повела Кантемира в постель.

— У нас не так много времени, чтобы заниматься теорией, — заметила она.

— Ты права, — согласился он. — Сапфо проводила практические занятия и в постели.

И тут Кантемир продемонстрировал ей, что означает сапфическая строфа на практике: он начал с одного долгого, сильного удара, который, как показалось Георгине, проник до самого ее горла, после чего последовало одно короткое, неглубокое вхождение. Потом он повторил все еще раз.

— Итак, это были два трохея, — сказал он и продолжил одним мощным, глубоким проникновением, за которым последовали два коротких и комментарий, что это называется «дактиль».

— Это было хорошо, — прошептала она.

Потом снова последовали два трохея, и таким

образом первая строка была доведена до конца. Все это повторилось еще два раза, в несколько более быстром темпе, а затем Кантемир прошептал:

— В конце следует строка, которая называется «адонийский стих».

Но тут Георгина выкрикнула:

— Быстро еще один дактиль! Они мне нравятся больше всего!

И он вошел в нее один раз медленно и глубоко, потом два раза быстро и, наконец, нанес ей жесткий и продолжительный удар, а за ним один мелкий. Так Георгина кончила, и одновременно закончилась сапфическая строфа.

— Теперь ты понимаешь, какое послание к нам содержится в стихах Сапфо?

— Да! Это ее советы о том, как заниматься любовью. Любовный урок с острова Лесбос. Прекрасный урок. Но эти стопы написал ты. Как это делала она, женщина?

На это Кантемир продекламировал: