Мария. — Ты ни капельки не изменилась! Могу поклясться, иной раз я уверена: на таких сборищах ты и меня не замечаешь, собственную мать. Ты смотришь сквозь меня. От этого мурашки идут по коже. Случалось, я улыбалась тебе, а ты, видимо, не замечала. Это было бы забавно, если бы не было так страшно… Право же, Элина, на днях у Адлеров ты выглядела точно сомнамбула, как если бы ты… ну, мне не хочется произносить это слово…

— Что, ты была там? Я тебя не видела.

— Да, я была там, и я видела тебя. Я старалась всех видеть — этого требует вежливость… Вот зачем ты сейчас ковыряешь ручку кресла? Раньше ты никогда так не нервничала… ты же портишь полировку… Посмотри на меня, милочка. Почему у тебя такой странный взгляд?

Элина испуганно подняла на нее глаза.

— Тебе надо больше спать. Я-то думала, что брак успокоит тебя — ты ведь шла прямиком к беде… слишком ты была всегда красива, чтобы быть счастливой, и как же тебе повезло, что такой человек, как Марвин Хоу, стал твоим мужем. Тебе необходим такой человек, кто-то очень сильный и умный и… Мужчины не пристают к тебе, Элина? Я заметила в тот вечер, как Барни Адлер лип к тебе и этот отвратительный Уилл Данбар, этот, как его там, изобретатель, с которым судятся все эти вдовы в Сагино!.. Можешь не сомневаться, Марвин это тоже заметил, он ничего не упускает из виду. Никогда не поощряй этих мужчин — скажешь что-нибудь не то, милочка, а они тут же и распалятся, и жены у них такие старые… Боже мой, Элина, чуть не забыла! У меня же для тебя удивительная новость, а я чуть не забыла тебе сказать… Я помолвлена и собираюсь замуж.

— Что — замуж?.. Помолвлена и собираешься замуж?

Мария рассмеялась при виде удивленного лица дочери.

Она повернула к ней фотографию в рамке — мужчина лет шестидесяти, тонкое, красивое лицо с очень светлыми водянистыми глазами, жесткие, словно перетравленные краской, волосы аккуратно расчесаны на пробор.

— Его зовут Найгел Сток. Он живет в Лондоне, Элина, он англичанин, чудесный человек, с которым у меня много общих интересов… Он судостроитель, удивительно, да? Почему-то я не думала, что в мире еще есть люди, которые занимаются судостроением. Он человек очень преуспевающий, тебе он понравится, когда мы соберемся все вместе.

Дату свадьбы мы еще не назначили, но я заранее поставлю тебя в известность. Ну, как, удивлена?

— Да, удивлена, очень удивлена, — сказала Элина, пристально глядя на фотографию. — Я и понятия не имела, что…

— Ты, наверное, считаешь диковатым то, что твоя мать в таком возрасте влюбилась и решила выйти замуж, — со смехом заметила Мария.

— О нет, я очень рада за тебя… я… — медленно произнесла Элина. Она разглядывала фотографию. Потом сказала: — Знаешь, мама, он выглядит… Он похож на моего отца. Он в точности похож на моего отца.

— На кого?

— На моего отца. Твоего мужа.

Мария взяла у дочери из рук фотографию и уставилась на нее.

Минуту спустя, сердито насупившись, она отрицательно покачала головой.

— Нет, ничего подобного. Никакого сходства ни с ним… ни с кем бы то ни было вообще… Он, мистер Сток, ведь англичанин, чистокровный англосакс. Да и вообще, Элина, ты не можешь помнить, как выглядел твой отец: я сама его не помню.

— А я его помню, — стояла на своем Элина.

— Ну как ты можешь его помнить?

— Я все помню, — сказала Элина.

— Элина, ты сегодня так странно себя ведешь… Я даже думаю, ты ли это? Ты же просто не можешь помнить, как выглядел твой отец, если с тех пор прошло столько лет.

— Я помню снимок в газете того человека, который выиграл в Ирландский тотализатор, — сказала Элина, — и… а ты еще была очень расстроена. Ты показала мне на того, который на снимке стоял рядом с выигравшим, и сказала, что он похож на моего отца, разве не помнишь? Ты тогда была очень расстроена, и тот человек в газете, — а это был снимок, сделанный в баре, где стояло несколько мужчин, — этот человек выглядел в точности как мистер Сток…

Мария зло рассмеялась.

— Твой отец никогда в жизни не играл в Ирландский тотализатор! Этому психу вообще не везло и… и… У нас с тобой получается какой-то неприятный разговор…

— Мне очень жаль, — сказал Элина.

— Судя по твоему виду, этого не скажешь.

— Извини, мне очень жаль, — повторила Элина.

Минута напряженного молчания, и обе улыбнулись. Мария, вдохнув с облегчением, словно кризис миновал, рассмеялась и легонько хлопнула в ладоши.

— Ну вот!.. Так ты пожелаешь мне счастья, милочка? Чтоб этот брак был более удачным, чем первый?

— Да, — сказала Элина.

Мария вдруг потянулась через стол и завладела рукой Элины. Крепко сжала ее.

— Обещаешь приехать на мою свадьбу, Элина?.. С Марвином? Ты не отвернешься от меня, нет?

— Конечно, нет, — тепло сказала Элина.

— И не станешь распространять про меня всякие странные, отвратительные небылицы, нет?

— Нет, — сказала Элина.

— Потому что, ну, какой прок что-то выдумывать или даже вспоминать? Если углубляться в прошлое, как это делают историки, — я имею в виду профессиональные историки, — можно ведь постараться и подправить его. А иначе к чему в него углубляться?

Элине не пришло в голову, как на это ответить.

В тот же день, попозже, Джек позвонил ей. Он сказал, что едет в Ист-Лэнсинг по делу и хочет, чтобы она поехала с ним.

Элина изумилась.

— Я что-то не понимаю, — сказала она.

— Я хочу поговорить с тобой, — сказал он. — И потом я не хочу ехать один: я чувствую себя неуверенно и боюсь, как бы не произошло аварии.

— Но, Джек…

Оба замолчали. Элина лихорадочно думала, пытаясь представить себе, что случилось, чего он хочет.

— Я должен быть там по одному делу об апелляции, и мне б хотелось, чтобы ты поехала со мной — просто поехала, — сказал он. — Хорошо?

— Но я не могу… я не думаю, чтобы я…

— Можешь быть готова через полчаса?

— Я не могу с тобой поехать, — сказала Элина.

— Почему не можешь?

— Потому что я… Джек, я не могу. Не могу.

— Я это запомню, — сказал Джек.

И повесил трубку.

Больница была шумная и старомодная, и Доу лежал один в палате только потому, что его сосед — пожилой мужчина — умер накануне. Кровать после старика была поставлена стоймя, матрац свернут; марлевая ширма по — прежнему отгораживала Доу от этой половины комнаты. Правда, его кровать стояла далеко от окна, и он не пытался смотреть в ту сторону.

Вблизи он выглядел моложе своих лет. Лицо его, казалось, сплошь состояло из углов, впадин и срезов; глаза были огромные, запавшие. Ему было двадцать семь лет, а Элине он показался не старше двадцати, несмотря на бритую голову и суровый, аскетический вид, который придавали ему белые бинты и