угодить в жирную утку. Впрочем, первое впечатление еще ничего не значило, и мне предстояло самому оценить степень безопасности этого нового мира.

Чувствительность к моим барабанным перепонкам все еще не вернулась, зато зрение служило по-прежнему исправно. Ближайший ко мне край льдины вплотную примыкал к высокому каменному зданию весьма утилитарного вида. Эдакий многоэтажный барак безо всяких признаков украшательства – улей для самого непритязательного человеческого роя. Угол его серой стены был вскрыт сверху донизу, и я мог видеть винтовые лестницы, закопченные потолки, какие-то ржавые решетки и выходящие на противоположную сторону полукруглые окна. В самой нижней клетушке располагалось что-то вроде мясной лавки (по крайней мере так мне тогда показалось). Среди развешанных на крючьях ободранных туш – каждая побольше бараньей, но поменьше телячьей – в позе крайнего удивления застыло существо вполне человеческого вида с ножом в руках. Лезвие ножа было косо срезано почти у самой рукоятки и сейчас, судя по всему, вместе с исчезнувшей частью здания и всем остальным, что раньше находилось на месте моей льдины, тонуло в соленом океане Леденца. Дверь в лавку пропала вместе со стеной, и мясник оказался как бы в нише, из которой был только один выход – на лед. Но на лед он не хотел, а пялился на меня как агнец на волка и непосредственной опасности, даже принимая во внимание обломок ножа, явно не представлял.

На всякий случай дружески помахав ему рукой (он немедленно ответил тем же), я обернулся в другую сторону. Точно такие же серые, скупо снабженные окнами, но неповрежденные громады подковой окружали льдину. Дальний ее край соседствовал с пустырем, образовавшимся, очевидно, в результате пожара. Именно оттуда ко мне приближался неуклюжий многоколесный экипаж, за которым следовала густая цепь одинаково одетых и, несомненно, вооруженных людей. Меня всегда шокировало излишнее внимание к моей особе, тем более что быстрота, с которой явилась эта публика, и слаженность их действий свидетельствовали о наличии заранее отработанного плана. Чтобы убедиться в этом, достаточно было взглянуть по сторонам. Промежутки между зданиями были уже перекрыты, а вдали маячило несколько бочкообразных машин, аналогичных первой. Мне они почему-то сразу очень не понравились.

Бежать скорее всего было уже поздно. На поверхности льдины, края которой начала заливать вода (видно, сюда перенеслась и частичка океанской бездны), я был заметен как апельсин на березе. Я не до конца понимал намерения людей, методично и споро окружавших меня, но по крайней мере потолковать с ними стоило. Если меня собираются арестовать – заранее согласен. А если хотят возвести на престол или провозгласить живым богом, решительно отказываюсь. Не по моему нынешнему профилю.

Экипаж, от которого почему-то явственно тянуло брагой, уже подкатил к границе, разделяющей серое и белое. Из-под его днища ударила длинная струя коптящего пламени, прокатившаяся через всю льдину.

Вот это настоящее откровение! Гостей здесь, оказывается, просто-напросто сжигают, не позволяя им представиться или сказать что-либо в свою защиту. Ожидая получить в спину следующий испепеляющий заряд, я бросился к единственному доступному убежищу – лавке мясника. Но огненный смерч, прокатившись намного левее, вдвое расширил черную полосу, на которой что-то еще продолжало гореть, разбрасывая смоляные искры. Значит, целились не в меня лично. Из такого оружия да с такой дистанции промахнуться просто невозможно. Неведомые мне огнеметчики выжигали все чужое, проникшее в их мир, не делая особой разницы между людьми и микробами. Очередь, конечно, дойдет и до меня, но не сразу. Это работают не маньяки-пироманы, а санитары-дезинфекторы. Завтра здесь будет гладкая и, возможно, даже замощенная площадь. Я же обращусь в уголь уже сегодня.

Со всех ног я влетел в лавку (черная закопченная полоса к тому времени покрывала уже добрую половину льдины) и, на всякий случай выбив у мясника нож, спешно занялся возведением баррикады из мясных туш. Сработанная из столь экзотического материала стена (как мне помнится, только викинги имели привычку укрываться за валом из свежезарезанных коров) вскоре достигла потолка. Недавно освежеванные туши прилегали друг к другу достаточно плотно, почти не оставляя щелей. Удар пламени мое сооружение приняло не дрогнув – только снаружи заскворчало да сильно запахло подгоревшими бифштексами.

Тем временем я быстренько обследовал все закоулки этой каменной мышеловки. Ничего – ни черного хода, ни окон, ни подвала! Огонь вновь лизнул импровизированную стену – на этот раз уже прицельно. Мной занялись персонально.

Что же предпринять? Давно я так глупо не попадался. Можно, конечно, продержаться час или два, но это лишь растянет агонию. До меня все равно доберутся. Или изжарят, или еще какую-нибудь пакость устроят. Уж очень настырный народец здесь проживает. Если что, они и дом этот на кусочки разнести не постесняются.

Словно в подтверждение моих мыслей снаружи в глухую стену ударили чем- то тяжелым с такой силой, что в лавке загудело как в колоколе. После следующего удара между грубо обтесанными глыбами, из которых было сложено здание, побежали первые трещины. Таран или нечто его заменяющее бил с размеренностью метронома и неотвратимостью злого рока. Вся лавка наполнилась пылью, а сверху мне на голову посыпалась всякая труха. Она-то и подбросила мне спасительную мысль.

Из чего, интересно, сооружаются здесь межэтажные перекрытия? Полумрак и приличный слой копоти не позволяли определить это визуально. Но, исходя из общего впечатления о конструктивных особенностях здания, можно было предположить, что до железобетонных панелей в этом мире еще не додумались. Будь потолок сработан из камня, он скорее всего имел бы сводчатую форму. Значит, остается дерево. Даже если это дубовые доски толщиной в пядь, я разнесу их в щепки. Что-что, а труд лесоруба мне не в новинку.

Мясницкий топор я приметил еще раньше. Лавочник с готовностью помог мне водрузить одну разделочную колоду на другую. Взобравшись на верхнюю, я принялся энергично рубить потолок (действительно оказавшийся деревянным), невольно попадая в такт ударам тарана. В несколько приемов одолев три довольно хлипких доски, я едва успел уклониться от хлынувшего сверху потока песка, перемешанного с опилками. По тому, как изменился звук ударов в стену, стало ясно, что она долго не устоит. Я рубил половицы верхнего помещения – для этого топорище пришлось перехватить за самый конец, – когда в лавку сбоку ворвался узкий луч тусклого света. Началось соревнование на скорость.

Пока таран нанес четыре удара, я успел сделать шесть. И в то и в другое отверстие теперь мог пролезть человек. Я знаком подозвал мясника, и тот, вскарабкавшись на колоду, подставил мне руки. Едва я успел уцепиться за края проделанной в потолке дыры, как что-то похожее на шарик для пинг-понга, пролетев через всю лавку, тюкнуло моего невольного помощника в щеку. Предмет этот оказался хрупким, как голубиное яйцо, но своей эффективностью превосходил пули дум-дум. Полголовы мясника превратились в кровавую кашу, и он рухнул на пол таким же бездыханным, как и разбросанные повсюду выпотрошенные туши. Следующий загадочный снаряд угодил мне в ляжку за миг до того, как я покинул злосчастную лавку. Боль была такая, словно ногу окунули в горящий напалм. Скрежеща зубами, я доковылял до винтовой лестницы и взобрался на третий этаж. Попадись мне сейчас кто-нибудь из местных вояк, топору нашлась бы работа, вполне отвечающая его первоначальному назначению.

Соединявшая этажи лестница тоже была деревянной, и я без труда вырубил из нее целое звено. Теперь можно было заняться осмотром раны. В левой брючине и во всем, что было надето под ней, зияла огромная дыра, словно прожженная серной кислотой, но моя плоть кое-как устояла, хотя и выглядела как вареное мясо (и это при моей-то дубленой шкуре!).

Сверху я отлично видел льдину, выглядевшую как озеро природного асфальта. Поверхность ее была абсолютно черна и продолжала куриться сизым дымком. Огнеметная машина находилась на прежнем месте и, словно обленившийся дракон, время от времени выпускала прямо перед собой негустую струю пламени. Оцепление также не покидало своих позиций, но от льдины старалось держаться в стороне.

Дальше расстилался город – серый каменный город под серым каменным небом.